В фокусе данной статьи находятся рассказы современного русского писателя Игоря Яркевича. Автора неоднозначного, сочетающего «эпатажность постмодерниста с безусловным талантом» («Аргументы и факты»), но в любом случае оцениваемого ныне «живым классиком». Как правило, тексты Яркевича критика рассматривает в связи с «растабуированием табуированного», в данной статье внимание направлено на героя Яркевича, и на его (героя/автора) взаимоотношения с русской литературой.
Учитывая особенности материала, представляется правомерным, прежде чем рассматривать тексты Яркевича, познакомить читателя с некоторыми особенностями современной литературной ситуации. Одной из характерных черт русской литературы нового времени является так называемый «диалог культур», который в последнее время естественным образом трансформировался в «диалог с культурой». Самые серьезные следствия этого — цитатность (культурологичность) современной поэзии и прозы («Нотации» Т. Кибирова, «Прогулки с Пушкиным» А. Терца, «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева), «ремейки» классических произведений («Чайка» Б. Акунина, «Медный кувшин старика Хоттабыча» С. Обломова, «Чапаев и пустота» В. Пелевина) и появление в текстах писателей, персонажей, произведений литературы и, наконец, самой литературы в качестве персонажа («Пушкинский дом» А. Битова, «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» И. Бродского, «Женские и неженские рассказы» И. Яркевича).
Традиция «литературы о литературе» в России начинается с книг Довлатова; именно он, как никто другой, работает над созданием истории «русской литературы и литераторов». Среди его персонажей Битов и Вознесенский, Найман и Рейн, Бродский и Войнович. В отдельных рассказах и главах присутствуют рассказы о том, как был написан и как (не) опубликован тот или иной текст. В книгах Довлатова фабула, сюжетная канва, яркие события уводятся автором на второй план. И это тоже свидетельство обретения русской литературой нового качества. Вот что пишет сам Довлатов в «комментариях» к «Зоне»: «Я решил пренебречь самыми дикими, кровавыми и чудовищными эпизодами лагерной жизни. Мне кажется, они выглядели бы спекулятивно. Эффект заключался бы не в художественной ткани, а в самом материале». Автору уже не столько важно передать «правду жизни», сколько создать подлинное художественное полотно. Начинается эпоха обращения к художественной составляющей литературы. И естественно, внимание писателей начинает привлекать технология создания художественных произведений.
Тема русской деревни в одном из произведений современной отечественной ...
... и к искусству детей своих. Множество писателей посвятили свои лучшие строки этой теме. Но мне особенно нравятся рассказы Василия Шукшина, который освещал в своих произведениях не столько внешнюю сторону жизни в деревне, ... мирной земле. Потому в это время стала такой актуальной и близкой тема деревни. Со времен Ломоносова русская деревня посылала в город многих смекалистых, умных и деятельных, очень ...
Следует, правда, отметить ряд других причин появления «литературы о литературе», объективно имевших место быть в русской культуре 80-90 гг. Прежде всего, не следует забывать, что новая русская литература зарождалась еще в советское время, т. е. тогда, когда не обо всём и не всем можно было писать. Более того, отгороженным от сегодняшнего дня мировой культуры, русским авторам оставалась для анализа, рефлексии и творческой переработки только русская классическая «одобренная» литература. Пушкин, Достоевский, Тургенев, Горький, Блок заменяли тогда русской интеллигенции и Ницше, и Кафку, и Сэлинджера, и Миллера. Появление писателей и их персонажей в тексте новой литературы явилось, как нам кажется, закономерным следствием многолетних диалогов (за школьной партой, на диване, за рабочим столом, на кухне) авторов 80-х с авторами 19-го. Упомянем еще один достойный внимания факт: после развала СССР и «обретения свободы» перед русскими писателями встал вопрос «о чем писать?». Выверенные десятилетиями романы об успехах производства, борьбе с мелкими нарушителями, природными условиями и о помощи братским народам теперь оказались неактуальны. Попытки писать на злобу дня не всегда приводили к результату («Пирамида» Л. Леонова), и вот на сцене появляется старый друг, проверенный годами и признанный не только у нас, но и во всем мире — русская классическая литература: «Для России литература — точка отсчета, символ веры, идеологический и нравственный фундамент». (П. Вайль, А. Генис).
Итак, новая культура вступает в диалог с авторами 19 века. При этом диалог этот переживает несколько этапов: вначале классики выступают в качестве неоспоримых авторитетов, наставников; затем наступает достаточно продолжительный период, когда современная литература говорит с классической на равных, наконец, третий этап — попытка писателей конца 20 века оторваться от традиций русской классики, преодолеть и превзойти ее. Показательны даже названия произведений этого времени, которые отсылают читателя к тому или иному литературному произведению русской классики. Несколько примеров: «Жизнь с идиотом», «Персидская сирень», «Девушка и смерть», «Бердяев», «Болдинская осень», «Мать»(В. Ерофеев); «Девятый сон Веры Павловны», «Чапаев и Пустота» (В. Пелевин); «На встречу северной Авроры», «Гонец из Пизы», «Буре-вестник», «Депутат Балтики», «Путешествие из Петербурга в Москву», «Тайна двух капитанов»,
Подходя к Яркевичу, следует уточнить, что с преодолением авторитета русской классики утрачивается и пиетет, который прежде испытывали авторы перед творчеством Гоголя, Гончарова, Гумилева. Вначале деконструкции подвергаются образы наиболее официозных, «государственных» авторов; но со временем «очередь» доходит до классиков, модернистов и даже современников (Окуджава, Бродский, Довлатов, Битов).
Стиль современной русской прозы о войне
... выделяются целые серии под названием, например, «Русская современная проза», включающие «литературу будущих классиков третьего тысячелетия."17. М. Тарковский («Замороженное время»), ... талантливым писателям и сориентироваться серьезно настроенным читателям. Во-вторых, невероятная активность книгоиздания. Не ... поле, поэтому понятие «стиль» рассматривается в работе как в широком (стиль эпохи), так и ...
И последнее «предварительное замечание». Рассматриваемые нами произведения предполагают особого читателя. Читателя тонкого, образованного, начитанного, знающего особенности поэтики «Улисса» и способного объяснить термины «деконструкция» и «языковая игра». Мы не будем останавливаться на преимуществах и недостатках такого читателя, но отметим, что появление таких читателей повлияло на отношения между читателем и писателем; русская литература с задержкой в 30 лет (по сравнению с европейской литературой) наконец признала читателя соучастником творческого процесса. Отличие «соучастника» от «соцучастника» очевидно: если прежде читатель должен был подстраиваться под язык автора, его мышление, признавать авторские нравственные и эстетические абсолюты, то теперь читателю дано право на свою точку зрения, которая нисколько ни хуже и не легковеснее авторской. Читатель получил возможность спорить с книгой, не соглашаться, критиковать. Появились разночтения. А «деконструкция стала происходить сама собой — текст деконструирует сам себя, почти не нуждаясь в исследователе». (Б. Гаспаров).
Развитие «литературы о литературе» должно было достигнуть некоторой пиковой точки, определенного предела, и пределом этим, по всей видимости, стал Игорь Яркевич. Если раньше мы говорили о диалоге культур, то у Яркевича мы можем говорить о диалоге героев Яркевича и культуры. Практически во всех текстах так или иначе фигурируют: культура, литература, отдельные авторы, книги. Причем плотность реминисценций и цитат Яркевича может быть сопоставима только что с Абрамом Терцем и Венедкитом Ерофеевым: И. Бродский, Л. Толстой, Ф. Достоевский, Лермонтов, Пушкин, Гоголь, Тургенев, Чехов, Платонов, Ахматова, Маяковский, Маршак, Чуковский, Б. Пастернак, Кузмин, Владимов, Войнович, Аксенов, Саша Соколов, Некрасов, Аполлон Григорьев, Бернс, В. Гюго, Сафо, В. Шаламов, Сомерсет Моэм, Э. Ремарк, К. Маркс, Б. Окуджава. Как последовательный постмодернист, Яркевич подвергает образы писателей последовательной деконструкции. Апогей — рассказ «Временное правительство», в котором «Борис Пастернак» не писатель, а сексуальная поза, особо любимая героями.
Переигрываются не только отдельные фразы, сюжеты, но и факты истории русской культуры. К примеру, — в рассказе «В Турцию» воспроизводится ситуация «выбрасывания за борт» русской классики. Причем происходит это наглядно — отплывающие в Турцию герои берут с собой «любимые книги классиков», потому что они и там «будут с нами». Но на берегу встает вопрос — «А лодка не потонет под их тяжестью?» Плаванье, будучи фактом реальной жизни, а не выдуманной (т. е. книжной) заставляет героев иначе взглянуть на классиков: «Вот что, — она мило улыбнулась, — Лермонтова — за борт! Довольно мы с ним возились!» Но и без Лермонтова лодка по-прежнему шла плохо, «необходим был следующий решительный шаг. И я решился:
- Может быть, и Пушкина за борт?
- Конечно, — она задумалась ровно на секунду, — я никогда не смогу ему простить, что он не предотвратил проклятый октябрь.
Пунш и триппер были ему дороже.»
ВЛИЯНИЕ ТВОРЧЕСТВА А.С. ПУШКИНА НА РУССКУЮ И МИРОВУЮ ЛИТЕРАТУРУ
... новой русской литературы как части и наследницы литературы мировой. Творческое развитие Пушкина было стремительным. Не менее существенно, что оно было осознанным, — поэт ясно ощущал рубежи своего творчества. Эти ... Желание» или «Певец») Пушкин выступает как зрелый соперник Жуковского, а в дружеском послании «Городок» он равняется с Батюшковым. Второй период творчества падает на время с осени 1817 г. ...
Следом отправляются в ту же «надлежащую» волну Гоголь с Тургеневым: «эти все знали и так мало для нас сделали, надо было больше».
Бунт героев Яркевича против классиков русской литературы связан с освобождением от стереотипов советской эпохи, одним из которых была русская классика. Для героев смена строя должна быть связана и со сменой культурной парадигмы: «Структура тоталитарного режима совпадала с тоталитарной структурой русской классики».; освобождение от бремени классической литературы для «русских мальчиков» Яркевича задача даже более насущная, нежели удовлетворение витальных потребностей. То, что классики пережили СССР воспринимается как трагедия: «Ортодоксы русской классики… От них не спастись. Никак. Не помогут даже прокладки с крылышками! Ничего не поможет. Они везде найдут и достанут». Тут просматривается определенная параллель с неприятием тотального засилья классиков в головах современников Виктором Ерофеевым: «Достоевский… Какая русская душа не задохнется от одного только воспоминания о нем?» Но есть такая душа — это душа героя Яркевича, для которого «Достоевский — плохой персонаж для сна! Точнее, плохая примета. Сегодня — Достоевский, а завтра — упыри, зомби, бэтмены и другие недоумки американской» поп культуры. Подобное отношение героев к русской классике в достаточной степени аргументируется на страницах книг и автора «Неженских рассказов» и прочих литераторов «новой волны» ; мы же отметим, что Яркевич идет дальше, он, размышляя над историей русской литературы, находит много общего между русской классикой, писателями метрополии, самиздата, эмиграции.
М. Важно, что Яркевич принципиально не разделяет классическую и современную русскую литературу. Солженицын, и в этом Яркевич сходится с Довлатовым и Лимоновым, ничем принципиально не отличается от советской литературы. Особенно Солженицын-образ, созданный и внедряемый в сознание современников Яркевича массовой культурой. И герой Яркевича открыто иронизирует над Солжем: «Если бы я был Александр Исаевич, Галина Вишневская и Мстислав Ростропович дали бы мне возможность пожить на своей даче, а мимо бы шли люди, и каждый говорил бы: «Страдалец».
Можно еще долго говорить про отношения между Яркевичем и русской литературой, но нам гораздо более интересен герой текстов Яркевича — обретший голос читатель. В этом смысле Яркевич действительно определенная точка в развитии взаимоотношениях между писателем — книгой — читателем. При этом ошибкой было бы считать, что тексты Яркевича снижают классику, лишают ее пафоса; тексты Яркевича дают право читателю подняться до данных текстов. И как результат, уравниваются не только писатель и читатель, но и равным языку текста признается речь читателя.
И сразу замечательный парадокс: язык читателя — по определению — язык живого человека, изначально более богатый и живой по сравнению с языком художественной литературы; однако если смотреть на речь читателя с позиции потребителя классической русской литературы, она не может вызвать иной реакции, кроме протеста и отвращения. Тем самым Яркевич моделирует ситуацию, когда читатель классической литературы отказывается от жизни, от общения с другим читателем, предпочитая выдуманный, иллюзорный мир литературы (сравни с М. Фраем — «поза зародыша»).
Рассуждение: “тема любви в русской литературе”
... – именно об этом. В произведении Бунин развертывает перед читателем повествование не только о любви-страдании, но и о ... писатель в своем творчестве затрагивает «вечные» вопросы бытия, по-своему осмысливая эти проблемы. Тема любви стала интерпретироваться по-новому писателями в ... сочинение я хочу опять же строками из еще одного стихотворения великого Пушкина: Я вас любил: любовь еще, быть может, В ...
В рассказах Яркевича как бы присутствует два читателя — читатель Яркевича и читатель-классик (читатель классической литературы); сталкивая этих персонажей, Яркевич рисует портрет читателя-классика, жителя «виртуальных миров», проводящего жизнь вдалеке от всего живого (в том числе и от живых писателей: «и никто меня не любит — ни мужчина, ни женщина, и нет никому от меня никакой радости — ни мужчине, ни женщине, и надежды у меня никакой не осталось — и все лишь потому, что я не Солж»).
Русская литература — в рассказах Яркевича воспитывает лжецов, лицемеров, предателей, неряшливых, неопрятных, пошлых людей. В рассказах дается портрет русской интеллигенции: «привела своего сутенера, милого, тонкого, стеснительного человека. Такие люди, как правило, являются столпами русской интеллигенции, воплощая все лучшее и святое, что в ней есть». Приводит Яркевич и тот факт, что большинство нынешних авторов русских детективов и женских романов закончили филологические факультеты, т. е. это опять-таки люди, воспитанные на русской и зарубежной классике.
Особое негодование у Яркевича вызывает писатель. Причем не конкретный писатель, а писатель вообще. Это лжец, который обманывает людей, уводит их от реальности, кормит выдумками про светлое будущее или прошлое: «Русские писатели уже практически очистили мир от зла, поэтому американские писатели вынуждены разыскивать его в самых тайных закоулках чуть ли не с лупой». Такие «русские писатели приносят людям одни только несчастья. Встретить русского писателя на улице, увидеть его по телевизору или в газетах — плохая примета. Русского писателя даже и по радио слышать страшно! Может быть испорчен день. Может быть и год. Может быть испорчена вся жизнь». Жизнь целых поколений, одураченных и обманутых. И еще раз повторим, нет конкретных «плохих» писателей. Писатель по Яркевичу — это уже плохо (в отличие от читателя, читатель может быть хорошим): «Так получилось, что я — писатель. Получилось так плохо. Совсем плохо. Я сам… не рад, что я — писатель! Но так получилось. Конечно же, могло получиться как-то и лучше, но вот получилось так, как получилось».
Таким образом, анализируя нынешнюю читательскую аудиторию и культурную ситуацию, Яркевич почти слово в слово повторяет слова наиболее чтимого современного прозаика М. Павича: «чтение, вообще говоря, является весьма сомнительным способом времяпрепровождения…потому что то, что последует дальше, касается только их и значит гораздо больше любого чтения. Я вижу, как они раскладывают свой обед на крышке стоящего на улице почтового ящика и как едят, сидя в обнимку на своих велосипедах».».
Дело тут не в том, что Яркевичу неприятна или тем более — ненавистна литература (не стоит забывать, что Яркевич — писатель, и писатель талантливый, оригинальный); критике подвергаются те результаты, «плоды», которые принесла русская литературная ситуация. Когда хочется спрятаться, и перечитывать только детские сказки, не обезображенные пока ни социальным подтекстом, ни фрейдизмом, ни культурными символами и параллелями, ни — школьной программой.
Литература языковедение : «Маленький человек»
... лауреатом премии американского Пенклуба, печатался в престижнейшем «Ньюйоркере», где до него из русских прозаиков публиковался только Набоков, т.е. реализовал себя как писатель и как человек. Эта работа ставит своей целью ... он дан был миру и что доказал собою?» – вопрошал Гоголь о Пушкине с присущей ему дотошностью. И сам же отвечал: «Пушкин дан был миру на ...
Только детские книжки читать!
Нет, буквально — не «Аду» с «Улиссом»
А, к примеру, «Волшебную зиму
В Муми-доме»…
А если б ещё и писать!..
(Т. Кибиров — Нотации)
И еще — Яркевич не выносит приговора литературе, да ее (литературу) Яркевичем и не испугаешь. Приговор литературе выносит читатель, чье мнение замещает собой и сюжетную канву рассказов, и персонажей, а под час и образную систему произведений Яркевичва. Это ему, читателю, принадлежат следующие слова: «Русская литература — это мир темных страстей и полового безразличия». «У русской литературы все болит, дурной взгляд и постоянная перхоть, вот беда!» «У русской литературы за душой три прочитанных книжки, одна из которых — букварь, а две других она скорее всего придумала». «Русская литература — это униженные и оскорбленные бесы в мертвом доме, мертвые души в подземелье, и сумасшедшие подростки во тьме, и преступление на дне, а наказание в котловане».
Но есть и обратный процесс, есть приговор, который, по мнению Яркевича, вынесла и русская литература. Читателю. Таким образом «культурный диалог» между русской литературой и читателем достигает предельного равенства и завершенности: «Русская литература ожесточилась, спряталась, до читателя ей дела нет, от одиночества совсем уже озверела, а если и появится случайный читатель, то для него у русской литературы за пазухой всегда припрятаны газовый баллончик, анонимный пасквиль, кастет и противотанковый еж».
Список литературы
[Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/sochinenie/dlya-rossii-klassicheskaya-literatura-eto-tochka-otscheta/
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://rusjaz.da.ru/
