Тема данной работы является одной из важнейших и сложнейших, вечно актуальных в мировой культуре. Каждый философ, общественный деятель, писатель размышлял над вопросом воспитания человека. Не являются исключением и русские национальные гении XIX века — Лев Николаевич Толстой и Федор Михайлович Достоевский, жившие, мыслившие и творившие почти в одно время, но никогда в жизни не встречавшиеся. Толстой начал свой творческий путь с автобиографической трилогии «Детство. Отрочество. Юность» (1852-57гг.), где очень обстоятельно проанализировал этапы становления, развития человека, выявив общие, характерные для всех людей черты и сложности этого процесса. У Достоевского на эту тему написан роман «Подросток» (1875г.), в котором автор в определенной степени полемизирует со своим современником, изобразившим довольно благоприятную (по сравнению с романом Достоевского) картину взросления главного героя трилогии Николая Иртеньева.
Разность подходов к данной проблеме у двух писателей определяется их философией, жизненным опытом и предметом изображения. В центре внимания Толстого — благополучное патриархальное семейство Иртеньевых, где тон задает глубоко религиозная, добрейшая маменька — Наталья Николаевна Иртеньева, которая сумела в детстве дать ребенку столько любви, что этого запаса хватило потом на всю жизнь. Несмотря на все тревожные сигналы о грядущем распаде патриархальных устоев жизни (не самое лучшее экономическое положение дел семейства, разгульный образ жизни отца, символический смысл смерти матери, переезд из деревни в Москву), все же в целом Толстой поет гимн поэтической усадебной жизни обеспеченного дворянского семейства, еще прочно защищенного силой традиций от надвигающегося буржуазного мира с его культом индивидуализма, конкуренции, всеобщей разобщенностью. Достоевский же акцентирует внимание именно на этом надвигающемся миропорядке, где «все врозь» и «нет руководства в хаосе добра и зла». В связи с этим он изображает в романе «Подросток» «случайное семейство» А.П.Версилова, где родовитость (дворянин Версилов) сочетается с незаконнорожденностью (Аркадий — побочный сын помещика и его дворовой Софьи Андреевны), и словно в насмешку судьба дает главному герою знатную фамилию Долгорукий (его формального отца, дворового человека Макара Ивановича Долгорукого).
Толстого привлекала идея большого романа «Четыре эпохи развития», где он собирался изобразить общие законы развития человека в каждой из эпох: детстве, отрочестве, юности и молодости. Как известно, последняя четвертая часть «Молодость» осталась ненаписанной, а «Юность» написана лишь наполовину. Но в первых трех частях автору удалось «резко обозначить характеристические черты каждой эпохи жизни» на примере Николеньки Иртеньева, и каждая из частей трилогии имеет обобщающую главу (главы: «Детство», «Отрочество», «Юность»), в которой автор делает выводы общечеловеческого характера, раскрывая каждому читателю его собственную историю души. Хотя речь идет о мальчике из богатой знатной семьи, автор постоянно обращается к опыту читателя, подчеркивая близость переживаний главного героя с пережитым каждым человеком в соответствующий период жизни. Таким образом, Толстой делает акцент на общечеловеческих моментах, присущих всем людям независимо от среды воспитания. То же, что разделяет их (среда, воспитание, социальный статус), тоже, конечно, в сфере внимания автора, но находится как бы на втором плане. Так, для эпохи детства характерны открытость души, любовь ко всему миру; отрочество отличается неуверенностью в себе, склонностью к умствованию, обостренным самолюбием и замкнутостью в своем внутреннем мире; юность открывает человеку красоту чувств, стремление к идеалу любви и дружбы, осознание цели жизни.
Каким мне представляется толстой как человек. «Каким вы представляете ...
... модель жизни обычных индийцев. Каким был Толстой Лев Николаевич Как отмечали его современники, писатель был сложным человеком. Очень ... человека за рамки восприятия действительности, осуществляет переход «я» из индивидуального во вневременное, вселенское. Центром развития духовного существа, по Толстому, ... пересилить свои желания. Сам же он запрещал себе элементарные вещи: долго сидеть за чтением книг, ...
Не случайно, когда в журнале «Современник» за 1852 год была впервые напечатана повесть Толстого под названием «История моего детства», автор послал редактору недовольноеписьмо, где писал: «Кому какое дело до истории моего детства?»1[59, 211]. Достоевский, конечно, тоже изучает общечеловеческие законы духовной жизни 20-летнего Аркадия, беря пример уязвленной, обиженной с самого рождения души, несущей через годы эту обиду на отца, свое происхождение и вообще весь мир. Таких детей немало в любое время, и Достоевского интересует «история души человеческой», на примере которой он может лучше изучить главный для него вопрос — о природе добра и зла в человеке, о врожденной двойственности каждого человека. Для подробного анализа зла, греха в человеке писатель обостряет многие моменты, показывая заведомо раненую жизнью, исковерканную, «вызлившуюся» душу подростка, в которой, однако, живет искренняя тяга к светлому и доброму. Несмотря на всю разность подходов писателей к изображению истории души взрослеющего человека, их объединяет, на наш взгляд, одна важнейшая нравственная установка — поиск духовных основ воспитания личности, моральной опоры, без которой человек будет абсолютно потерян в сложном мире добра и зла. Во многих аспектах оба писателя сходятся, например, признавая первейшее значение авторитета родителей, семейной атмосферы, чувства сопричастности к жизни своего народа.
Среди огромного множества литературоведческих работ о творчестве Толстого и Достоевского есть и сопоставительные исследования. Так, уже Д.С.Мережковский сравнивал двух гениев, и сближая, и разделяя их. В знаменитой работе «Л.Толстой и Достоевский» (1902 г.) он писал: «В русской литературе нет писателей более внутренне близких и в то же время более противоположных друг к другу, чем Достоевский и Л.Толстой» [Мережковский 2000: 42]. Анализируя трилогию Толстого, Мережковский отмечает некую раздвоенность сознания главного героя и объясняет это тем, что сам автор — это «слабый, заблудившийся, болезненно-раздвоенный человек, как все люди его времени» [Мережковский 2000: 55].
Психологизм у Льва Толстого и Фёдора Достоевского
... изменения героя Достоевский писать не умеет!!! ОСОБЕННОСТИ ПСИХОЛОГИЗМА ЛЬВА ТОЛСТОГО: Нравственное учение и творчество Л.Н.Толстого в интерпретации А.Л.Волынского интересно мне было тем, что ... Мережковский считает, что творчество всех гениальных русских писателей в той или иной степени бессознательно. ОСОБЕННОСТИ ПСИХОЛОГИЗМА У ДОСТОЕВСКОГО: Виктор Шкловский своей работе «О теории прозы» на ...
Автор отмечает также, что уже в этом первом произведении проявилась отличительная черта таланта Толстого: строгий анализ и моральная оценка своих мыслей и поступков, без чего, очевидно, невозможно представить полноценной личности: «Во всяком случае, он судит себя и свои отроческие мысли, которые называет своими «умствованиями», с такою строгостью и честностью в этом первом произведении, с каким впоследствии уже никогда не судил себя даже на знаменитых, столь жгуче-покаянных и самобичующих страницах «Исповеди» [Мережковский 2000: 15-16]. В Толстом, по мнению Мережковского, сочетаются два начала: христианское и языческое, причем, преобладает явно последнее, и Мережковский называет писателя «тайновидцем плоти», и далее сравнивая Толстого и Достоевского, пишет: «Таковы они в своем вечном противоречии и вечном единстве, — …тайновидец плоти, Лев Толстой, тайновидец духа, Достоевский; один стремящийся к одухотворению плоти, другой — к воплощению духа» [Мережковский 2000: 187]. Достоевский, по мнению Мережковского, заглянул в «бездны духа», как никто другой и увидел, что «у этой глубины нет дна» [Мережковский 2000: 187]. Хотя в подходе Мережковского присутствует некая схематичность (ведь языческое начало также присутствует в героях Достоевского и иногда даже это более ярко выражено, чем у героев Толстого, а князь Андрей, например, вряд ли может быть назван воплощением плотской стихии жизни), все же в своей яркой работе автор уловил главное принципиальное отличие художественного мира Толстого и Достоевского: показывая единство и борьбу телесного и духовного в человеке, Толстой стремится к уравновешенности в изображении этих начал, Достоевский же углубляется в сферы мысли, человеческого духа, при этом делая акцент на самых темных его проявлениях. Это отличие в полной мере проявляется в сравнении трилогии Толстого с романом «Подросток».
Еще более категорично противопоставляет Толстого и Достоевского В.В.Вересаев в известной книге «Живая жизнь» (1910 г.).
Глава о Достоевском носит название «Человек проклят». Исследователь отмечает, что герои Достоевского, в частности, Подросток, неспособны любить людей, человечество (Подросток говорит, что он «вырос в углу»2[16,25] и больше всего хочет «уйти в свою скорлупу»[16,25], а вот слова Версилова: «По-моему, человек создан с физической невозможностью любить своего ближнего»[16,175] и т.д.), дьявол прочно засел в их душах и управляет ими, злоба, самые темные начала преобладают в людях. И главная причина этого: грядущая смерть и страх уничтожения, неверие в Бога: «Без Бога не только невозможно любить человечество, без Бога жизнь вообще совершенно невозможна» [Вересаев 1978: 276]. Исследователь верно подмечает все мучительные перекосы в душах героев Достоевского, но при этом сосредотачивается на анализе этих перекосов, а ведь почти в каждом романе писателя есть и такие герои, которые нашли и Бога и внутреннюю гармонию души и служат нравственным маяком «заблудшим» персонажам. В романе «Подросток» это, прежде всего, человек из народа — Макар Иванович, без которого воспитание Аркадия имело бы другие результаты.
Лев Николаевич Толстой. Очерк жизни и творчества
... С. Л. Толстой и Достоевский: Жизнь и творчество // Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., ... знание, прямо не связанное с повседневными нуждами людей. Толстой не любил “нигилизм”, прежде всего, ... М. Лев Толстой. Л., 1928. Кн. 1. 50-е годы. С. 261—291). Толстой ... Толстого. Эта тема: простота, естественность как высшая ценность истинной человеческой жизни. “Всегда смолоду, и чем ...
Глава о творчестве Толстого называется у Вересаева «Да здравствует весь мир!». В противоположность героям Достоевского, стремящимся забиться в угол, герои Толстого ощущают свое единство с миром, даже если они находятся в одиночестве на природе (как Николай Иртеньев в лесу в главе «Юность»).
Пока герои Достоевского умствуют и пытаются разумом обосновать необходимость «любить людей, быть нравственным и благородным», герои Толстого просто живут и наслаждаются жизнью, по мысли Вересаева. «Толстой вообще относится к разуму с глубочайшим недоверием», — пишет автор [Вересаев 1988: 339]. В определенном смысле, это справедливо, но разве глубокие размышления, философствования не являются отличительной чертой героя «Отрочества» и «Юности»? Да, только разумом нельзя постичь жизнь, но вместе с тем Н.Иртеньев — один из самых рефлектирующих героев русской литературы, и он весьма интенсивно
осмысляет все происходящее вокруг него. Доверие к природе и жизни — вот что держит героев Толстого и дает им силы, так как Толстой, в отличие от Достоевского, не видит злого в природе, он верит в ее мудрость и благосклонность к человеку: «Мудро, любовно и нежно ведет человека природа по его жизненной стезе»… И даже более того: «Бог есть жизнь, и жизнь есть Бог… Достоевский говорит: найди Бога, — и сама собой придет жизнь. Толстой говорит: найди жизнь, — и сам собой придет Бог. Достоевский говорит: отсутствие жизни — от безбожия, Толстой говорит: безбожие — от отсутствия жизни» [Вересаев 1988: 463]. Нельзя согласиться с исследователем, что у Толстого никогда не было «мистического ужаса» перед смертью, как у героев Достоевского, ведь тема смерти — одна из важнейших у Толстого, начиная с главы «Горе» в повести «Детство». А абсолютный культ жизни, якобы, имеющий место в творчестве Толстого ведет к идеалу природного человека, который в трилогии, в частности, проявляется лишь в определенные периоды духовного роста главного героя (в детстве Николеньки, моменты в юности).
В целом, в книге Вересаева акцент сделан на различиях в подходе к человеку у Толстого и Достоевского, тогда как писателей многое и объединяло в этом вопросе.
В статье Л.С.Дробат «О романе Достоевского «Подросток» и трилогии Толстого» содержится сравнительный анализ произведений двух писателей. Автор статьи утверждает, что, приступая к написанию романа «Подросток», Достоевский хотел создать историю взросления человека в настоящей русской действительности, а не в той мифической, которая была изображена в трилогии Толстого. Достоевский не видит в современном ему мире тех устоев и традиций, которые существовали в период, описанный Толстым, напротив, он находит, что «уже множество таких… родовых семейств русских с неудержимою силою переходят массами в семейства случайные и сливаются с ними в общем беспорядке и хаосе» [13,455]. Герою Достоевского, в отличие от Николеньки Иртеньева, не было дано в его детстве «ни устоявшегося быта», ни «теплоты родственных отношений» патриархальной семьи. И поэтому отсутствие «связи с «родовыми преданиями» делает воспоминания Аркадия отрывочными, резкими» [Дробат 1984: 73]. Как отмечает Дробат, и Аркадию, и Николеньке присущи дурные наклонности, например, тщеславие, самолюбие (хотя их проявления различны и зависят от среды, эпохи, особенностей личности).
По роману Федора Достоевского «Бедные люди»
... начинал бы его совсем.» Сочинение на тему “”Бедные люди” Достоевского: дебют писателя” ” Так писал о себе Достоевский в 1877 году, будучи ... прямо сейчас. Расчет стоимости Гарантии Отзывы Оказавшись в военно-учебном заведении, юноша Достоевский по-прежнему жил в мире литературы, ... автора, поспешили тут же сообщить ему о своих впечатлениях – в 4 часа утра. Так, дебют «Бедных людей» сделал Достоевского ...
При этом важно, что, несмотря на разницу эпох, сословий, описанных у Толстого и Достоевского, авторы в равной степени видят в личности своих героев и сопротивляемость дурным влияниям среды, то здоровое нравственное ядро, которое способно удержать их от пагубных влияний внешнего мира, т.е. автор статьи подчеркивает гуманистическое отношение обоих писателей к человеку, веру в него, несмотря на все его заблуждения и пороки. В целом, статья Дробат содержит много ценных мыслей и глубоких замечаний на интересующую нас тему.
Очень глубокий анализ творчества Толстого и Достоевского (в их сравнении) мы находим в книге Г.Д. Курляндской «Нравственный идеал героев Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского». Автор тщательно изучает понимание человека и метод изображения его духовного мира во всей его противоречивости у двух писателей. Исследователь пишет, что Толстой, конечно, усвоил уроки Ж.Ж. Руссо о добрых началах человеческой природы и пагубном влиянии цивилизации на воспитание человека, но писатель «не ограничился руссоистскими достижениями в трактовке человеческой личности», но сумел не только «углубить художественную традицию просветительской мысли», но и «поднять ее на качественно новую ступень, сказать новое слово в изображении человека в его сложнейших взаимоотношениях с историей и природой» [Курляндская 1988: 13].
«Просветительские тенденции в творчестве Л.Н.Толстого, связанные с противопоставлением натуры, безусловно положительной сущности порочности общественного устройства, искажающей ее, побеждаются диалектическим пониманием внутренней жизни человека», — справедливо пишет автор [Курляндская 1988: 24]. Толстой, как никто до него, сумел показать, насколько сложен процесс роста и формирования личности, до чего неоднозначны все влияния на нее — и внешние, и исходящие из глубин души самого человека: « В переживаниях толстовского героя все диалектически сложно и взаимопереплетено. Нельзя сводить зло в человеке лишь к воздействию порочной общественной среды. Зло и добро не существуют в механических расщеплениях и контрастах; «диалектика души» состоит в изображении тонких и едва уловимых переходов между ними… Например, психологические состояния Николеньки Иртеньева отличались… переплетением противоречивых внутренних стимулов. Стремление нравственно совершенствоваться незаметно… переливалось в самолюбование… Так или иначе, это «телесное», личное вносит эгоистические оттенки в самые высокие состояния души» [Курляндская 1988: 25]. И главная проблема для духовного становления человека заключается в его индивидуальной ограниченности на земле, по мысли Толстого-философа, эгоизм мешает стать вполне духовно свободным.
А вся жизнь человека, в сущности, это колебания «между полярными крайностями: жертвенным порывом слияния с другими» и «самолюбивым сознанием своей ценности». При этом, как отмечает исследователь, Толстой твердо верит в возможности человека преодолеть «телесное», узколичное и вырасти до всеобщих ценностей. Сравнивая творчество писателей, Курляндская замечает, что подобно Толстому Достоевский развивает учение просветителей и «обращается к диалектическому пониманию сложности и противоречивости самой натуры человека. Добро и зло не являются внешними силами, они коренятся в самой природе человека и подчас нераздельно сливаются друг с другом, оставаясь вместе с тем противоположностями» [Курляндская 1988: 59]. Так же, как Толстой, Достоевский понимал двойственную природу человека (духовную и материальную одновременно).
Рассказ Л. Н. Толстого «Бедные люди» план-конспект по литературе (10 класс)
... Все свои несчастья они списывают на божью волю. БЕДНЫЕ ЛЮДИ Л.Н. Толстой Собр. соч. в 22 тт. Т. 14 В ... Макара и Вареньки в произведении присутствуют и другие «бедные люди». Это нищий студент Покровский, в которого была влюблена главная ... судьбе соотечественников, сбившихся с правильного пути. Богатый внутренний мир Достоевского вступил в конфронтацию с неблагоприятной внешней обстановкой, в которой ...
Зло запрятано в человеке очень глубоко, и часто он с удовольствием отдается стихии зла, но тем энергичнее потом кается и клеймит себя, порой даже преувеличивая свои грехи. Но в главном, как пишет автор работы, «именно признании закона жизни как закона любви Достоевский смыкается с Толстым» [Курляндская 1988: 63]. Эти рассуждения и открытия автора важны и для темы воспитания личности, ведь здесь раскрывается то, как писатели понимали природу человека, в том числе и природу ребенка. Достоевский изображает «борьбу противоположных начал в личности героя» (и подростка тоже), который доходит до последней черты, но не теряет способности к возрождению благодаря своей свободной духовной сущности. Таким образом, пишет автор, оба писателя верят, несмотря ни на что, в конечную победу добрых начал в человеке. Глубокие выводы и открытия в вопросах психологизма Толстого и Достоевского, их понимании духовного становления человека Курляндская делает, в основном, на материале таких романов, как «Война и мир», «Преступление и наказание», «Идиот», где изображены уже взрослые (хотя и молодые) герои. И хотя открытия Курляндской вполне применимы и к трилогии Толстого, и роману «Подросток», все же вопрос об изображении процесса взросления человека, возрастных изменений его души остается за пределами исследования. Также автор не рассматривает тему роли воспитателя, человека, являющегося нравственным авторитетом для молодого героя, что, на наш взгляд имеет чрезвычайное значение в детском и подростковом возрасте.
Г.С.Померанц в книге «Открытость бездне: встречи с Достоевским» проводит довольно смелое сравнение Толстого и Достоевского, которые, с точки зрения автора, едины в неприятии цивилизации, «основанной на атомизме личности, поставившей на место чувств, связывающих людей в семью, общество, народ, сухой эгоистический расчет, пахнущий чистоганом» [Померанц 2003: 42]. Более того, по мнению автора, любимые герои Толстого и Достоевского очень похожи, их отличают лишь условия, в которых они сформировались: мыслящий герой Толстого, например, Николай Иртеньев — это тот же «подпольный» человек Достоевского, но «выращенный в льготных условиях», а герой Достоевского — это Николай Иртеньев, «перенесенный в крайне неблагоприятные условия», которые «издергали» его нервы, доведя «до хронической интеллектуальной истерики» [Померанц 2003: 21]. А различие между Толстым и Достоевским, только в их разном отношении к одному и тому же, условно говоря, «подпольному человеку»: если Толстой верит, что его герой может вернуться к своей истинной разумной и доброй природе, то Достоевского скорее интересует, как один Смешной человек может «развратить все человечество». Иначе говоря, Толстой делает акцент на добром начале в человеке, а Достоевский рассматривает в увеличительное стекло зло в природе человека, хотя сами герои обоих писателей очень похожи.
Медиаобраз Л.Н. Толстого в современной культуре
... в недостаточной требовательности к себе. Личность Толстого и его творчество было ... А.С. Пушкине, и при Ф.М. Достоевском, более того, многие русские литераторы ... мероприятий, посвященных творчеству Л.Н. Толстого. Структура работы определяется её основными целями ... людей, как места паломничества возрастает. В последнее десятилетие жизни Толстого Ясная Поляна особенно многолюдна: нескончаем поток людей, ...
Автор книги даже называет талант Достоевского «жестоким» вслед за другими исследователями, так как Достоевский преувеличивает зло, чтоб его лучше рассмотреть, беспощадно препарируя душу человека. И все же думается, что у Достоевского не столько «жестокий», сколько сострадательный талант: ведь, вскрывая зло в природе человека, он свято верит в победу доброго начала души. На наш взгляд, автор работы во многом прав, хотя такое сближение героев Толстого и Достоевского все же выглядит несколько условно: главное, что отличает героев Толстого — это укорененность в своей культурной среде и гармоничная уравновешенность интеллектуальной и эмоциональной сфер личности, а также непременная близость к народной почве (образ Натальи Савишны в трилогии).
Автор работы сам далее отмечает, что принципиальное различие между Толстым и Достоевским заключается в том, что Достоевский «звал к почве», но эта «почва» не была «налаженным патриархальным бытом» (как у Толстого), а «внутренним слоем человеческой души, который открывали в себе святые средних веков» [Померанц: 2003: 43]. Продолжая это сравнение, автор отмечает, что роман Толстого похож на «патриархальную аристократическую семью», где «все на своих местах, во всем определенный порядок» [Померанц: 2003: 54], а герои Толстого являются здоровыми характерами, они идут по стопам своих отцов и дедов. А в романах Достоевского в одной гостиной могут встретиться представители самых разных сословий, т.к. все «сословные рамки рухнули», и традиция не определяет жизнь людей. И, конечно, нельзя не признать правильным вывод автора в конце главы: «Для обоих только в человеке самом — единственная полная человеческая истина» [Померанц: 2003: 60].
В одной из работ последних лет, статье И.Н.Карташова «Проблемы воспитания в творческом сознании Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского», отмечается, что в последние годы творчество обоих писателей «все более становится предметом пристального педагогического интереса» [Карташов 2003:377]. Автор отмечает, что герои Толстого и Достоевского — «интеллектуалы, способные глубоко чувствовать», в том числе и то, что нравственно, а что — нет. Иными словами, развитие чувств, мышления увеличивает шансы правильно ориентироваться и в мире нравственных ценностей, поэтому сложный духовный мир героев — в центре внимания авторов. Оба писателя подробно описывают эмоциональную сферу ребенка, т.к. именно этой сфере принадлежит решающая роль в развитии мышления, психики человека. И если Николенька растет в атмосфере, в целом, психологически комфортной в детстве, то у Аркадия налицо дефицит общения и с родными, и со сверстниками, что приводит к формированию предельно закрытого, индивидуалистического характера. Как уже установлено, «дефицит общения является одной из важнейших причин задержек и отклонений в психическом развитии ребенка» [Кон 1982: 29].
Оба писателя, при этом, «оставляли за человеком право свободно выбирать между добром и злом» [Карташов 2003: 376], и в этом проявилось их особое уважение к человеку, уверенность в его способности самому разобраться в сложностях этого мира. Можно отметить, что автор исследования согласен с предшественниками, занимавшимися данной проблемой, в самом главном выводе: в деле нравственного выбора особую роль играет «совесть, в понимании Толстого и Достоевского, интуитивный оценочный критерий, осуществляющий связь с Богом, истиной» [Карташов 2003: 379]. С этим выводом автора работы нельзя не согласиться.
Как размыслить по рассказу толстого бедные люди. Толстой Л.Н. «Бедные люди»
... сочинений учащихся «Что значит для меня доброта?» Многие великие люди говорили о доброте. Возможно, их высказывания пригодятся в нашем разговоре . Вывод: Сегодня мы знакомимся с рассказом Л.Н. Толстого «Бедные люди». ... целям. Какие уроки доброты вы извлекли из рассказа? Почему рассказ назван «Бедные люди»? (слайд 7) ... ДИФФЕРЕНЦИРОВАННОЕ Расскажите Вывод: автор подчеркивает крайнюю бедность в семье, но ...
Трилогия Л.Н.Толстого тщательно изучена, особенно в советском литературоведении. Например, в книге Чуприной И.В. «Трилогия Л.Толстого «Детство», «Отрочество» и «Юность» дается подробный анализ первого произведения Толстого: его замысел, идейно-художественная концепция, место в литературной критике того времени. Автор отмечает, что главной задачей Толстого в период работы над трилогией было показать «процесс нравственного формирования личности» [Чуприна 1961: 79]. Толстой, по мнению исследователя, признает в человеке «исконно доброе начало», настолько сильное, «чтобы противостоять искажающим факторам и, в конечном счете, победить» [Чуприна 1961: 74]. Основное внимание автора «направлено внутрь развивающейся и изменяющейся человеческой души, на две ее противоположные стороны: добро и все, что ему мешает. Борьба этих противоположных сторон в человеке составляет главный конфликт произведения» [Чуприна 1961: 83]. В первой части трилогии, повести «Детство», Толстой показывает наиболее «положительную фазу» развития, «когда природное добро преобладает», душа Николеньки любовно открыта всему миру; в отрочестве происходит затмение «глубинной доброй душевной сущности» наносными влияниями среды и личным эгоизмом; а в юности пробуждается моральное желание совершенствоваться, которое начинает отрицать ложный верхний слой души.
Иными словами, смысловой центр трилогии — это «изображение внутренней эволюции развивающейся личности, причем, имеется в виду сначала искажение изначальной доброй сущности и затем возрождение ее» [Чуприна 1961: 73]. Чуприна справедливо отмечает, что Толстой, решая вопрос формирования личности, придает огромное значение среде, в которой оно происходит, в трилогии это влияние в основном отрицательное, но в душе Николая постоянно живет «природное нравственное чувство», которое «верно указывает ему добро и зло». Нельзя не согласиться с исследователем в том, что Толстой показывает процесс искажения природной доброй сущности человека под влиянием внешних (среды) и внутренних (тщеславие, эгоизм) факторов. Но это было бы неполной правдой. Среда, внешние влияния для Толстого — это не только нечто вредное, наносное в процессе формирования личности, внешний мир при всем его несовершенстве — это еще и ценнейший опыт для взрослеющей души, и он обогащает ее знаниями добра и зла.
Что касается романа «Подросток», то, по мнению исследователей его творчества, в целом, это произведение Достоевского является наименее изученным и оцененным. Хотелось бы отметить статью Бурсова Б. «Подросток — роман воспитания», где содержится, на наш взгляд, много интересных открытий. Бурсов пишет о «благородстве» и «возвышенности» натуры Аркадия, его чуткости ко всем нравственным вопросам: «Возможно, мировая литература и не знает другого героя, который обладал бы столь чувствительной ко всякой несправедливости и столь часто обижаемой душой» [Бурсов 1971: 66]. Думается, однако, что герой трилогии Толстого обладает не менее чувствительной душой. Автор статьи замечает, что Достоевского интересует в романе сам процесс жизни, а не результат (своего рода «диалектика жизни»), Достоевский изображает жизнь «не как прошедшее, а как происходящее», и в этом особенность его стиля [Бурсов 1971: 67]. (И здесь, со своей стороны, хочется отметить определенную параллель с творческим методом Толстого, его «диалектикой души», открытой Чернышевским).
«Роль денег в современном обществе. : Роль денег в жизни человека
... которое может так сильно быть нужным человеку? Деньги или материальные блага? Они, конечно, человеку нужны и греют его... Сочинение на тему: Роль денег в жизни человека Отченашенко А.В. 1 1 ГБПОУ ... Л. Н. Толстого “После бала”) В чем смысл жизни? Для чего создан... Одиночество – это скука, это жизнь человека в одиночку, когда человек живет и не касается других людей. Таких людей очень ...
Сравнивая роман Достоевского с классическим европейским «романом воспитания» XVIII-XIX века (например, «Ученические годы Вильгельма Мейстера Гете), автор статьи отмечает, что в русской литературе этот жанр не привился, а наши писатели изображали не только духовное становление героя, но и привязывали его путь к исторической эпохе и всегда выражали надежду на победу доброго в человеке. Так, Бурсов пишет: «Вообще, в двух последних романах Достоевского, «Подросток и «Братья Карамазовы» много отчетливей и настойчивее, чем было прежде, рвутся наружу силы добра и света» [Бурсов 1971: 65]. Анализируя образ Версилова, автор отмечает, что это «человек путающийся и не знающий пути» подобно самому Аркадию. Оба героя подвержены постоянным заблуждениям и ошибкам. «Версилов есть олицетворение беспорядка — главной темы и идеи романа», — отмечает Бурсов [Бурсов 1971: 70]. В этом хаосе романа Аркадий часто теряется, он мечется от отца (носителя дворянской идеи) к Макару Долгорукому (хранитель народных ценностей) и в результате обогащается мудростью обоих: «Подростку не остается ничего другого, как … найти свой собственный путь, как-то соединить опыт его двух отцов — Андрея Петровича Версилова и Макара Ивановича Долгорукого», — заключает исследователь [Бурсов 1971: 71]. Работа Бурсова является одной из самых глубоких, на наш взгляд, но она посвящена лишь одному роману — «Подросток».
Семенов Е.И. в работе «Роман Достоевского «Подросток» отмечает, что в русском реалистическом романе XIX века были «унаследованы и творчески переосмыслены» достижения «романа воспитания» XVIII-XIX вв. («Годы учения Вильгельма Мейстера» Гете (1796); «Эмиль, или о Воспитании» Ж.Ж.Руссо (1762); «Дэвид Копперфильд» Диккенса (1849); «Воспитание чувств» Флобера (1869) и особенно вера европейских писателей в человека как творца собственной судьбы, в возможность улучшения человеческой природы, социальных обстоятельств. В творчестве Толстого просветительская природа человека предстала не как воплощенный идеал, а как «вечно текучий, живой, нескончаемый, безостановочный процесс становления личности, совершенствующей себя в меняющемся мире» [Семенов 1979: 50].
Много интересных статей о романе Достоевского содержится в сборнике «Роман Ф.М.Достоевского «Подросток»: возможности прочтения», где высказывается следующая справедливая мысль: «Писатель нашел в себе мужество сказать правду и выразить ее в адекватной художественной форме (хаосоподобной, но не хаотичной)… Читатель оказался не готов к такому «подарку» [Роман «Подросток»: возможности прочтения 2003: 6].
В.А. Викторович в статье «Роман познания и веры» отмечает, что современная Достоевскому критика не сумела прочесть роман глубоко, только у Скабичевского мелькнула догадка, что этот хаос в романе является отражением хаотичной действительности. Исследователь отмечает, что все герои так или иначе несут отпечаток двойничества, нравственного раздвоения личности, особенно ярко проявлено это качество в Версилове и Аркадии, который имеет «душу паука», при этом искренне жаждет «благообразия». Цель Достоевского, по мысли автора, несмотря ни на что, «уверовать в образ Божий, заключенный в человеке» [Викторович 2003: 27]. При этом автор статьи не развивает мысль, как же достичь этого «благообразия», что же, кроме веры в человека, может помочь на этом пути. Н.С.Изместьева в статье «Слово творящее» в романе «Подросток»
предлагает довольно оригинальное прочтение романа. По мнению автора, в начале романа Аркадий не более чем марионетка в чужих руках, им играют, не воспринимая его всерьез как личность. От этого внешнего мира, напоминающего собой театр, герой уходит в свой сакральный внутренний мир и сам творит свою Вселенную с помощью слова. «Трагедия куклы завершается беспамятством. Болезнь полностью освобождает героя от власти ярлыка и знаменует переход в реальность иного типа» [Изместьева 2003:162]. Появление Макара исцеляет Аркадия и является иллюстрацией притчи о пастыре и заблудшей овце, но самое важное событие происходит все же в связи с сотворением героем своего внутреннего мира посредством духовного слова, которым и являются его записи об истории собственной души. Едва ли можно согласиться с тем, что в начале романа Аркадий «ведет себя, как… шут, дурак» и «его наряжают, как куклу, играют с ним», но безусловно ценным является вывод о важности для Достоевского такого занятия героя, как написание записок, то есть пристальный взгляд вглубь души и попытки разобраться в ней.
В книге «Литературное предисловие: вопросы истории и поэтики» Лазареску О.Г. пишет об особой важности для Толстого нравственной стороны искусства, и это проявляется даже в самой художественной форме, жанре. По мнению автора, Толстой показывает путь «духовных испытаний» «меняющегося до неузнаваемости героя» [Лазареску 2007: 306]. Автор работы анализирует особенности романа «Война и мир», но высказанные идеи имеют прямое отношение и к трилогии, где также «идеал различения «добра и зла» является смысловым стержнем произведения. Как отмечает далее исследователь, в романе Достоевского «Подросток» предисловие «выступает не только как метафора «лишнего» или «прошлого», а как структурная часть самого романа» [Лазареску 2007: 310], а само произведение повествует о предварительном периоде, который является как бы предисловием к началу новой настоящей эпохи в жизни героя.
«Предисловие в этом новом жанре является… способом создания новых форм» [Лазареску 2007: 311] красоты и порядка, при этом Достоевский «проблематизировал само понимание завершенности», которая стала весьма условной и скорее передает «дух времени». Для нашей темы особый интерес представляет идея автора о том, что роман «Подросток» «построен на совмещении, синхронизации и взаимозаменах различных дискурсов: факта и идеи, которой одержим герой и которая заменяет ему факт; «записок» о жизни и самой жизни, переживаемой как написание романа… Подобное совмещение вносит в романный дискурс новые координаты, открывая новые возможности гибридизации романного жанра» [Лазареску 2007: 310]. Такое совмещение различных дискурсов также передает «дух времени», поэтому потребность описать свою жизнь у Подростка возникает не случайно, эта тяга к порядку, «благообразию» несет и воспитательный смысл.
Одной из последних работ о творчестве Достоевского является диссертация Макаричева Ф.В. «Художественная индивидология в поэтике Ф.М.Достоевского», в которой автор предлагает новый подход к изучению системы образов романов Достоевского. Макаричев критически подходит к существовавшему до сих пор типологическому подходу в интерпретации образов Достоевского, он утверждает: «Целый ряд традиционно выделяемых «типов» (идеолог, двойник, юродивый, приживальщик и др.) обнаруживают свойства сопрягаться в одном образе героя, так что типологические границы между ними размываются…» [Макаричев 2017: 15]. Так, в одном образе «в разных сюжетных условиях» выходит на первый план то одно, то другое типическое свойство. Образы героев Достоевского отличаются, по мнению автора, динамической синтетичностью свойств и признаков. Ученый видит в романе «Подросток» выражение темы «приживальщичества» в упрощенной форме — Аркадий при Версилове и Макаре, а тип двойника в романе представлен образом Версилова («особенно в канун трагического раздвоения его личности»).
Думается, на наш взгляд, что образ Аркадия тоже несет печать двойничества: в нем уживаются лучшие качества (бескорыстие, тяга к общению, семейный инстинкт) и замкнутость, желание уйти в свой угол, даже цинизм. При этом автор исследования отмечает, что часто амплуа героя, например, «юродивого» присуще почти всем значимым персонажам романов Достоевского, и в сценах «надрывов» и «изломов» обязательно присутствует элемент юродства. Здесь можно от себя добавить, что есть эта черта и в образе Аркадия, юродствующего, например, в пансионе Тушара.
Исследователь видит в системе образов романов Достоевского два полюса, между которыми и располагаются все персонажи: рационалист, скептик (например, Версилов) и верующий в Божественное начало (Макар).
Представляет интерес анализ образа Версилова, в котором, по мнению автора работы, сочетаются две противоположные идеи: западничество и славянофильство, что выражается у Версилова в особом таланте лицедейства. Причем, Версилов считает «умение представляться» характерной чертой дворянства, тем самым, раскрывая свою нравственную ущербность, трагическое раздвоение. Таким образом, можно продолжить эту мысль в свете нашей темы: Достоевский показывает, как сложно подрастающему поколению определиться в жизни, если «отцы» сами лишены цельного мировоззрения. Тип убивает личность, как считает автор работы, но герои- образы Достоевского способны «отдаваться разным стихиям человеческой натуры» [Макаричев 2017: 41], они синтетичны и полифункциональны. Работа Макаричева, несомненно, заслуживает большого внимания и изучения всеми, кто интересуется вопросами поэтики Достоевского.
В данной работе автор, конечно, опирается на все те открытия, которые были сделаны в работах более ранних исследователей творчества Толстого и Достоевского. Вместе с тем, будет предпринята попытка развить и конкретизировать идеи, касающиеся темы воспитания личности в рассматриваемых произведениях писателей. При этом акцент будет сделан на том, что Толстой и Достоевский, глубоко изучив психологию и вопросы нравственного развития, пришли к близким выводам о путях воспитания совершенного человека, но по-разному выразили это в своих произведениях.
Тема данной работы является актуальной в настоящее время, поскольку великие писатели затронули глубинные вопросы воспитания личности, и их открытия в этой области всегда будут востребованы обществом. Благополучное семейство Иртеньевых и «случайное» семейство в романе Достоевского — это равно актуально для нашего времени, так как и в современных реалиях можно найти в той или иной степени такие семейства.
Объектом исследования, Предметом исследования
Цель данной работы: выяснить, что было общего в решении темы воспитания у Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского и что их различает, а также какие идеи авторов могут быть востребованы в настоящее время в деле воспитания личности современного человека.
Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи : 1) изучить научную литературу по данной теме; 2) обобщить идеи и научные открытия литературоведов, занимавшихся данной темой; 3) определить влияние среды на формирование личности в романах двух писателей; 4) определить пути достижения идеала совершенного человека через анализ этапов становления личности в избранных романах.
Новизна исследования
Цели и задачи исследования предопределили следующую структуру работы: данная работа включает в себя введение , две главы и заключение . Глава первая содержит сравнение позиций писателей по вопросу влияния среды на становление личности, соотношения внешних (социальных) и внутренних («труд души») факторов жизни в формировании человека, значения семьи для ребенка, его социального положения на
примере исследуемых в работе произведений.
Глава вторая
В конце работы прилагается список использованной литературы.
[Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/diplomnaya/yunost-tolstoy-2/
Глава 1 . Человек и мир: влияние среды на воспитание личности
1 Этапы взросления человека
Л.Н.Толстой уделял всю жизнь особое внимание ребенку и сам был педагогом-новатором, автором педагогических статей и новых методов обучения (в период преподавания в яснополянской школе).
Толстой писал: «Во всех веках и у всех людей ребенок представляется образцом невинности, безгрешности, добра, правды и красоты. Человек родится совершенным — есть великое слово, сказанное Руссо, и слово это, как камень, останется твердым и истинным» [8, 322]. И хотя впоследствии писатель усложнил свое отношение к концепции Руссо, все же в творчестве Толстого ребенок, во многом, остался эталоном нравственной чистоты и добра. Поэтому глубоко символично, что первое опубликованное произведение писателя посвящено теме детства: первая часть трилогии «Детство. Отрочество. Юность»» была напечатана в 9 номере журнала «Современник» за 1852 год, когда автору было 24 года. А на склоне лет, создавая «Воспоминания» (1901г.), Толстой отметит, что с рождения до 14 лет он пережил «невинный, радостный, поэтический период детства», за которым последовал «ужасный 20-летний период… служения честолюбию, тщеславию» [34, 347]. Именно эти годы с 10 до 16 лет (частично) и описаны в трилогии Толстого. Причем, автора интересовали, прежде всего, не внешние события жизни героя, а его внутренний мир, «история души человеческой» в период ее взросления. Такое художественное изображение внутреннего мира маленького человека было новым словом в литературе. Как известно, это дало основание критику Чернышевскому в статье о ранних произведениях Толстого определить новый художественный метод начинающего писателя как «диалектику души», то есть описание «самого психического процесса» [Чернышевский 1978: 516], его форм, его законов. Читатель впервые увидел мир глазами 10- летнего ребенка Николая Иртеньева — чувствительного, сложного, нравственно одаренного человека. Толстой сумел показать самоценность духовного мира ребенка, уникальность его детского взгляда на мир и даже в чем-то его превосходство над взрослыми. Думается, что Толстой мог по праву сказать: « Когда я писал «Детство», то мне казалось, что до меня никто еще так не почувствовал и не изобразил всю прелесть и поэзию детства» (1908).
Глубинная психологическая сущность этого периода жизни человека независимо от среды — вот что главное для автора трилогии. Интересно, что в первоначальной редакции повести «Детство» (набросок «Четыре эпохи развития» — лето 1851г.) главным героем является незаконный сын некоей княгини, который объясняет свои несчастия «случаем», т.е. внешними обстоятельствами, но позже Толстой отходит от этого замысла и тема «среды» проявляется уже по-другому. Главным же в трилогии становится «история души» в ее глубинных процессах и общечеловеческие стороны в психологии ребенка.
Конечно, герой Толстого Николай Иртеньев показан социально детерминированным персонажем. И вся его чувствительность вписывается в культуру того аристократического семейства, где он родился и растет, хотя автор и делает акцент на всеобщности законов детства. Как писатель-реалист Толстой точно отражает привычки, обычаи, культуру именно того круга, к которому сам принадлежал, и поэтому даже в детстве, когда ребенок готов любить весь мир, начиная от муравьев в лесу, социальное, сословное начало так или иначе проявляется и в нем. Например, в главе «Наталья Савишна» описана сцена обиды Николеньки на добрую старушку: «Наталья Савишна, просто Наталья , говорит мне ты и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового мальчишку. Нет, это ужасно!» [1,38]. В этих мыслях уже отчетливо виден барин, хотя герою только 10 лет! Таким образом, как пишет Курляндская, лежащая в глубине «я» духовная основа жизни, составляющая сущность человека, проявляется обусловленной, исторически, социально детерминированной» [Курляндская 1988: 94]. Но все же эта «свободная духовная сущность» берет свое и в данной сцене: сначала Николенька плачет «от злости», а потом после примирения со старушкой «слезы потекли еще обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда» [1, 38]. Так, изображая внутренний мир героя, автор четко фиксирует все внешние воздействия на душу Николеньки-ребенка и дифференцирует чисто психологические, социальные и возрастные мотивы чувств и переживаний. Если сравнивать в этом аспекте все части трилогии, то именно в повести «Детство» герой наиболее автономен и счастлив в своем детском мирке, т.к. он меньше способен осмыслять внешние события. Его детскость охраняет безмятежный внутренний мир от вторжения всего негативного, и если оно все же проникает в его душу, то не оставляет глубоких следов. Так, быстро проходит негативный эффект от недовольства Карлом Иванычем в 1 главе, неудачи на охоте, разлуки с маменькой и т.д. Даже смерть матери по- настоящему напугала Николеньку, только когда он услышал крик ужаса крестьянской девочки, которая увидела в гробу лицо покойной матушки: «…и мысль, что… лицо той, которую я любил больше всего на свете, могло возбуждать ужас, как будто в первый раз открыла мне горькую истину и наполнила душа отчаяньем» [1,88]. Характеризуя эпоху детства, Толстой отмечает те черты, которые и делают ее счастливой, несмотря ни на какие внешние события. Это, прежде всего, внутренний настрой ребенка, у которого «две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная потребность любви — были единственными побуждениями в жизни» [1,45]. Конечно, детство дворянского мальчика в относительно благополучном семействе таким и должно быть, но все же внутренняя установка на любовь ко всему («Еще помолишься о том, чтобы дал Бог счастия всем, чтобы все были довольны…» [1,45]) делает эпоху детства лучшим, по мысли Толстого, этапом жизни.
1.2 Типы семейств
Огромное значение, при этом, имеет то окружение из взрослых людей, которое и создает условия для проявления этих лучших детских черт личности. В повести это, прежде всего, члены семьи Николеньки, которые делают самое важное для него — любят его и вызывают в нем ответное чувство: маменька, Наталья Савишна, Карл Иваныч и др. Центральным образом в этом ряду является, конечно, образ матушки Натальи Николаевны Иртеньевой. Интересно, что сам Толстой рано потерял мать: ему было полтора года, когда Мария Николаевна скончалась, и Толстой ее не помнил, а в повести «Детство» образ матушки является, безусловно, главным нравственно-смысловым центром, тем стержнем, на котором держится благополучный в духовном плане мир ребенка. Тем самым Толстой подчеркивает мысль, что без матери не может быть по-настоящему полноценного счастливого детства, и, создавая картину идеального мира Николеньки в первой части трилогии, Толстой отступает от автобиографической правды и описывает смерть матушки, когда главному герою уже 10 лет. Наличие любящей матери — непременное условие формирования здоровой личности ребенка, ее любовь (даже в форме воспоминания, представления о ней, если она рано ушла из жизни) будет потом сопровождать человека всю жизнь и являться всегда незримой опорой в психологическом смысле. Примечательно, что у самого Толстого это тоже проявлялось даже в последние годы жизни. Вот запись Толстого (ему 78 лет!) от 10 марта 1906 года о желании «прильнуть к любящему жалеющему существу и … быть утешаемым»: «Да, она, высшее мое представление о чистой любви… земной, теплой, материнской… ты, маменька, ты приласкай меня. Все это безумно, но все это правда» [55, 374]. А в «Воспоминаниях», написанных на склоне лет, Толстой рисует такой образ матери: «Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто (в средний период моей жизни) во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала мне» [34, 354].
Не менее значимым является образ Натальи Савишны, которая выполняет функцию няни, бабушки, очень любящего, близкого Николеньке человека. Маменька и Наталья Савишна — два самых близких Николеньке образа, и именно они создают ту нравственно здоровую атмосферу, которая является прочным психологическим фундаментом на всю последующую жизнь. Не случайно, последняя глава повести «Детство» посвящена воспоминаниям о Наталье Савишне и матушке и описанию смерти старушки, которая, как пишет автор, «имела такое сильное и благое влияние на мое направление и развитие чувствительности» [1,93]. Можно сказать, что Николеньке повезло в детстве видеть перед собой такие образчики добродетели, как Наталья Савишна, маменька, и именно реальный пример и пережитые светлые, теплые моменты воспитали его душу и придали ему нравственные силы для моральных ориентиров в будущей жизни. «Вся жизнь ее была чистая, бескорыстная любовь и самоотвержение», — пишет автор о Наталье Савишне [1,92]. Таких людей, справедливости ради, не очень часто можно встретить в жизни, поэтому невозможно надеяться, что каждому человеку так повезет в детстве, как Николеньке. Главный герой сам сумел по достоинству оценить душу Натальи Савишны, уже став взрослым, а в детстве, как пишет Толстой, «мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка» [1,37]. Как справедливо пишет Н.Ю.Белянин, «формирование Николеньки как личности под влиянием Карал Иваныча, Натальи Савишны, maman, откроет перспективу гармонии мироздания» [Белянин 2003: 355].Нельзя не заметить, что особое значение для воспитания здоровой личности Николеньки имеет тот факт, что и маменька, и Наталья Савишна описаны как глубоко религиозные личности. Кротость, смирение, терпение и самоотвержение — такие добродетели отличают их обеих. Не случайно, целая глава «Гриша» посвящена юродивому «великому христианину», чья вера была так сильна, а молитва, которую подслушали дети, произвела такое сильное впечатление на Николеньку, что воспоминания о нем, как пишет Толстой, «никогда не умрут в моей памяти» [1,35]. Тема роли религии в воспитании — одна из основных в трилогии, и поэтому не случайно в повести «Юность», где описано возрождение души главного героя, есть главы «Исповедь», «Поездка в монастырь», в которых автор возвращается к теме веры, покаяния, христианского смирения. В детстве Николенька видел живые примеры истинно христианского поведения: маменька, Наталья Савишна, Гриша, и он на всю жизнь сохранит эти воспоминания. Для Толстого эта тема особенно важна, так как он сам к старости пришел к истинной религиозности (уже сознательно) и признавался, что вера простого народа ему в этом очень помогла. Анализируя проявление религиозного чувства в разные периоды взросления, Толстой писал в черновиках к роману «Четыре эпохи развития»:
«Чувство любви к Богу и к ближним сильно в детстве, в отрочестве чувства эти заглушаются сладострастием, самонадеянностью и тщеславием, в юности гордостью и склонностью к умствованию, в молодости опыт житейский возрождает эти чувства» [2, 242].
Чрезвычайную важность семейных условий в деле формирования личности отмечает современный психолог И.С.Кон: «Практически нет ни одного социального или психологического аспекта поведения подростков и юношей, который не зависел бы от их семейных условий в настоящем или в прошлом» [Кон 1982: 77]. Можно сказать, что Николенька получил в раннем детстве такую сильную прививку от зла и лжи, которые он увидит в мире в большом количестве, что он уже не сможет слишком серьезно заблудиться и нравственно пасть, несмотря на все жизненные трудности. Как пишет Белянин, Николенька «вынес из жизненных испытаний гармонию мировосприятия, что свидетельствует об укорененности христианских добродетелей в его сознании» [Белянин 2003: 358]. Итак, все, что получил Николай в детстве, настолько глубоко укоренилось в нем, что составляет сущность его души и подсознания.
Совсем иное значение детства у Аркадия, героя романа «Подросток», который не имеет запечатленных даже в подсознании эмоционально теплых воспоминаний о родителях, он только умом знает, что они есть. «Говоря языком психологии, архетипы родителей не были наполнены реальным содержанием», — пишет о герое романа Карташов [Карташов 2003: 382]. И болезненное развитие фантазии с преобладанием негативных эмоций — следствие этого дефицита родительской любви и присутствия, важного для ребенка, как воздух. В сущности, речь идет не о «случайном семействе», а об его отсутствии в нормальном смысле слова. Ведь «семья — это семь «я», то, что есть в детстве Николеньки: он видит свое «подтверждение» в маменьке, Наталье Савишне, других родственниках, а Аркадий духовно одинок, потерян, он лишь формально — член некой семьи, но истинных родственных отношений почти нет. Поэтому в душе Аркадия сложился комплекс тяжелых, негативных чувств, берущих свое начало в ощущении незащищенности, ненужности в огромном мире людей. Николенька чувствует себя (хотя бы в раннем детстве) уверенно в том мире, где его любят «ни за что», Аркадию же приходится с ранних лет доказывать , что он имеет право на уважение, признание, любовь. Как установлено психологами, если ребенок с детства лишен «доказательств родительской любви», у него гораздо меньше шансов на «высокое самоуважение, теплые и дружественные отношения с другими людьми и устойчивый положительный образ «я» [Кон 1982: 77]. Не имея с детства семьи в полноценном смысле слова, Аркадий несет в душе печать этой беспочвенности, духовной ущербности, он лихорадочно ищет основу бытия, некий жизненный якорь, свои корни. И такое состояние характерно вообще для общества, по мысли писателя, это болезнь того времени. Как писал Достоевский о той эпохе, что «теперь полный беспорядок во всем… прежде был хоть скверный, но порядок, теперь никакого» [16, 257], «исчезли и стерлись определения и границы добра и зла» [16,7]; теперь «один эгоизм заменил все высшие мысли, всякую честь, всякий долг», и все распалось на «свободу личностей» [16, 167]. Отсюда и главная идея романа: «Разложение главная видимая мысль романа. Все врозь, даже дети врозь… Общество химически разлагается» [16,17]. Примечательно, что первоначально Достоевский хотел назвать роман «Беспорядок». «Более меткое определение трудно дать душе и биографии Аркадия Долгорукого, да и всему, что содержится в «Подростке» [Бурсов 1971: 65]. Как пишет современный исследователь, в «случайных семьях» нет прежнего духовного единства напротив, очевидна нравственная разобщенность его членов» [Щенников 2008: 140]. Явление это свойственно «веку без идеалов», о котором и пишет Достоевский в своем романе. И, как обычно у Достоевского, он берет такой срез жизни, который очень красочно рисует все изъяны и язвы общества. Кирпотин отмечает: «Социальная и моральная атмосфера, в которой развертывается действие «Подростка», характеризуется разрушением семейств, акционерными аферами, азартными играми, в которых в одно мгновение спускались и создавались состояния, разложением аристократии, … бездомностью, самоубийствами вследствие нищеты или оскорбленной гордости, браками по денежному расчету, шантажом, уголовщиной» [Кирпотин 1983: 240]. При этом важно отметить, что Достоевский вообще считал, что человек на земле — «существо переходное», незавершенное и часто любил изображать душу человека в кризисные моменты жизни, в данном случае его интересовал переломный исторический момент, и как это отражается в душах молодых людей, которым принадлежит будущее.
«…Достоевский пытается именно в хаосе современности отыскивать ответы о будущем» — отмечает Селезнев [Селезнев 1980: 112].
Как отмечали многие исследователи романа Достоевского, сама структура этого произведения призвана передать суть времени: она не имеет четкости, оформленности классического русского романа XIX века: автор стремится таким способом подчеркнуть переходность, хаотичность времени, историческое распутье пореформенной России. Думается, что данная проблема актуальна и сейчас, когда Россия снова на исторической развилке, ищет свой путь, и настоящая семья, как понимал ее Достоевский, также является редкостью в наше время, а значит, люди даже в пределах одной семьи могут быть духовно одинокими, непонятыми, и грустная статистика самоубийств в подростковом возрасте является тому доказательством.
1.3 Факторы, определяющие становление личности
Главный герой романа Достоевского вспоминает: «Я был, как выброшенный, и чуть не с самого рождения помещен в чужих людях… случилось, что до двадцатого года я почти не видал моей матери, кроме двух-трех случаев мельком» [13,14]. Что касается отца, то его Аркадий вообще видел «только раз в жизни, на миг», когда герою было «всего десять лет». Никаких теплых эмоциональных воспоминаний о семье у Аркадия в его духовном багаже, конечно, нет, в душе подростка царит обида, злость, даже цинизм. Он смело, без стеснения, как чужих людей, критикует и мать, и отца (например, отца называет человеком «высокомерным», «небрежным», бросившим его в люди и никогда не пожалевшим об этом и даже не выделявшим денег на содержание сына).
Это свидетельствует о том, что в душе Аркадия, с одной стороны, слишком мало заложено веры в светлое, доброе, а с другой — сама потребность в поиске нравственной опоры тоже очевидна.. Вот мысли об отце: «Я с самого детства привык воображать себе этого человека, этого «будущего отца моего» почти в каком-то сиянии… Каждая мечта моя, с самого раннего детства, отзывалась им: витала около него, сводилась на него в окончательном результате. Я не знаю, ненавидел или любил я его, но он наполнял собою все мое будущее, все расчеты мои на жизнь, — и это случилось само собой, это шло вместе с ростом» [13,16].
Как мы видим, Николенька не вполне готов к выходу в большой мир вне семьи, и первое его нравственное увлечение Сережей принесло лишь боль, разочарование и ошибку. Поэтому и для героя Толстого является весьма актуальным такой вопрос, как период взросления, его социализация в обществе, где отнюдь не все обязаны его любить. Хотя Николенька и не является в описанной сцене объектом насмешек, все же он чувствует, что его симпатия к Сереже не находит ответного душевного движения (в силу того, что Сережа, возможно, и не способен на проявления чувствительности): «…он чувствовал свою власть надо мной и бессознательно, но тиранически употреблял ее в наших детских отношениях» [1,57]. Привыкнув к тому, что все его любят в семье, Николенька остро переживает холодность, равнодушие со стороны чужих людей, порой принимая ее за нелюбовь, недоброжелательство. Самый яркий пример этого — отношения героя с новым гувернером Сен-Жеромом. После добрейшего Карла Иваныча, которого Николенька привык считать «членом своего семейства», появился молодой красивый щеголь-француз. Толстой пишет, что он «любил драпироваться в роль наставника, видно было, когда он наказывал нас, что он делал это более для собственного удовольствия, чем для нашей пользы» [2, 51]. Важно отметить, что автор дает в этой главе не только восприятие маленького героя, но и свое мнение взрослого человека, объективно оценивающего ситуацию: «Обсуживая теперь хладнокровно этого человека, я нахожу, что он был хороший француз, но француз в высшей степени: он был не глуп, довольно хорошо учен и добросовестно исполнял в отношении нас свою обязанность, но он имел общие всем его землякам и столь противоположные русскому характеру отличительные черты легкомысленного эгоизма, тщеславия, дерзости и невежественной самоуверенности. Все это мне очень не нравилось» [2, 50]. То есть вина гувернера скорее в том, что он имеет некие неприятные Николаю черты характера, а не в каком-то несправедливом или жестоком по отношению к нему поведении. Адаптация к взрослой жизни слишком домашнего, выросшего в идеальной нравственной атмосфере героя проходит непросто, и в повести «Отрочество» автор описывает, как чувствительный, легко ранимый герой доходит до открытого конфликта с гувернером, а потом вообще хочет сбежать из дома или утопиться. Таким образом, подростковый возраст, независимо от семьи (вполне благополучной даже и без матери) часто приводит к драматическим моментам, тяжелейшим психологическим срывам у подростков. Причины этого: и подростковые комплексы, и естественные сложности роста, взросления души, и поиск себя в социуме. В этот период подросток особенно остро чувствует малейшее давление на него, и, испытывая его, часто неадекватно бурно реагирует на кажущееся ему невыносимым унижение его личности. Психолог отмечает: «Избавление от родительской опеки является универсальной целью отрочества» [Кле 1991: 47]. По этой причине новые методы воспитания, применяемые Сен-Жеромом, вызывают такое неприятие со стороны чувствительного Николеньки, что новый гувернер возбуждает в герое сильнейшее чувство, в детстве ему незнакомое, — ненависть. Когда героя ставят на колени и заставляют просить прощение, все его существо протестует. «Наказание состояло в унижении», — пишет автор [2, 50]. Гармоничный, любящий в детстве Николенька в отроческие годы замыкается в себе, и Толстой так характеризует эту эпоху: «В продолжение года, во время которого я вел уединенную, сосредоточенную в самом себя моральную жизнь все отвлеченные вопросы о назначении человека, о будущей жизни, о бессмертии души уже представились мне [2,56]… Мне невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества» [2, 58]. Николенька продолжает жить в своем семействе, получает домашнее образование, но эмоциональные связи со своими родственниками у него уже не такие, как были в детстве. Он духовно одинок, чувствует, что его не понимают, ему не с кем поделиться своими размышлениями, а старший брат Володя со снисходительной усмешкой показывает, как пишет автор, что «все то, о чем я думал, была ужаснейшая гиль» [2,57]. И причиной такой ситуации в семье был не просто переход в другую, более сложную и негармоничную эпоху развития — отрочество, но и сам переезд семьи из деревни в город усугубил сложности отроческого периода.
Все поменялось в семействе Иртеньевых после переезда в Москву. Как известно, Толстой критически относился к городской цивилизации, и во второй части трилогии он дает картину распада тех теплых патриархальных связей, которые казались столь прочными в семействе Иртеньевых в деревне (в первой части трилогии).
Члены семьи невольно отдаляются друг от друга, городская среда негативно влияет на духовные связи людей. С переездом в Москву разрушается тот идиллический мирок, в котором прошло детство Николеньки: «папа… в Москве почти совсем не занимался нами», «между девочками и нами тоже появилась какая-то невидимая преграда» [2, 16]; про брата Володю Николенька стал вдруг понимать, что «Володя не товарищ мне по годам, наклонностям и способностям» [2,17] и т.д. Например, торжественный обычай собираться всем семейством за большим обеденным столом как символ патриархальных традиций уходит в прошлое: «Обед уже не был, как при maman или бабушке, каким-то обрядом, соединяющим в известный час все семейство… Теперь я не испытывал никакой ни радости, ни волнения, приходя к обеду» [2, 88]. Как справедливо пишет исследователь об отношении Толстого и Достоевского к новому буржуазному укладу жизни: «Толстой и Достоевский в городской оторванной от «корней» жизни замечают только развал, распад семьи …Буржуазная цивилизация обоим кажется чем-то насквозь нестойким, бессмысленным, рушащимся на глазах» [Померанц 2003: 49]. Неудивительно, что в душе Николеньки постепенно тоже воцаряется состояние, близкое к фрустрации: чувство одиночества, потерянности, обиды, даже ненависти (к гувернеру Сен-Жерому).
Как результат всего перечисленного выше, в один прекрасный день 13 декабря, когда отмечали день рождения сестры Любочки, с Николенькой случается «затмение», то есть нервный срыв. Герой получает единицу на уроке истории, ломает ключик от портфеля в кабинете отца, плохо ведет себя в зале. Толстой описывает душевное состояние подростка как близкое к полному отчаянью: «Я читал где-то, что дети от двенадцати до четырнадцати лет, то есть находящиеся в переходном возрасте отрочества, бывают особенно склонны к поджигательству и даже убийству. Вспоминая свое отрочество и особенно то состояние духа, в котором я находился в этот несчастный для меня день, я весьма ясно понимаю возможность самого ужасного преступления, без цели…» [2,40]. После этого Николенька при всех ударил Сен-Жерома, приказавшего ему отправиться к себе, и бросил обвинения всему обществу: «Никто вы не любите меня, не понимаете, как я несчастлив! Все вы гадки, отвратительны!» [2,42]. Оставшись один в чулане, Николенька предается самым мрачным мыслям, даже ему представляется его возможная смерть и он воображает, какова будет реакция на нее домочадцев. Как пишет Сливицкая: «Безысходность несчастья, неотвратимость ужасного будущего толкает в спасительный мир фантазий, очень близкий к мечтаниям подпольных героев Достоевского» [Сливицкая 2009: 33]. В своих мыслях Николай преувеличивает все несчастья, ему кажется, что все люди, «начиная от бабушки и до Филиппа-кучера ненавидят меня и находят наслаждение в моих страданиях» [2,43], а потом ему представляется, что причиной ненависти к нему является тот факт, что он неродной сын отца. Воображая, что будет после его смерти, Николенька представляет небо, на небе свою мать, которая любит и жалеет его. Это, конечно, некий психологический кризис, но, тем не менее, он не приводит к каким-то непоправимым действиям со стороны подростка. Встреча на лестнице с отцом и откровенный разговор с родным человеком, его участие возвращают Николаю душевный покой и удовлетворение, а, проспав двенадцать часов, он чувствует себя превосходно и физически, и морально. Как и многие другие уже взрослые герои Толстого, Николай способен пережить духовные кризисы, выйдя из них окрепшим и обогащенным ценным опытом. Возрастные сложности только усиливают драматизм ситуации, но Николенька, «переболев» отроческими комплексами, изменившись сам, постепенно научился выстраивать более ровные отношения с окружающими. Например, со временем главный герой трилогии меняет свое резко негативное отношение к Сен-Жерому, а в конце повести «Отрочество» мы узнаем, что, начав заниматься, готовиться к поступлению в Университет, Николенька стал вызывать в гувернере уважение и сам уже по-другому воспринимает ненавистного ранее наставника: «Сен-Жером доволен мною, хвалит меня, и я не только не ненавижу его, но, когда он иногда говорит, что с моими способностями , с моим умом стыдно не сделать того-то и того-то, мне кажется даже, что я люблю его» [2,67].
Любопытно, что эпизод конфликта Николеньки с Сен-Жеромом привлек внимание Достоевского, который сказал, что это «чрезвычайно серьезный психологический этюд над детской душой, удивительно написанный» [25,32].Ситуация очень близкая к сюжетам из романов Достоевского, но поведение главного героя отличается, и Достоевский это объясняет дворянскими традициями: «Он даже мог помечтать и о самоубийстве, но лишь мечтать: строгий строй исторически сложившегося дворянского семейства отозвался бы и в двенадцатилетнем ребенке и не довел бы его мечту до дела …» [25,35]. Герой же его романа воспитания — жертва социального зла, исторических обстоятельств, он не ощущает прочных связей с родственниками, традицией, с социумом. В черновиках Достоевский еще раз уточняет главную мысль романа: «Во всем идея разложения, ибо все врозь и никаких не остается связей не только в русском семействе, но даже просто между людьми…Столпотворение вавилонское. Ну, вот мы, русская семья. Мы говорим на разных языках и совсем не понимаем друг друга…» [16,16]. Таким образом, Достоевский подчеркивает особую важность обстановки, традиций и культурной почвы, на которой растет человек. Мысли писателя кажутся нам актуальными, ведь и в наше время очень остро стоит вопрос об объединяющей общество идее, о сохранении традиционных ценностей для будущих поколений. Аркадию в отличие от Николеньки приходится гораздо острее переживать сложности подросткового возраста, усиленные вследствие его социального неблагополучия. Например, в пансионе француза Тушара, где воспитывался Аркадий, он сразу же сталкивается с социальной дискриминацией: за его нахождение в среде аристократии Тушар требует денежную прибавку, а, получив отказ, при всех бьет по лицу Аркадия и унижает его: «Ты не смеешь сидеть с благородными детьми, ты подлого происхождения и все равно, что лакей!»[13,97]. При этом «благородные» дети смеются над ним, тоже бьют его, заставляют им прислуживать. Ребенок долго не понимает, в чем его вина, думает, что он, действительно, «что-то сшалил» и начинает даже выслуживаться перед Тушаром, целует ему руки, угождает другим детям и, в конце концов, решает бежать из пансиона. Все это герой рассказывает отцу и матери, и в завершении следует вывод, что все это воспитало в нем самые низкие качества: лакейство и нерешительность, за что он сам себя глубоко презирает. Достоевский показывает, что те отрицательные задатки, которые есть в ребенке, приводят к формированию определенных качеств под воздействием постоянных негативных факторов , тогда как в случае с героем Толстого негативное (ненависть к Сен-Жерому) все же перемежается с положительными моментами (жизнь в своей семье, рядом близкие люди).
Хотя Достоевский не перекладывал всю вину на социальные обстоятельства и не снимал с человека ответственности за его грехи, все же влияние среды определенно прослеживается при формировании раздвоенных, дисгармоничных, мучающих себя и других характеров его героев- подростков. Достоевский объяснял это сам так: «Я взял душу безгрешную, но уже загаженную страшною возможностью разврата, раннею ненавистью за ничтожность и «случайность» свою и тою широкостью, с которою еще целомудренная душа уже допускает сознательно порок в свои мысли, уже лелеет его в сердце своем, любуется им еще в стыдливых, но уже дерзких и бурных мечтах своих, — все это оставленное единственно на свои силы и на свое разумение, да еще, правда, на Бога. Все это выкидыши общества, «случайные» члены «случайных» семей» [22, 8].
Аркадий словно мстит этому миру за свое украденное детство, униженное достоинство. И его излюбленной мечтой становится «идея Ротшильда», то есть достижение свободы, независимости, спокойствия посредством денег. Без денег, в бедности он не смог найти гармоничных отношений с людьми, а деньги дадут хотя бы иллюзию этих отношений. Он сам признается позже, что пытался найти общий язык с другими людьми, но все грустно заканчивалось: «Я мигом бы отвечал откровенному откровенностью и тотчас же стал бы любить его. Так я и делал, но все они тотчас же меня надували и с насмешкой от меня закрывались» [13,73]. Поэтому неудивительно, что подросток пришел к такому выводу: «Я, может быть, и буду делать добро людям, но часто не вижу ни малейшей причины им делать добро. И совсем люди не так прекрасны, чтоб о них так заботиться» [13,72].
У Николая Иртеньева в эти годы тоже возникает потребность осмыслить свое место в мире, но его мечты отличает здоровый юношеский эгоизм, порой максимализм и желание найти себя, а не что-то кому-то доказать и довести свою идею до крайности. Например, в главе «Мечты» (повесть «Юность») Толстой приводит основные идеи юного героя: «Мне хотелось, чтобы все меня знали и любили. Мне хотелось сказать свое имя: Николай Иртеньев, и чтобы все были поражены этим известием, обступили меня и благодарили бы за что-нибудь» [2,85]. Подростковый возраст — время поиска своего места в мире и нормально, когда молодой человек мечтает о достойном месте среди людей, пусть эти мечты и несут отпечаток юношеского максимализма. Но путь самоутверждения очень сложен и сопряжен с ошибками и падениями. Толстой показывает с беспощадной откровенностью все слабости и темные стороны юношеской натуры героя, особенно в третьей части трилогии, где душа Николая раздвоена между высокими идеалами отвлеченного характера и довольно прозаическими поступками. Толстой правдиво изобразил эту особенность юношеского возраста, ведь современные психологи так и характеризуют этот период жизни, в юности личность «никогда не бывает однозначной, она всегда противоречива и изменчива» [Кон 1982: 188]. Справедливо пишет Сливицкая, отмечая способность героя Толстого не замыкаться только в себе: «Если детство гармонично, то юность наиболее дисгармонична. Все в человеке развивается непропорционально. «Я» в своей отдельности непомерно разрастается, и на этой почве расцветает весь букет ресентиментных чувств. Поэтому и разрыв между двумя ощущениями «я» становится особенно мучительным. Но и в пору юности Николай Иртеньев, будучи «человеком Толстого», сохраняет душевную способность оторваться от своих переживаний и увидеть мир» [Сливицкая 2009: 38]. Наибольшее зло, по мысли автора, заключено в тщеславии, эгоизме, столь свойственном молодым людям. Здоровая амбициозность, эгоизм молодости — необходимые условия для самоутверждения в социуме, но Толстой показывает и огромную опасность, которая заключена в этих качествах, если они не сдерживаются добрыми намерениями. В главе «Я показываюсь с самой выгодной стороны» автор анализирует поведение героя в семействе Нехлюдовых и отмечает его хвастливую ложь о даче князя Ивана Иваныча, своего знатного родственника, куда тот, якобы, пригласил Николая на все лето и т.д. «Сказав эту страшную, сложную ложь, я сконфузился и покраснел, так, что все, верно, заметили, что я лгу… я лгал в таких вещах, в которых очень легко было поймать меня. Мне кажется, что тщеславное желание выказать себя совсем другим человеком, чем есть, соединенное с несбыточной в жизни надеждой лгать, не быв уличенным во лжи, было главной причиной этой странной наклонности», — пишет автор [2,155]. Стремление похвастаться близким знакомством со знатным князем — это результат влияния той среды, светского общества, в котором находится Николай. Ведь самым ценным для людей этого круга, как пишет далее автор, было такое понятие, как comme il faut: «…это было необходимое условие жизни, без которого не могло быть ни счастья, ни славы, ничего хорошего на свете» [2, 174]. Даже родственные отношения отходят на второй план в понимании юного Николая, подверженного этому пагубному влиянию светской морали: «Мне кажется даже, что, ежели бы у нас был брат, мать или отец, которые бы не были comme il faut, я бы сказал, что это несчаcтье, и что уж между мной и ими не может быть ничего общего» [2,174]. Знание французского языка в совершенстве, красивые ногти, светские манеры — вот набор внешних качеств comme il faut, достаточный для счастья, самоуважения и достижения достойного положения в обществе. Логичным результатом такого «идеала» в жизни и постоянного пропуска занятий в университете стал провал на экзаменах и очередной душевный кризис, описанный в самом конце повести. Постепенно жизнь корректирует нравственные ориентиры, идеалы героя. Духовная восприимчивость — главное ценное качество Николеньки, благодаря которому он способен чутко реагировать на все жизненные обстоятельства. Так, встретившись совершенно с другими людьми, студентами университета из разночинцев, он не может не отметить их превосходство перед ним в знании наук, человечность, искренность. В главе «Новые товарищи» Толстой пишет, что Николай Иртеньев даже был уверен, что сдаст экзамен лучше остальных, при этом, вовсе не занимаясь, т.к. он — comme il faut, а они — нет. Первое чувство, которое Николай испытал, придя в дом Зухина, было «не только чувство презрения, но и некоторой личной ненависти» [2,215] за то, что они считали себя равными ему, ставили неправильно ударения, были плохо одеты и имели плохие манеры. Но «комильфотная ненависть» оказывается слабее той душевной тяги Николая, чутко отзывающегося на их «веселое товарищество», «знания, простоту, честность и поэзию молодости». Нравственная чуткость Николая проявляется в том, что он тут же испытывает свою вину за богатство перед новыми знакомыми, что еще раз свидетельствует о его здоровой благородной натуре: «Я чувствовал себя перед ними виноватым и то, смиряясь, то, возмущаясь против своего незаслуженного смирения и переходя к самонадеянности, никак не мог войти с ними в ровные, искренние отношения» [2, 217]. Общение с новыми знакомыми быстро приводит Николая к открытию, что его «преимущества» перед ними — фикция, а идеал comme il faut — ложная идея: «Так что же такое была та высота, с которой я смотрел на них? Мое знакомство с Иваном Иванычем? Выговор французского языка? Дрожки?.. ногти? Да уж не вздор ли все это? — начинало мне глухо приходить иногда в голову под влиянием чувства зависти к их товариществу…» [2,218]. Конечно, не эти перечисленные «ценности» были истинным преимуществом Николая перед студентами-разночинцами, а его душевная утонченность и постоянная духовная работа. Ценность культурной среды, из которой вышел Николая не подвергается автором сомнению, а описание кутежей и запоев новых товарищей является мало привлекательным и скорее отталкивающим в этих персонажах. Но главное, что выражает Толстой в этих главах — это необходимость получения социального опыта для молодого человека, до этого замкнутого в своей узкой социальной страте.
В романе «Подросток» тоже описано общение Аркадия с молодежью из революционного кружка Дергачева, встреча с которой также необходима для его духовного становления. Аркадий признается себе, что хранил свою заветную идею про себя, боясь высказать ее вслух и тем самым унизить. Но на собрании демократической молодежи он не смог удержаться, потребность общения у него столь сильна, что Подросток подробно изложил свою философию, хотя и не говорил конкретно об «идее Ротшильда»: «И вот, у Дергачева, с первого почти столкновения не выдержал… Воспоминание скверное! Нет, мне нельзя жить с людьми; я и теперь это думаю; на сорок лет вперед говорю. Моя идея — угол». [13,48]. При этом Аркадий очень долго излагает свою точку зрения, полемизируя с идеей «разумного эгоизма», абстрактной любви к человечеству и пренебрежения к конкретной личности, обнаруживая глубокое понимание слабых мест социалистического учения, вызывая молодежь на дискуссию, от которой, впрочем, они уклонились и не нашли, что возразить. «Скажите, зачем я непременно должен быть благороден, тем более если все продолжается одну минуту… Скажите, чем докажите вы мне, что у вас будет лучше?.. я, может быть, в тысячу раз больше люблю человечество, чем вы все, все, вместе взятые!»[13,49], — горячо говорит Аркадий, обезоруживая противников. Видно, что он выстрадал свои убеждения и не боится их высказывать, искренне желая услышать реакцию других людей, что свидетельствует о его глубокой потребности в человеческом участии и понимании. Автор описывает период вхождения во взрослую жизнь Аркадия, который, окончив гимназию в Москве, приезжает в Петербург и погружается в водоворот человеческих отношений, страстей и интриг. Так же, как и Николай Иртеньев, Аркадий не остается безучастным ко всем событиям, он активно действует и все осмысляет. И хотя его излюбленной идеей является — угол, уход от людей в свой мир, он оказывается вовлеченным в «дела чести» Версилова, вызывает на дуэль князя Сергея Сокольского, давшего когда-то пощечину Версилову, становится обладателем важных писем о наследстве князя Сокольского, влюбляется в Катерину Николаевну Ахмакову, общается с Макаром Долгоруким и впитывает его мудрость, отдает дань игорной страсти и т.д. Таким образом, и Толстой, и Достоевский делают своих подростков социально очень активными, отнюдь не только мечтателями (хотя рефлексия тоже сильно развита у них), тем самым, показывая, что, только приобретая жизненный опыт, можно чему-то всерьез научиться и внутренне измениться, духовно обогатиться.
Итак, проанализировав позицию Толстого и Достоевского по вопросу влияния среды на формирование личности, можно сделать вывод, что оба писателя придавали огромное значение внешним факторам, воспитывающим человека. Они оба являются реалистами и правдиво изображают исторические условия жизни своих героев, тем самым, вскрывая глубинные причины тех психологических проблем подростков, которые лежат в социуме, семье или ее отсутствии и во многом определяют будущий характер человека. Первое, что выделяют оба писателя, как важнейший фактор воспитания — это наличие здоровой в нравственном плане семьи и любящих родителей, которых очень трудно заменить. Это тот фундамент, на котором потом будет построена вся судьба человека. Кроме того, велико значение фактора успешной социализации в среде сверстников, что порой дается с трудом юным героям Николаю и Аркадию. Но только через испытания, падения и приобретение опыта можно чему-то научиться, что подробно и описывают авторы, рассказывая о сложностях вхождения во взрослый мир своих героев. И Николай, и Аркадий — очень чуткие и мыслящие подростки, они глубоко переживают все впечатления жизни, перерабатывают их в себя, ведь только так они могут познать этот мир и научиться в нем жить. Толстой изображает духовный процесс, «диалектику души», тщательно анализирует все этапы духовного роста своего маленького героя, а Достоевский — противоречивый, двойственный мир души подростка, таящий все возможности. Такое глубокое проникновение в душу подростка и гениальное изображение его внутреннего мира помогает современному педагогу на примере художественных образов, ярких эпизодов из произведений глубже понять психологию детей, увидеть мир их глазами, осознать самоценность детского видения мира. Как утверждает современный психолог, «само понятие понимания пришло в психологию из эстетики» и обычно, «раскрывая его значение, мы ссылаемся на опыт литературы» [Кон 1982: 191]. «Ведь литература была и остается важнейшим средством человековедения» [Кон 1982: 191].
Можно утверждать, что, как ни различны социальные страты у героев, как ни далеки условия их взросления, в главном они похожи: они оба неравнодушны, социально активны, проявляют живой интерес ко всему и способны искренне любить. Можно сказать, что внутренний мир героев настолько сложен, что на этапе взросления именно он обеспечивает и защиту, и утешение в критические моменты жизни. Для Николеньки — это его размышления о жизни, мечты об идеале, философские открытия; для Аркадия убежищем от несчастий является задушевная «идея» (что характерно для героев Достоевского), и оба героя обязательно испытывают свой теоретический багаж реальной жизнью.
При этом и Толстой, и Достоевский критически изображают те пороки, подростковые комплексы и несовершенства, которые изнутри мешают человеку стать человеком: тщеславие, эгоизм. У Николая это проявляется в следовании ложному идеалу comme il faut, у Аркадия — идея стать сильным, независимым и выше остальных посредством денег («Ротшильдовская идея»).
Оба эти увлечения возникают во многом под влиянием общественной среды и тех ценностей, которые признаны в социуме.
Принципиально важно, что, несмотря на социальную детерминированность, герои Толстого и Достоевского несоизмеримо глубже и сложнее этой обусловленности. Самое важное в них — внутренняя духовная сущность, в определенной степени свободная от влияния среды, в этом оба писателя едины и свято верят в доброе начало в человеке. Справедливо пишет в этой связи Курляндская: «Социально-психологический и философско-психологический роман Толстого и Достоевского отражает новые возможности и перспективы художественного исследования человеческого характера, связанные с изображением человека, социально, исторически и вообще всесторонне детерминированного и одновременно духовно свободного» [Курляндская 1988: 101].
Таков истинно гуманистический и педагогический подход к воспитанию, выраженный в творчестве Толстого и Достоевского: искать опору в самом человеке, не слишком уповая на создание идеальных условий, что почти невозможно в несовершенном мире.
Глава 2. Идеал совершенного человека и пути его достижения, .1 Нравственные ориентиры на пути к совершенному человеку
Толстой и Достоевский прекрасно осознавали всю сложность воспитания совершенного человека, поэтому стремились передать как можно полнее все составляющие этого процесса, и их произведения являются очень насыщенными психологическими подробностями описаниями душевных движений взрослеющих героев. Попытаемся выделить те основные факторы, которые необходимы для полноценного воспитания человека, как это изображают наши писатели в анализируемых произведениях. Очевидно, что и Толстой, и Достоевский придавали огромное значение следующим условиям воспитания личности:
наличие семьи, любящих родителей (прежде всего, матери) или близких людей, являющихся моральным авторитетом и способных дать главные нравственные основы жизни (маменька, Наталья Савишна в повести «Детство»; Макар Иванович Долгорукий, Версилов для Аркадия);
присутствие в жизни друзей, единомышленников среди круга знакомых, не родственников (поиск друга в трилогии: Сережа Ивин, Дмитрий Нехлюдов; стремление найти близких людей у Аркадия);
постоянная духовная работа, труд души , потребность осмыслить жизнь свою и других людей и стремление найти свой идеал, веру, свое место в жизни (ошибочное увлечение идеалом comme il faut, попытки нравственного совершенствования, составление тетради «Правила жизни» Н.Иртеньевым; ведение записок Аркадием, выработка своей заветной «идеи»);
испытания, даже страдания как средство взросления души, приобретения опыта (кризисные моменты в повести «Отрочество», провал на экзаменах в повести «Юность»; пагубное увлечение игрой в рулетку Аркадия и драматичные моменты, связанные с этим).
Конечно, это не полный перечень важнейших факторов воспитания личности, как понимали это Толстой и Достоевский.
Повествование в обоих случаях ведется от лица самих героев: Николая и Аркадия, причем, герой Достоевского пишет свои записки вскоре после событий, при этом он совершает некую духовную работу, и именно этот труд души подростка в центре внимания автора. Именно жанр исповеди призван лучше всего показать читателю, как непросто идет становление личности и как порой болезненно и даже неадекватно отражаются события внешнего мира на юной психике. Такая форма передает все нюансы психологического анализа, духовной жизни, дает тонкое объяснение мотивов поступков и чувств героя. Сама композиция трилогии Толстого призвана подчеркнуть особое внимание автора к внутренней жизни его героя. Например, в повести «Детство» дано подробное описание двух дней из жизни 10-летнего Николеньки Иртеньева: день в деревне и день в городе, и в заключении идет описание смерти маменьки, с уходом которой и завершается эпоха детства. Концентрация основных событий на таком коротком отрезке времени не случайна: внутренняя жизнь героя столь насыщена, что и двух дней достаточно, чтобы дать полное представление о том, что такое детство и, главное, духовный мир ребенка. Во второй части («Отрочество», где герою 14 лет) уже описан более продолжительный период жизни: полтора — два года; в повести «Юность» повествование охватывает год с небольшим (Николаю уже 16-17 лет).
Хотя автора, прежде всего, интересует внутренний мир взрослеющего героя, одной из особенностей композиции трилогии является (следуя логике самой жизни Николеньки) расширение внешнего пространства, и при этом идет описание того, как усложняется духовная жизнь главного героя. Так, в раннем детстве герой живет в своем имении, маленьком уютном семейном мирке, с переездом в город появляются новые люди, в том числе совершенно неизвестные и не очень приятные Николаю (Сен-Жером, учитель истории, княгиня Корнакова, Этьен, друзья Володи, князь Иван Иваныч и др.), в юности Николай уже входит в круг разночинной молодежи, имеет множество контактов в Университете с самой разношерстной публикой, участвует в студенческих пирушках, делает визиты в светском обществе и т.д. И здесь уже без сознательной работы над собой можно совсем потеряться в мире светской условности и лжи. Можно сказать, что композиция трилогии выражает идею расширения: и круга общения Николая, и его сознания (в смысле познания бытия, осознания своего места в большом мире людей, социума).
Можно утверждать, что и Толстой, и Достоевский не представляют существования своих героев вне мира людей: ведь и Николенька, и Аркадий не могут жить, замкнувшись в себе лелея свою «идею», свои добродетели, поэтому им уготован тяжелейший труд — стараться оставаться людьми в несправедливом, грешном мире, что и описывают в своих произведениях писатели.
Но главное, что раскрывают оба автора — это незавершенность характеров, внутреннюю открытость миру (несмотря на все обиды Аркадия), готовность и даже стремление к восприятию лучшего (влияние Макара Долгорукого на Аркадия, мечта о настоящей дружбе и любви у Николая Иртеньева).
Толстой подробно анализирует историю дружбы Николая и Дмитрия Нехлюдова, «чудесного Мити», как стал называть его Николенька про себя. Сначала Николай попадает под полное влияние более взрослого Нехлюдова: «Само собой разумеется, что под влиянием Нехлюдова я невольно усвоил и его направление, сущность которого составляло восторженное обожание идеала добродетели и убеждение в назначении человека постоянно совершенствоваться» [2,75]. Молодые люди потянулись друг к другу, ведь у них были столь важные, особенно для этого возраста качества: искренность, умение быть откровенным. Как признается сам Нехлюдов, он полюбил Николеньку именно за это «удивительное, редкое качество — откровенность». Современные психологи пишут, что в подростковом возрасте дети именно это качество выделяют в настоящих друзьях: «В это время основным свидетельством дружбы становится взаимное доверие. Если попросить подростков этого возраста определить качество настоящего друга, то, прежде всего, называются такие, как искренность, сердечность и доверие, а в качестве неприемлемых — отвержение и предательство» [Кле 1991: 129].Как пишет Кон, «дружба занимает исключительное, привилегированное место в ряду юношеских привязанностей» [Кон 1982: 112]. Особую ценность юношеской дружбы психолог видит в том, что она является одновременно и школой «самораскрытия», и «понимания другого человека» (заметим, что в большей степени все же первое, так как на этом этапе дружба «выполняет социальную функцию поддержания самоуважения личности» и самопознания).
Также важно, что для «ранней юности типична идеализация друзей и самой дружбы» [Кон 1982:112].
В трилогии Толстой отмечает, что молодые люди стремятся к высокому: «исправить самого себя, усвоить все добродетели и быть счастливым» [2,75]. И даже ставят более глобальные цели (что тоже характерно для юности):
«Тогда исправить все человечество, уничтожить все пороки и несчастья людские казалось удобоисполнимою вещью» [2,75]. (В этом смысле Николай и Дмитрий вполне «русские мальчики» Достоевского, которые, сойдясь вместе, мечтают не меньше, чем о «переделке всего человечества»!).
Но далее в повести «Юность» автор не без иронии описывает, как далека от теории практика жизни героя и сколько ошибок он совершает каждый день: «Зачем все так прекрасно, ясно у меня в душе и так безобразно выходит на бумаге и вообще в жизни, когда я хочу применить к ней что-нибудь из того, что думаю?..» [2,90]. Причем, автор постепенно снижает и образ «чудесного Мити», которым так восхищался Николай. Педантизм друга, его чрезмерное увлечение правилами жизни и стремление все подогнать под них даже вопреки здравому смыслу оказались лишь одним из проявлений юношеского эгоизма, желания быть «не таким, как все» (в сфере добродетельной жизни).
Становится очевидным, что в юности чрезвычайно сложно выйти за рамки эгоистических мотивов поведения, и Толстой реалистично описывает, как даже благородная цель — самосовершенствование может на практике привести к самолюбованию. И если Николенька просто не исполняет правила, предаваясь более приятным занятиям, то у Дмитрия это отступление от нравственного идеала проявляется в другой форме: «Он исполняет свои добродетельные правила, потому что он как раз этим служит своему самолюбие, и часто самолюбие является первой причиной его будто бы добродетельных поступков» [Чуприна 1961: 110].В конце повести «Юность» автор пишет, что дружба с Нехлюдовым «держалась только на волоске». Николеньку неприятно удивляет странная любовь-дружба Дмитрия с «пожилой девушкой» Любовью Сергеевной, некрасивой и неумной, совершенно не понравившейся Николаю. Такой же надуманной оказалась и покровительственная «дружба» Нехлюдова с самым ничтожным (необразованным и неопрятным) студентом Безобедовым. «Отношения Дмитрия с ним, так же, как и с Любовью Сергеевной, были мне непонятны. Единственная причина, по которой он мог выбрать его из всех товарищей и сойтись с ним, могла быть только та, что хуже Безобедова на вид не было студента во всем университете», — пишет автор [2,206]. Постепенно Николай начинает глубже понимать характер друга и видит, что в его отношении к людям нет истинной любви, а преобладает желание покровительствовать самым убогим и таким образом самоутверждаться на их фоне. Николенька также сначала был полностью под влиянием старшего Нехлюдова, а когда стал сам взрослее, их дружба распалась. Николай не боится говорить откровенно неприятные вещи Нехлюдову, пытаясь до него достучаться, найти истину: «Да я говорю…, что и твоя дружба к Любовь Сергеевне основана тоже на том, что она считает тебя Богом» [2, 208]. Но Нехлюдов уходит от искреннего разговора и борется со своей вспыльчивостью в другой комнате: «Я знал, что в графе его пороков была вспыльчивость, и он теперь преодолевал себя. Я проклинал все его расписания» [2, 208]. Таким образом, Толстой сравнивает два типа поведения: и Николай, и Дмитрий ведут тетради «Правила жизни», ставят целью жизни самосовершенствование, но один становится догматиком, теряющим вкус к жизни и искренность в чувствах, другой же не делает культа из правил, не подгоняет под них живую жизнь, и хотя совершает ошибки, но сохраняет главное — искреннее желание стать лучше и найти правду. Юность Николая поэтична и полнокровна, сами правила не искажают его живую жизнь, а лишь являются ориентиром и нравственным компасом в повседневности. Николенька чувствует фальшь в поведении Дмитрия и не может ее принять. В конечном счете, культ добродетели у Нехлюдова превращается в порок самолюбования и даже психологического насилия над людьми (Дмитрий навязывает несчастному Безобедову свое покровительство, не очень считаясь с тем, нужно ли оно ему).
Таким образом, Толстой показывает, что слишком рассудочное отношение к самому лучшему — стремлению совершенствоваться и работе над собой — может незаметно привести к еще одному пороку. В сущности, запутавшийся (к концу трилогии) в своей внутренней жизни Николай вызывает у читателя больше сочувствия, чем правильный и ограниченный Нехлюдов, подгоняющий жизнь под составленные им правила. Так, Толстой подчеркивает всю необыкновенную сложность и неоднозначность процесса воспитания, и те опасности, которые могут встретиться на этом пути. Как отмечает современный психолог, на примере описанных Толстым в трилогии отношений Николая и Дмитрия Нехлюдова видны многие особенности юношеской дружбы. Хотя Толстой описывает поэтические возвышенные отношения, но обещание говорить правду, «признаваться во всем друг другу» и «никогда ни с кем и ничего не говорить друг о друге»[2, 73], такая «безудержная откровенность» была хороша только в начале дружбы. Позже она начинает приводить к неприятным последствиям, а «в момент ссоры интимные признания используются для того, чтобы глубже уязвить друг друга» [Кон 1982: 117]. Это психологи объясняют тем, что подростки весьма эгоистичны, им куда приятнее самим говорить, чем слушать другого.
«Подростковый и юношеский эгоцентризм суживает возможности межличностной коммуникации, порождает своеобразную псевдоинтимность, когда при внешней близости друзья фактически не слышат друг друга» [Кон 1982:114]. Подростки явно еще сами не разобрались в своем внутреннем мире, развитие и изменения в их психике и душе идут полным ходом. И хотя Николенька отличается от Аркадия нравственными устоями и традициями своего сословия, тем не менее, в его душе в эпоху юношеского самоопределения также царит хаос и неразбериха: «Несмотря на происходившую у меня в голове путаницу понятий, я в это лето был юн, невинен, свободен и поэтому почти счастлив» [2, 175]. Не меньшее значение, чем умственные открытия, правила в жизни имеет тот юношеский порыв, чувства, которые переполняют Николая и даются на заре жизни с тем, чтобы потом освещать весь путь человека. Автор явно испытывает ностальгию по этому свежему миру эмоций, навсегда ушедшему вместе с юностью: «Часто теперь я спрашиваю себя: когда я был лучше и правее — тогда ли, когда верил во всемогущество ума человеческого, или теперь, когда, потеряв силу развития, сомневаюсь в силе и значении ума человеческого? — и не могу себе дать положительный ответ» [2, 97]. Важность юности еще и в тех чувствах, возвышенных мечтах, которые больше уже не повторяются в зрелые годы: «А, впрочем, Бог один знает, точно ли смешны были эти благородные мечты юности, и кто виноват в том, что они не осуществились?..» [2,75]. Их наличие в жизни молодого человека — непременное условия формирования здоровой личности.
Живая душа Аркадия также тянется к более опытным старшим людям, от которых он стремится получить мудрость и самые важные понятия о жизни, столь необходимые в юности. Тем более что в душе Аркадия царит хаос еще и в силу исторического времени, отраженного в романе «Подросток», как пишет Бурсов, главные герой романа Достоевского — это человек «без каких- либо твердых основ в душе и уме» [Бурсов 1971: 69]. В годы юности, как известно, закладываются основы мировоззрения человека, его нравственная ориентация, и поэтому чрезвычайно важно, чтоб «души прекрасные порывы» были направлены на достойные дела. В романе «Подросток» такими ориентирами для Аркадия являются два его отца: биологический — Версилов и юридический — Макар Долгорукий. Можно сказать, что подростковый период у Аркадия несколько затягивается, он стоит перед выбором пути, и Достоевский изображает этот кризисный переломный момент, к тому же отягощенный возрастными проблемами (переход от подросткового нигилизма к юношескому идеализму); генетическими (унаследованная раздвоенность сознания от отца Версилова); онтологическими (сочетание идеала Мадонны и Содома в одной душе и нетвердость веры при искреннем желании ее обрести).
Аркадий очень неустойчив психологически и идейно, поэтому он так страстно ищет духовную опору в ком-то. «При сближении с Версиловым Аркадий обнаруживает чрезвычайно важную в молодом человеке потребность — жажду значительной жизненной цели, он просит отца указать, «что именно мне делать и как мне жить»[13, 172] [Щенников 2008: 142]. Именно общение с этими двумя незаурядными людьми помогает Аркадию преодолеть ту его заветную «идею», с которой он появляется в начале романа и которой столь дорожит — самоутверждение посредством денег, материального могущества («ротшильдовская идея»).
Наличие некой задушевной идеи у героя — отличительная черта стиля Достоевского. В этой идее выражается эмоционально-смысловая составляющая личности, часто главная ее проблема, и проверка идеи жизнью помогает если не разрешить эту проблему, то указать направление ее решения (например, идея Раскольникова).
Будучи несправедливо униженным в детстве, Аркадий не смог породить ничего лучшего, чем Ротшильдовскую идею, насквозь пронизанную презрением к людям и имеющую целью унизить уже их. «Мне нравилось ужасно представлять себе существо, именно бесталанное и серединное, стоящее перед миром и говорящее ему с улыбкой: вы Галилеи и Коперники,.. вы Пушкины и Шекспиры,.. а вот я — бездарность и незаконность, а все-таки выше вас, потому что вы сами этому подчинились»[13,77]. Появление этой идеи у подростка (хотя он объясняет ее одним своим характером), конечно, является лишь следствием одиночества, потерянности в мире людей. Причем, особенно ему не нравится наличие социального неравенства, его душа жаждет справедливости, и деньги, по его мнению, могут это все разрешить: «Деньги, конечно, есть деспотическое могущество, но в то же время высочайшее равенство, и в этом вся главная их сила. Деньги сравнивают все неравенства» [13,74]. Но самое заветное желание, которое могут исполнить деньги — это свобода, независимость и внутреннее уважение к себе, ощущение своей значимости, некое человеческое достоинство, достигнутое пусть и таким путем: «Мне не нужно денег, или, лучше, мне не деньги нужны; даже и не могущество; мне нужно лишь то, что приобретается могуществом и чего никак нельзя пробрести без могущества: это уединенное и спокойное сознание силы! Вот самое полное определение свободы, над которым так бьется мир! Свобода! Я начертал наконец это великое слово… Да, уединенное сознание силы — обаятельно и прекрасно» [13,74]. Таким образом, идея Аркадия — это не пошлое богатство и все те материальные блага, которые на него можно получить, и даже не власть над людьми, а своего рода благородное утонченное желание душевной свободы и сознания своей силы без ее явного применения, бросающее некий вызов всем обывателям: «Будь я Ротшильд, я бы ходил в стареньком пальто и с зонтиком. Какое мне дело, что меня толкают на улице, что я принужден перебегать вприпрыжку по грязи, чтоб меня не раздавили извозчики. Сознание, что это я сам Ротшильд, даже веселило бы меня в эту минуту» [13,74]. Эта идея — своего рода психологическая защита, или скорлупа, в которую Аркадий планирует уйти от мира, приносящего ему одни негативные эмоции.
Жажда самоутверждения у юного Николая Иртеньева также приводит к стремлению стать выдающимся человеком и к работе над собой, причем ему это важно также для собственного чувства достоинства и уважения к себе: «Вне учения занятия мои состояли: в уединенных бессвязных мечтах и размышлениях, в делании гимнастики с тем, чтобы сделаться первым силачем в мире» [2,79]. Как и Аркадий, Николай надеется на осуществление своей мечты, на счастье, и сама эта твердая вера и надежда в юности уже несет положительный эффект здорового настроя на лучшее будущее: «Третье чувство была надежда на необыкновенное, тщеславное счастье — такая сильная и твердая, что она переходила в сумасшествие. Я так был уверен, что очень скоро, вследствие какого-нибудь необыкновенного случая, вдруг сделаюсь самым богатым и самым знатным человеком в мире, что беспрестанно находился в тревожном ожидании чего-то волшебно-счастливого». [2, 85]. Юношеский максимализм и идеализм — благодатный дар, и Достоевский отмечает, что даже сама «Ротшильдовская идея» Аркадия несет печать возвышенного, идеального: «В мечтах моих я уже не раз схватывал тот момент в будущем, когда…я отдам все мои миллионы людям; пусть общество распределит там все мое богатство, — а я — я вновь смешаюсь с ничтожеством!.. Вот моя поэма! И знайте, что мне именно нужна моя порочная воля вся , — единственно чтоб доказать самому себя, что я в силах от нее отказаться» [13,76]. И в другом месте: «Боже мой! Да замыслив мою «идею», я, я сам — разве я поклонился золотому тельцу, разве мне денег тогда надо было? Клянусь, мне надо было лишь идею!» [13, 388].
Как видим, оба героя в юности интенсивно размышляют, мечтают, и центром этих мечтаний является их взрослеющая личность и поиск себя в этом мире, своего особого пути. Им даже кажется, что они открывают нечто новое, оригинальное, и в каком-то смысле они правы: ведь каждое новое поколение все «вечные вопросы» решает немного по-своему. Толстой дает аналитический разбор основных черт юношеского сознания, перечисляя главные характерные мечты того периода о любви, о славе, счастье и своем духовном совершенствовании. Достоевский эти же особенности возраста дает в конкретных сюжетных ситуациях романа, где раскрывается личность Аркадия. В целом, оба героя переживают сложный насыщенный период становления личностной идентичности, т.е. «совокупности мнений, чувств и планов относительно себя» [Кле1991:135].
В сущности, «ротшильдовская идея» Аркадия — это одно из проявлений становления этой личностной идентичности, а само богатство интересует Аркадия гораздо меньше. Поэтому можно согласиться с исследователями, что идея Аркадия является временным средством самоутверждения, она «не становится конструирующим центром движения событий, как в других философских романах Достоевского» [Щенников 2008:141]. В определенный период жизни (переход от отрочества к юности) эта идея спасала героя от враждебной среды, укрепляла его веру в себя. Но Аркадий чувствует, что важнее этой надуманной идеи живое общение с людьми, и всей своей жизнью в Петербурге преодолевает ее. В первую очередь это касается его стремления установить контакты с отцом. Авторитет отца оказывается сильнее идеи, и в конце 1 части романа, когда Аркадий увидел, что Версилов благородный человек, в его душе «ротшильдовская идея» начинает вытесняться другой могучей идеей-чувством — поиском духовного сближения с отцом. Образ Версилова несет в романе чрезвычайно большую смысловую нагрузку. Он является представителем высшего культурного слоя дворянства, которое во второй половине XIX века уже переживало кризис своей идентичности и мучительно искало свое место в истории России. Как и многие «лишние люди» того поколения, Версилов был одарен умом, благородством, получил образование в Университете, служил в гвардии, много бывал за границей, прожил три больших состояния, влюблялся и был любим (особенно матерью Аркадия — Софьей), но ему явно не хватает цельности, настоящей веры в идеал и любимого дела в жизни. При этом Версилов сам все понимает, он чувствует необходимость осознания своего места в мире, вот что он говорит о классе дворянства Аркадию: «Да, мальчик, повторяю тебе, что я не могу не уважать моего дворянства. У нас создался веками какой-то еще не виданный высший культурный тип, которого нет в целом мире — тип всемирного боления за всех. Это — тип русский, но так как он взят в высшем культурном слое народа русского, то, стало быть, я имею честь принадлежать к нему. Он хранит в себе будущее России…»[13, 376]; а в другом месте Версилов говорит, что «высшая русская мысль есть всепримирение идей». Слышатся задушевные, даже выстраданные идеи самого автора, который позже разовьет их в своей знаменитой пушкинской речи. Аркадий, конечно, чувствует, что в этих словах заключено жизненное кредо его отца: «Я слушал с напряжением. Выступало убеждение, направление всей жизни… Он говорил мне все эти горячие речи, любя меня » [13, 376] (курсив мой — Р.З.).
Несмотря на эти возвышенные речи отца, Аркадий не может не помнить, что Версилов бросил его еще ребенком, и это для подростка стало большой травмой. Аркадий сам признается: «Виновен или невиновен Версилов — вот что для меня было важно… Я непременно должен узнать всю правду в самый ближайший срок, ибо приехал судить этого человека… Мне надо было или признать его, или оттолкнуть от себя вовсе» [13, 180]. К счастью, Версилов не уклоняется от попыток Аркадия разгадать его, он охотно беседует с ним, тем самым, компенсируя ту вину, которую чувствует перед сыном: «Я тогда засыпал его вопросами, я бросался не него, как голодный на хлеб. Он всегда отвечал мне с готовностью и прямодушно…» [13, 342]. А в другом месте Аркадий говорит: «Он захватил и победил мою душу» [13, 387]. Как постепенно выясняется, Версилов по- настоящему благороден, хотя непоследователен и порой духовно слаб. Например, живя за границей в Эмсе, он получил от князя Сокольского пощечину, но не вызвал его на дуэль не потому, что испугался, а потому, что не хотел убивать соперника по наследству, а потом, выиграв тяжбу, вызвал его на дуэль, но все закончилось примирением. Аркадий страстно желает, чтобы его отец был порядочным человеком, чтоб за отца не было стыдно, и он даже хотел стреляться с князем Сокольским, защищая честь Версилова. По большому счету Версилов не подводит Аркадия, как справедливо пишет Кирпотин, «в процессе присматривания, исследования, анализа и узнавания порочащие Версилова слухи оказывались недоразумением или клеветой, и все выше и благороднее вырисовывался его истинный облик… Каждый день, каждый час Подросток думал об отце. Процесс узнавания Версилова Подростком, процесс сближения между ними складывался нелегко» [Кирпотин 1983: 294, 296]. Исследователь даже считает, что Достоевский создал новый жанр романа — «роман узнавания», в котором процесс узнавания героями друг друга является главным. В этой сюжетной линии (общение с отцом, изучение его) проявляется важнейшая составляющая периода взросления Подростка — поиск духовного наставника, что критически важно именно в этот период жизни. Ведь ни книги, ни искусства, ни рассказы не могут по степени воздействия на душу подростка сравниться с реальным живым человеком, которого он уважает и которому верит. Таким образом, можно сказать, Достоевский учит нас, что трудно переоценить значение наставника, учителя, педагога в широком смысле слова для молодых людей и нашего времени. Можно даже сказать, что Аркадию повезло в юности, ведь с ним рядом был такой интересный и содержательный человек, как родной отец, познавая которого, подросток познавал и себя самого и вообще людей. Хотя Версилов и не стал идеалом для Аркадия, он, тем не менее, сумел дать очень многое подростку. Версилов в романе отличается раздвоенностью, его характер лишен цельности (так вообще Достоевский понимал природу человека).
В конце романа он даже разбивает древний образ, доставшийся от Макара Ивановича, который хранила Софья. Кирпотин писал о Версилове: «Когда он разбивает образ, это…символизирует его собственную смятенную, раздвоенную душу» [Кирпотин 1983: 256]. Отказываясь от говения, Версилов говорит: «Я очень люблю Бога, но — я к этому не способен» [13, 447]. Иначе говоря, несмотря на всю потребность в идеале, Версилов все же неспособен на жертвы ради истины, не может следовать своим принципам вопреки всем трудностям. Но главное, что получил Аркадий от Версилова — это прививка от мещанства, буржуазности, которая могла бы развиться в нем под влиянием ротшильдовской идеи. Речи Версилова о порочности и цинизме буржуазной цивилизации (он рассказал историю о комиссии в английском парламенте, подтвердившую правильность приговора над Христом с точки зрения английских законов) помогли Аркадию не погрязнуть в мире материальных ценностей и сохранить живую душу. Также именно Версилов обратил внимание Аркадия на такого важного для него человека, как Макар Иванович, Аркадий сам отмечает: «Признаюсь, без Версилова я бы много пропустил без внимания и не оценил в этом старике, оставившем одно из самых прочных и оригинальных воспоминаний в моем сердце» [13, 341]. Версилов как бы подводит Аркадия, подготавливает его душу к восприятию мудрости, которую несет Макар, его юридический отец, олицетворяющий в романе народную идею праведности, благообразия, всепримиримости. Он — хранитель нравственных ценностей русского народа, которые позволили выжить в самых тяжелых условиях.
Без приобщения к народным ценностям, «почве», по Достоевскому, невозможно воспитание истинной личности, и Аркадий потянулся к правде Макара, как к источнику «живой жизни». Версилов как-то сказал, что есть некая идея-чувство, все скрепляющая «высшая мысль», из которой «истекает живая жизнь» и которую даже трудно выразить словами. Достоевский дает в речах Версилова важнейшее для него понятие «живой жизни», органического, «почвенного» начала, которым жив человек, оторвавшись от которого он нравственно скудеет, слабеет. Версилов говорит: «…знаю только, что это должно быть нечто ужасно простое, самое обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до того простое, что мы никак не можем поверить, чтоб оно было так просто, и, естественно, проходим мимо вот уже многие тысячи лет, не замечая и не узнавая» [13, 178]. Народная правда дает силу и жизнь, поэтому Макар внушает Аркадию уважение, подросток говорит: «Я вам рад. Я, может быть, вас давно ожидал. Я их никого не люблю: у них нет благообразия… Я за ними не пойду,..я с вами пойду» [13, 291]. Аркадий не любит никого, так как никто не смог внушить ему настоящего уважения и показать умение по-настоящему любить, а Макар смог. И если Версилов не смог передать Аркадию ни прочных убеждений, ни веру в высшие идеи, то Макар своей жизнью показал любовь ко всему живому, смирение, высшую способность благодарения за жизнь и радостного приятия мира Божьего. Макар обладает чисто христианскими чертами, в черновиках к роману читаем его слова: «Смирение сила. Смирением все победишь» [16, 346]. Макар появляется в романе как спаситель Аркадия после его «девятидневного беспамятства» в результате всех переживаний и мучений от жизни в Петербурге, он поражает Аркадия «лучистым взглядом» и светлым, детским, веселым смехом: «Этот смех его всего более на меня подействовал… Смехом иной человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную… Искренний и беззлобный смех — это веселость, а где в людях в наш век веселость?..»[13, 285]. Можно сказать, что Макар — счастливый человек, он живет в гармонии с миром и дарит свою радость другим. Макар чувствует сердцем связь всего в мире и благоговейно относится к Божьему миру: «И пусть забудут, милые, а я вас и из могилки люблю. Слышу, деточки, голоса ваши веселые… все равно и по смерти любовь!..» [13, 290]. В мире хаоса, сталкивающихся эгоистических сил необходимо наличие таких праведников, ведь сказано же, что один праведник спасает целый город. Но в романе образ Макара дополняется образом смиренной, любящей, кроткой «мамы». Даже Версилов постоянно помнил, что Софья — его «последнее убежище и пристанище», к которому всегда можно вернуться, и она не отвергнет его. Когда Версилов болел после ранения, за ним ухаживала Софья: « Мама сидит около него; он гладит рукою ее щеки и волосы и с умилением засматривает ей в глаза» [13, 446]. Аркадий словно обрел в конце романа семью или хотя бы надежду на нее; он уже любит и мать, и отца, и с умилением замечает: «Она садится около него и говорит ему, всего чаще шепотом. Он слушает с улыбкою, гладит ее волосы, целует ее руки, и самое полное счастье светится на лице его… Я прямо скажу, что никогда столько не любил его, как теперь…» [13, 447].
«Случайное семейство» в конце романа становится чем-то другим, и Аркадий здесь сыграл не последнюю роль.
В трилогии Толстого образ отца Николая Иртеньева Петра Александровича не играет такой большой роли, как в романе Достоевского, но это и является несчастьем для подростка: он внутреннее одинок и в отце не находит того содержательного человека, как Версилов или Макар для Аркадия. В главе «Что за человек был мой отец?» Толстой дает характеристику отца Николая, отмечая его светскость, умение увлекательно говорить, «гибкость правил» как отличительные черты личности. В чем-то Петр Александрович похож на Версилова: он человек того же круга, примерно того же возраста, тех же правил и культурных ценностей. Имея определенные убеждения, он при необходимости может и отступить от них, если это выгодно ему: «Он был человек прошлого века и имел общий молодежи того века неуловимый характер рыцарства, предприимчивости, самоуверенности, любезности и разгула… Две главные страсти в его жизни были карты и женщины; он выиграл в продолжение своей жизни несколько миллионов и имел связи с бесчисленным числом женщин всех сословий» [1, 29]. Петр Александрович Иртеньев не производит впечатление глубокого человека и не является для Николая нравственным авторитетом. Хотя он не бросил сына, как Версилов, но и быть наставником, духовным авторитетом для Николеньки он не способен. Уже в отроческие годы Николай в целом разочаровывается в отце, который не имеет духовной связи и настоящего общения с сыном, а погружен в свои личные дела: «Папа, который в Москве почти совсем не занимался нами и с вечно озабоченным лицом только к обеду приходил к нам, в черном сюртуке или фраке, — вместе с своими большими выпущенными воротничками рубашки, халатом, старостами, приказчиками, прогулками на гумно и охотой, много потерял в моих глазах» [2,16].
2.2 Итоги художественного исследования человека в аспекте темы воспитания личности в трилогии Л.Н. Толстого и романе Ф.М. Достоевского
Несмотря на всю исключительную важность семьи, наставников, друзей и других внешних условий, все же и для Толстого, и для Достоевского последним решающим фактором воспитания является сам человек , его желание кем-то стать и самостоятельный труд для достижения успехов в деле самовоспитания. Именно поэтому и трилогия Толстого, и роман Достоевского заканчиваются похожими мотивами: Николенька снова берется писать тетрадь «Правила жизни» и в моральном порыве решает впредь «не делать ничего дурного» и не изменять правилам; Аркадий, закончив записки, почувствовал, что «перевоспитал себя самого именно процессом припоминания и записывания» [13, 447]. Таким образом, финалы обоих произведений открыты, что характерно для творчества Толстого и Достоевского. Они оба изображают процесс жизни, внутреннюю работу души и промежуточные итоги, намечая направление движения к достижению гармонии человека с самим собой, внешним миром, своей совестью. Как отмечают исследователи, главная нить романа Достоевского — это поиск Аркадием идеала и самого себя в неблагоприятной действительности, преодоление всех трудностей «на самом краю бездны» [Кирпотин 1983: 291]. Достоевский заканчивает роман на той точке, где Аркадий научился жить самостоятельной жизнью, он получил большой опыт от Версилова, Макара, и теперь он сам должен искать и действовать, «его главный роман впереди, за пределами написанного романа» [Кирпотин 1983: 312]. Мы видим особое доверие и надежду Достоевского на молодых людей, вступающих в жизнь, писатель верит в их способность «осуществить лучший порядок жизни по сравнению с тем, который создали отцы» [Кирпотин 1983: 315]. Не случайно Достоевский заканчивает роман словами, устремленными в лучшее будущее: он пишет с надеждой, что «из подростков созидаются поколения…» [13,455]. И надежда писателя основывается, в том числе, и на способности главного героя меняться, внутренне расти и вопреки всему тянуться к лучшему в жизни. Как пишет Кашина о Достоевском: «Вообще главные надежды в смысле преобразования неблагообразного «мира сего» он возлагал на усилия человеческого духа, а не на изменение «внешних обстоятельств» [Кашина 1989: 59]. Эта же мысль близка и дорога Толстому, который отмечает в Николае Иртеньеве такую важную черту характера, как самокритику и желание исправиться как залог достижения нравственного совершенства. Это спасительное качество души Толстой чрезвычайно высоко ценил в человеке, и в Николеньке-отроке оно уже есть: «Бей меня еще… я негодный, я гадкий, я несчастный человек!» — кричит он отцу в повести
«Отрочество»[2, 49]. Таким образом, уже в подростковом возрасте очень важно развивать в ребенке чувство самооценки, самокритики, как учит Толстой. В третьей части трилогии он написал в этой связи такие знаменательные строки: «Этот-то голос раскаянья и страстного желания совершенства и был главным душевным ощущением в ту эпоху моего развития… Благой, отрадный голос… столько раз восстававший против всякой неправды, злостно обличавший прошедшее… и обещавший добро и счастье в будущем… Неужели ты перестанешь звучать когда-нибудь?» [2,85]. И в этом, по мысли Толстого, заключается весь путь души человека — через падения, ошибки и заблуждения обязательно возвращаться к поиску правды . Так, объясняя замысел трилогии, Толстой записал: «Интерес отрочества должен состоять в постепенном развращении мальчика после детства и потом в исправлении его перед юностью» [46, 286]. В итоговой книге «Круг чтения», где Толстой собрал мудрость народов, он записал такую свою мысль о работе над собственной душой: «Нам кажется, что самая главная на свете работа — это работа над чем-нибудь видимым: строить дом, пахать поле, кормить скот, собирать плоды, а работа над своей душой, над чем-то невидимым — это дело неважное, такое, какое можно делать, а можно и не делать. Между тем, только одно это дело, работа над душой, над тем, чтобы делаться с каждым днем лучше и добрее, только эта работа настоящая, а все остальные работы, видимые, полезны только тогда, когда делается эта главная работа над душою» [41, 50]. Можно согласиться с Чуприной, что Толстой предлагает «индивидуальное нравственное усилие личности… как средство борьбы с существующим злом. С нравственным искажением личности, по Толстому, должна бороться сама личность» [Чуприна 1961: 112].
Наделив своих подростков такой важнейшей способностью, как умение трудиться над душой, Толстой и Достоевский дали им в руки самое сильное орудия воспитания — самовоспитание, а также умение учиться у жизни и людей при обязательном умении самостоятельно мыслить и оценивать окружающий мир. При этом особо важно, что оба писателя превыше всего ставили в человеке — желание найти правду, они многое готовы были простить своему герою (тщеславие, гордость, легкомыслие, ложные увлечения и т.д.), но всегда ценили умение не потеряться в мире добра и зла, интуитивно найти нравственный ориентир, желание разобраться в том обществе, где так часто встречается ложь и зло. И Николай Иртеньев, и Аркадий Долгорукий могут быть названы лучшими героями русской литературы, так как они выше собственной выгоды ставят правду, ищут некий идеал в жизни и готовы постоянно трудиться над собой.
Подводя итоги второй главы, хочется отметить, что оба писателя прекрасно осознавали, насколько сложен процесс формирования настоящего человека: это совокупность множества факторов, каждый из которых невозможно переоценить. Сюда Толстой и Достоевский относят и нравственно здоровую семью как главный фундамент духовного благополучия, и наличие вне семьи близких друзей, единомышленников, в среде который подросток чувствует себя самореализованным, и обязательный интерес к жизни и труд души для накопления опыта и внутренней силы для продолжения пути. Как найти баланс между личным и внеличным, гармонию эгоистического и альтруистического начал — вот одна из важнейших целей для Николая Иртеньева и Аркадия Долгорукого, любимых героев писателей.
Внимание обоих авторов в рассмотренных произведениях направлено, прежде всего, на внутренний мир подростков, процессы их духовной жизни (не случайно, повествование в обоих случаях ведется от первого лица), что свидетельствует о важнейшей роли этой нравственной сферы в процессе формирования личности. Толстой и Достоевский изобразили незавершенные, «текучие» характеры, способные к дальнейшему развитию и самосовершенствованию. И Николай, и Аркадий отличаются умением объективно оценить себя, критически отнестись к своим ошибкам и искренним желанием стать лучше (и реальной работой над собой: Николай ведет тетрадь «Правила жизни», Аркадий пишет записки и тем самым перевоспитывается).
В этом пункте писатели едины: они придавали большее значение духовной сфере в деле улучшения мира, индивидуальному нравственному усилию личности во внутренней работе, чем социальным реформам. Достоевский прямо пишет в конце романа, что нынешние подростки — это будущее России и мира вообще. Во многом они были правы: ведь духовная сила народа, идеи, или общественное мнение, способны оказывать огромное влияние на исторический процесс.
У главных героев исследуемых в работе произведений много различий и в среде воспитания, и в психологическом складе личности, но в главном они похожи: оба являются глубокими, думающими, активными и способными к внутренней работе над собой подростками; и если Николаю больше повезло с рождения, и он имел в раннем детстве прекрасную семью, любящих родителей, традиции дворянского воспитания, то Аркадий, являясь представителем «случайного семейства», только в юношеском возрасте нашел в двух своих отцах (Версилове и Макаре Долгоруком) таких духовных наставников, такую нравственную опору, о которых Николаю в юношеские годы можно было только мечтать. Можно утверждать, что Толстой не случайно указывает на это отсутствие духовного наставника и возникающие от этого сложности у главного героя трилогии. Таким образом, оба писателя (особенно Достоевский) акцентируют внимание на роли учителя, взрослого авторитетного человека для нормального развития подрастающего поколения. Как мы помним, именно Версилов помог Аркадию преодолеть пагубную «ротшильдовскую идею», спас от мещанства, раскрыл высокое предназначение русского дворянства, несущего «высшую мысль» о «всепримирении идей», подготовил его к встрече и познанию народной правды, «живой жизни», воплощенной в образе Макара. И если Николенька с молоком матери впитал народную культуру и веру, живя рядом с чудесной старушкой из народа Натальей Савишной, то Аркадий познавал народный мир, хранящий христианские ценности, уже в юношеские годы, общаясь с юридическим отцом Макаром. И Толстой, и Достоевский едины в убеждении, что без близости к народной «почве», национальной культуре и вере человек не состоится как личность.
Толстой и Достоевский как гениальные психологи раскрыли закономерности развития личности человека, ведь, как утверждают современные психологи, «личность — это именно путь, по которому человек идет» [Кон 1982: 201]. При этом велика и роль наставника: он помогает подростку «глубже осознать себя, стать самим собой, реализовать то лучшее и ценное, что в нем есть» [Кон 1982: 201].
Но невозможно человеку вместо него самого раскрыть смысл его бытия, это он должен сделать сам, ведь каждый самостоятельно прокладывает свой путь в жизни, хотя «местность» может быть хорошо изучена и до него. Любимые герои великих писателей: Николенька Иртеньев и Аркадий Долгорукий сами методом проб и ошибок, но с огромным желанием, трудолюбием и «духовной жаждою» ищут свой путь в жизни, и авторы верят в них, поскольку в их природе (несмотря ни на какие темные стороны) есть стремление к добру и потребность найти истину.
Заключение
Итак, в данной работе была предпринята попытка анализа важнейшей проблемы в творчестве Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского — воспитание совершенного человека и пути достижения нравственного идеала на примере автобиографической трилогии Толстого «Детство. Отрочество. Юность» и романа «Подросток» Достоевского. Автор работы старался акцентировать внимание, прежде всего на том, что сближает великих писателей, отмечая, конечно, и те различия, которые имеются в их подходах к данной проблеме.
Строго говоря, и Толстого, и Достоевского интересует душа человека в переломные моменты жизни (ведь эпохи отрочества, юности — это не простые периоды, а часто откровенно кризисные точки развития).
Но Толстой при этом делает акцент на извечных проблемных периодах жизни и тщательно изображает законы каждого из них, а Достоевский усугубляет возрастные проблемы атмосферой эпохи, историческими реалиями пореформенной России. У Толстого даже в композиционной структуре трилогии присутствует некая стабильность: каждая часть имеет обобщающую главу, в которой раскрываются главные черты душевной жизни ребенка в определенный период (главы: «Детство», «Отрочество», «Юность» в одноименных частях трилогии).
Это указывает на некую универсальность, близость каждому читателю, и, действительно, многое из того, что описано Толстым, в той или иной форме когда-то переживал каждый человек. Герои Достоевского поставлены в гораздо более сложные социальные, психологические условия. Аркадий является представителем «случайного семейства», живет в другое время, когда все духовно разобщены, и в обществе разрушены прежние патриархальные связи, но он также пытается искать свой путь, истину в тяжелейших реалиях жизни. Эта ситуация, возможно, близка тем современным подросткам, которые выросли в неблагополучных семьях, имеют тяжелый опыт детства, отрочества, но остались людьми и сумели в таких условиях найти достойных, хороших людей рядом.
Воспитать настоящего человека — чрезвычайно сложная задача, это очень реалистично показывают Толстой и Достоевский в своих произведениях. Для ее выполнения нужна совокупность множества факторов. Наши национальные гении Толстой и Достоевский придавали огромное значение таким главным составляющим воспитания человека, как: благоприятная среда, семейная обстановка, в которой присутствует комфортная психологическая атмосфера, традиции, нравственные ценности и взаимное уважение родителей (Толстой на примере детства Николая Иртеньева показывает положительный пример такого семейства, а Достоевский — тяжелые последствия отсутствия семьи в нормальном смысле слова).
Для полноценного развития интеллектуальной и эмоциональной сфер личности (второе для писателей даже ценнее и сокровеннее) важна также постоянная духовная работа (никто извне не сможет дать столько, сколько дает самостоятельная работа человека над своей душой), поэтому оба героя ведут дневник, записки и подвергают интенсивной рефлексии все происходящее в их жизни. Также важна активная жизненная позиция и живой интерес ко всему, неравнодушие и получение социального опыта (оба героя не замыкаются в себе, а смело идут навстречу жизни, совершая ошибки и получая часто негативный опыт).
Христианские ценности, вера имела для обоих писателей особое значение, как и обязательное наличие нравственного авторитета, человека, с которого хочется брать пример (Макар Долгорукий, Версилов для Аркадия, Дмитрий Нехлюдов — для Николая).
Можно утверждать, что первостепенными факторами в деле воспитания для обоих авторов был «труд души» подростка и наличие в его жизни духовного наставника. Здесь взгляды Толстого и Достоевского близки к педагогическим идеям К.Д.Ушинского, писавшего, что «в воспитании все должно основываться на личности воспитателя», потому что воспитательная сила передается лучше всего «из живого источника человеческой личности» [Ушинский 1948: 63].
Актуальность нравственных открытий писателей для нашего времени очевидна: в период исторического распутья, поиска идеалов педагогические идеи Толстого и Достоевского о важнейшей роли учителя, значении обращения к народным ценностям, проверенным веками, и опора на самостоятельную работу личности над собой представляют несомненную важность.
Главное, что объединяет Толстого и Достоевского — это вера в человека, его огромные возможности, нераскрытые потенциальные нравственные силы. Именно это и показывают писатели на примере своих любимых героев: Аркадия Долгорукого и Николая Иртеньева, духовно одаренных подростков, открытых миру и готовых откликнуться на все самое доброе, и, если надо, переработать в себе даже негативный опыт, извлекая из него пользу. Как правильно отмечает исследователь: «Изображая тонко чувствующего и глубоко думающего искателя… в условиях социально порочного мира, Толстой и Достоевский с необыкновенной силой рисовали человека в его огромных духовных потенциях, укрепляли веру читателей в конечную победу Добра» [Курляндская 1988: 98]. В сущности, роман Достоевского «Подросток» и трилогия Толстого «Детство. Отрочество. Юность» рассказывают о том, как Николаю и Аркадию удается оставаться самими собой в самых трудных обстоятельствах, сохраняя здоровое нравственное начало в душе, любовь к правде и искреннее желание стать лучше.
Список использованной литературы
[Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/diplomnaya/yunost-tolstoy-2/
1.Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Л,. 1972- 1990. Т.Т. 13, 16.
2.Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. в 90 т. (Юбилейное издание).
М.;Л., 1928- 1958. Т.Т.1, 2, 8, 34, 41, 55, 59.
Научно-критическая литература
[Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/diplomnaya/yunost-tolstoy-2/
3.Архангельская Т.Н. Исленьевы и образы персонажей Толстого: реально-исторический комментарий к трилогии «Детство. Отрочество. Юность» // журнал «Лицей на Пушкинской». Тула, 2001-2002. №15-17. С. 158-165.
4.Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература, 1972. 468с.
5.Бахтин М.М. Роман воспитания и его значение в истории реализма
.//Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. С.99-236.
7.Белянин М.Ю. Художественная концепция человека в трилогии Л.Н.Толстого «Детство. Отрочество. Юность»// Толстовский ежегодник — 2002. Тула, 2003. С. 352-360.
8.Билинкис Я.С. Новаторство Л.Н.Толстого в трилогии «Детство. Отрочество. Юность». Ленингр. гос. пед. институт им. А.И.Герцена. Л., 1973. 43с.
9.Бочаров С.Г. Л.Толстой и новое понимание человека // Литература и новый человек. М., 1963. С.263-75.
10.Бурнашева Н.И. Литературный источник трилогии Л.Н.Толстого // Вопросы литературы. М.: Вопросы литературы, 2000. № 2. С. 316-321.
..Бурнашева Н.И. Поэзия патриархального мира русской дворянской усадьбы в повести Л.Н.Толстого «Детство»// Мансуровские чтения, сентябрь 2012. вып.5. Тула, 2013. С.20-27.
12..Бурсов Б.И. Автобиографическая трилогия Толстого //Л.Н.Толстой «Детство. Отрочество. Юность». Л., 1960. С.3-12.
13.12. Бурсов Б. «Подросток — роман воспитания» К 100-летию со дня рождения Ф.М.Достоевского // Аврора.Л.: Лениздат 1971. №10. С.64- 71.
14..Бурсов Б.И. Толстой и Достоевский// Вопросы литературы. М.: Вопросы литературы, 1964. № 7. С.66-92.
15..Бурсов Б.И. Личность Достоевского. Л.: Советский писатель, 1979. 680с.
16..Буянова Е.Г. Романы Достоевского: В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2002. 103 с.
17..Вересаев В.В. Живая жизнь. Киев: Днiпро, 1988. С.264-489. 17.Викторович В.А. Роман познания и веры // Роман Ф.М.Достоевского «Подросток»: возможности прочтения. Сб.ст. Педагогические идеи русской литературы: материалы конференции. Коломенский гос. пед. Ун-т. Коломна, 2003. С.5-27.
..Волгин И.Л. Последний год Достоевского. М.: Советский писатель, 1991. С.317-319; 382-387.
19..Гус М.С. Идеи и образы Ф.М.Достоевского. М.: Художественная литература, 1971. С.592.
20..Дегтярева О.Н. Новаторство Л.Н.Толстого в освещении темы духовного роста ребенка (по повести «Детство»)// Мировая словесность для детей и о детях. Московский государственный педагогический Университет. М., 2005. вып.10. ч.1. С.100-101.
21..Демченкова Э.А. «Подросток» Ф.М.Достоевского как роман воспитания : автореферат диссертации канд. филолог. наук. Екатеринбург, 2001. 34с.
23..Дробат Л.С. О трилогии Л.Н.Толстого. // Яснополянский сборник — 1980. Тула, 1981. С.65-76.
24.Дробат Л.С. О романе Достоевского «Подросток» и трилогии Толстого// Яснополянский сборник -1982. Тула, 1984. С.68-74.
25..Дюжакова С.Г. Концепт «любовь» в сознании литературного героя (на материале трилогии Л.Н.Толстого «Детство. Отрочество. Юность») // Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 28-29. Воронеж, 2009. С.412-415.
26..Есин А.Б. Психологизм русской классической литературы. М.: Просвещение, 1988. С.140-56.
27..Живолупова Н.В. Время в сюжете (трилогия Толстого и «Подросток» Достоевского) // Л.Толстой и русская литература. Горький, 1976. С.37- 44.
28..Изместьева Н.С. «Слово творящее» в романе «Подросток» // Роман Ф.М.Достоевского «Подросток»: возможности прочтения. Сборник ст. Педагогические идеи русской литературы: материалы конференции. Коломенский гос. пед. Ун-т. Коломна, 2003. С. 156- 162.
29..Ильина Т.А. Повесть Толстого «Детство» в школьной среде начала 20 века // Ильина Т.А. «Мысль семейная» в русской литературе. Сборник статей и материалов / ред. и сост. М. В. Строганов. Тверь: Марина, 2008. С.198-205.
30..Карташов И.Н. Проблема воспитания в творческом сознании Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского // Духовное наследие Л.Н.Толстого и современный мир: материалы XII Барышниковских чтений. Липецкий Государственный педагогический Университет. Липецк. 2003. С. 377-385.
31..Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. М.: Советский писатель, 1989. 652 с.
..Кашина Н.В. Человек в творчестве Достоевского. М.: Художественная литература, 1986. 316 с.
33..Кашина Н.В. Эстетика Ф.М.Достоевского. М.: Высшая школа, 1989. 286 с.
34..Кирпотин В.Я. Достоевский в 60-е годы. М.: Художественная литература, 1966. С.294-97;
35..Кирпотин В.Я. Мир Достоевского. М.: Советский писатель, 1983. С.240-310.
36..Кожинов В.В. Судьба России: вчера, сегодня, завтра. М.: Воениздат, 1997. 397 с.
37..Кле М. Психология подростка. М.: Педагогика, 1991. С.47-160. 38.Кон И.С. Психология старшеклассника. М.: Просвещение, 1982. С.90- 201.
38..Кон И.С. В поисках себя. Личность и ее самосознание. М.: Политиздат, 1984. 335 с.
39..Круглик Л.Я. Портрет в трилогии Л.Н.Толстого «Детство. Отрочество. Юность» // Ученые записки Московского областного педагогического института им. Крупской. Т.122, вып. 8. М., 1963. С.49-61.
40..Кулешов В.И. К вопросу о сравнительной оценке реализма Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского. М.: МГУ, 1978. 21 с.
41..Куркина Т.Н. «Детство» Л.Н.Толстого в автобиографическом контексте// Материалы толстовских чтений 2012г. М.: ГМТ, 2014.С.3- 15.
42..Курляндская Г.Б. Нравственный идеал героев Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского. М.: Просвещение, 1988. 255с.
43..Лазареску О.Г. Литературное предисловие: вопросы истории и поэтики. М.:[Московский пед. гос. ун-т], 2007. С.310-311.
44..Левитов Н.Д. Дети в произведениях Ф.М.Достоевского // Семья и школа. № 3.М.: изд-во Академии педагогических наук РСФСР, 1956. С.25
45..Макаричев Ф.В. Художественная индивидология в поэтике Ф.М.Достоевского // Автореферат диссертации доктора фил. наук. Екатеринбург, 2017. 44 с.
46.Мережковский Д.С. Л.Толстой и Достоевский. М.: Наука, 2000. 587 с.
47.Набиев Н.Г. Человек в мире Л.Н.Толстого. М.: Диалог-МГУ, 1999. 278с.
48..Николаева Е.В. Мемуары в творчестве Льва Толстого: (роль традиций мемуаристики в произведениях писателя).
М.: Прометей, 1999. 105 с.
49..Николаева Е.В. Художественный мир Льва Толстого, 1880-1990-е годы.
50.М.: Флинта; Наука, 2000. 269 c.
51.Одиноков В.Г. Художественные особенности трилогии Л.Н.Толстого // Новосибирский государственный педагогический институт. Труды IY научной конференции. Т.1. Новосибирск. 1957. С. 249 — 273.
52.Опульская Л.Д. Первая книга Льва Толстого // Толстой Л. Н. Детство. Отрочество. Юность / АН СССР; Изд. подгот. Л. Д. Опульская; Отв. ред. Д. Д. Благой. — М.: Наука, 1978. С.479-508.
53.Померанц Г.С. Открытость бездне: встречи с Достоевским. М: Росспэн, 2003. 349с.
54..Роман Ф.М.Достоевского «Подросток»: возможности прочтения. Сб.ст. //Педагогические идеи русской литературы: материалы конференции. Коломенский гос. пед. Ун-т / Ред.- сост. В. А. Викторович. — Коломна: КГПИ. 2003. 259с.
55.Розенблюм Л.М. Толстой и Достоевский // Вопросы литературы. М.: Вопросы литературы, 2006. № 6. С. 169-197.
56..Рыцарев К.Б. Композиция романа Ф.М.Достоевского «Подросток»// Вопросы русской литературы. Ученые записки МГПИ им. Ленина. М.: 1970 №389. С.348-61.
57..Руссо Ж.- Ж. Эмиль, или о Воспитании // Руссо Ж.-Ж. Педагогические сочинения: В 2-х.т. Т.1. М.: Педагогика, 1981. 650с.
58.Сараскина Л. Достоевский. М.: Молодая гвардия, 2011. 824с.
59.Сливицкая О.В. «Истина в движеньи»: о человеке и мире Льва Толстого. СПб.: Амфора: Издание О. В. Седова, 2009. 442с.
.Селезнев Ю.И. Достоевский. М.: Молодая гвардия, 1981. 543 с. 61.Семенов Е.И. Роман Достоевского «Подросток». Л.: Наука. Ленингр. отд., 1979. С.46-70.
.62.Сухомлинский В.А. Рождение гражданина. М.: Молодая Гвардия, 1971. С.49.
62.Туниманов В.А. Лабиринт сцеплений. СПб.: Пушкинский дом, 2013. 588 с.
63.Ушинский К.Д. Три элемента школы // Ушинский К.Д. Собрание соч. Москва; Ленинград: Акад. пед. наук РСФСР, 1948. Т. 2. С. 63.
64.Фридлендер Г.М. Достоевский и мировая литература. М.: Художественная литература, 1979. С.158-213.
65.66.Чернышевский Н.Г. «Детство и отрочество», «Военные рассказы Л.Н.Толстого» // Чернышевский Н.Г. Избранные эстетические произведения. М.:Искусство,1978. С.515-25.
.Чуприна И.В. Трилогия Л.Толстого «Детство Отрочество. Юность». Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1961. С.70-110.
67..Шубкин В.Н. Начало пути. Проблемы молодежи в зеркале социологии и литературы. М.: Молодая гвардия, 1979. 224 с.
68..Шумилин Е.А. Психологические особенности личности старшеклассника. М.: Педагогика, 1979. 152 с.
69..Щенников Г.К. Достоевский и русский реализм. Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1987. 349 с.
70..Щенников Г.К. Роман Достоевского «Подросток» //Достоевский: сочинения, письма, документы. Словарь-справочник. СПб.: Пушкинский Дом, 2008.С.139-145.
