К.Н. Батюшков (1787 — 1855) — один из талантливейших поэтов прошлого века, представитель философской лирики.
Творчество крупнейшего русского поэта начала XIX века Константина Николаевича Батюшкова — явление поистине уникальное.
Будучи литературным учителем Пушкина, Батюшков является его предшественником и в социальном отношении. В его поэзии впервые зазвучал в русской литературе с тех пор до конца века не замолкавший в ней голос деклассирующегося представителя старинного, но обнищавшего дворянского рода.
В.Г. Белинский писал: «Батюшков, как талант сильный и самобытный, был неподражаемым творцом своей особенной поэзии на Руси». Действительно, поэзия Батюшкова прочно вошла в золотой фонд русского классического искусства слова. Лучшие образцы лирики Батюшкова прошли проверку временем: они и сейчас воспитывают в наших современниках благородство чувств и безупречный эстетический вкус. Создателем этих редких художественных шедевров был человек, жизненная судьба которого сложилась весьма трагично.
Творчество Батюшкова относится к эпохе царствования Александра I, когда политика правительства была отмечена внешним либерализмом, но на самом деле оставалась реакционной. Не приходится удивляться тому, что русская действительность казалась поэту совершенно безотрадной и мрачной. Общественное положение писателей, создававших русскую литературу первого двадцатилетия XIX века, было двусмысленным и тяжелым. Их постоянно третировали как «низший сорт» людей, не имеющих права на уважение, и Батюшков всегда остро ощущал униженность своего положения «сочинителя». Бедность, неудачи в личной жизни, душевная болезнь, — все это наложило отпечаток на мироощущение поэта, способствовало проникновению философских мотивов в его лирику.
Среди исследований, посвященных творчеству К.Н. Батюшкова, следует отметить работы А.Л. Зорина, Н.Н. Зубкова, В.А. Кошелева, В.Д. Левина, И.А. Пильщикова, О.А. Проскурина, Н.В. Фридмана и др.
Цель данного исследования — изучение философской лирики К.Н. Батюшкова. поэт батюшков философский лирика стихотворение
Для достижения цели были поставлены следующие задачи:
1. Изучить биографию К.Н. Батюшкова;
2. Проследить становление философской лирики К.Н. Батюшкова;
3. Дать анализ философских мотивов в стихотворениях К.Н. Батюшкова;
4. Выявить религиозно-философский смысл стихотворений К.Н. Батюшкова.
ГЛАВА 1. ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО К.Н. БАТЮШКОВА
1.1 Биография К.Н. Батюшкова
Константин Николаевич Батюшков (1787-1855) родился 18(29) мая 1787 в Вологде, раннее детство провел в вотчине отца Даниловском (неподалеку от Бежецка Тверской губернии).
Молитва как жанр в лирике Лермонтова. Творчество Лермонтова. ...
... героя, его стремление к общему идеалу. Благодаря нашей статье школьники смогут написать сочинение «Пейзажная лирика Лермонтова». Гражданская лирика – это… Общественная жизнь, история и политика — вот предметы интересов ... край милым сердцу уголком, который отражал образ деревенской и крестьянской России. Пейзажная лирика Лермонтова нашла свое отражение и в описании малой Родины, где есть простор ...
Карьера его отца, Николая Львовича, принадлежавшего к старинному дворянскому роду, не задалась: уже в возрасте 15 лет он был удален из Измайловского полка из-за ссылки своего дяди, замешанного в заговоре против Екатерины II в пользу ее сына Павла. Мать Батюшкова вскоре после рождения сына сошла с ума и умерла, когда ему было 8 лет.
В десятилетнем возрасте Батюшкова отдали в Петербургский пансион француза Жакино, затем — в пансион итальянца Триполи. Особенно ревностно он изучал иностранные языки — французский, итальянский, латынь, отличаясь среди сверстников склонностью к чужеземным языкам и литературе.
После окончания пансиона вынужден был поступить на службу делопроизводителем в Министерство народного просвещения, что ему претило. Зато на службе познакомился с молодыми людьми, дружба с которыми еще долгие годы его поддерживала. Особенно сблизился он с поэтом и переводчиком Н.Гнедичем, к литературным советам которого относился внимательно всю свою жизнь. Здесь же Батюшков знакомится с членами Вольного общества любителей словесности, наук и художеств: И.Пниным, Н.Радищевым (сыном), И.Борном, благодаря которым стал сотрудничать с некоторыми московскими журналами.
Первое большое стихотворение Батюшкова «Мечта» судя по всему было написано в 1804 г., а опубликовано в 1806 г. в журнале «Любитель словесности». Это стихотворение Батюшков особенно любил: переделывал его в течение многих лет, кропотливо и внимательно заменял одни строки другими, пока не остановился на редакции 1817 г. Уже в первых поэтических опусах он отказывается от традиции высокой оды 18 в., его излюбленными жанрами становятся элегии и дружеские послания.
В 1805 г. журнал «Новости русской литературы» опубликовал еще одно стихотворение Батюшкова «Послание к стихам моим», после чего его небольшие лирические стихотворения (как их тогда называли, пьесы) начинают появляться на страницах печати и имя автора становится известно в литературных кругах.
Во многом на формирование литературных вкусов Батюшкова повлияли его двоюродный дядя Михаил Муравьев, в основном прозаик, писавший, однако, и стихи, и, конечно же, кумир тогдашней молодежи историк и писатель Николай Карамзин, произведения которых во многом предопределили будущий расцвет элегической поэзии.
Поэт и критик 20 в. Вл.Ходасевич так писал о том переходном периоде русской словесности: «Уже взорвалась первая мина, подложенная под классицизм сентиментализмом Карамзина… перед новыми силами открывалось обширное поле. Жуковский и Батюшков пытались обрести «новые звуки…».
Казалось, созданный лишь «для звуков сладких и молитв», Батюшков резко меняет свою жизнь: в 1807 записывается в ополчение и отправляется на войну с Наполеоном в Восточную Пруссию. Получает тяжелое ранение под Гейльсбергом, остается на некоторое время для излечения в доме рижского купца.
В 1807 некоторое время живет в Петербурге, где сближается с семьей А.Н.Оленина, близкого друга к тому времени покойного Муравьева. Здесь он чувствует себя как дома. В обществе, которое собиралось в доме Оленина (в числе гостей был и давний друг Батюшкова Н.Гнедич), идеалом прекрасного считалась античность, что вполне соответствовало литературным склонностям Батюшкова.
Анализ произведения певец во стане русских воинов. Анализ стихотворения ...
... «чадо славы» и так далее. Жуковский «сделал эпоху в русской словесности и — в сердцах воинов» (Лажечников). Стихотворение «Певец во стане русских воинов» стало образцом новой российской поэзии. В нем поэт поднимает ... на время написания стихотворения и придает ему торжественность. Из художественно-изобразительных средств особенно часты перифразы: «мысль о той, кто все для нас», «трепет сердца» ...
В 1808 г., выздоровев окончательно, вновь отправляется в армию, на этот раз в Финляндию, где не принимал участия в военных действиях, зато целый год провел в походах.
В 1809-1811 гг., находясь уже в своей деревне Хантонове и вновь предаваясь литературным занятиям, пишет ряд стихотворений, поставивших его в глазах просвещенной читающей публики в ряд лучших поэтов. Это элегическое «Воспоминание 1907 года», лучшие переводы из римского поэта Тибулла, большое дружеское послание к Жуковскому и Вяземскому, «Мои пенаты» и сатира «Видение на берегах Леты». Созданная под впечатлением литературных споров тех лет, она получила широкое распространение и четко определила место Батюшкова в «войне старого слога с новым».
Вскоре Батюшков перебирается в Москву, где его ожидают новые впечатления и знакомства. Прежде всего это — те самые сторонники новой поэзии, сторонники Карамзина, на чью сторону он встал столь безоговорочно. Это — будущие члены литературного общества «Арзамас» — В.Жуковский, Вас.Пушкин, П.Вяземский и сам Карамзин, с которым Батюшков лично знакомится. В то же время денег с имения не хватало, и он ищет службы как для дохода, так и для «положения в обществе», мечтает о дипломатической карьере, которая кажется ему наиболее подходящим занятием. В начале 1812 г. приезжает в Петербург, где Оленин устроил его на службу в Публичную библиотеку.
С этого времени Батюшков почти не жил на одном месте более полугода. Он искал способ преодолеть скуку, хандру, освободиться от тяжелых минут душевной пустоты — от того несчастья, которое его преследовало всюду. Первой такой попыткой был уход в «легкую поэзию».
Стихи Батюшкова этого периода — в основном вольные переводы из Тибулла (три «Тибулловых элегии»), Э. Парни («Ложный страх», «Привидение», «Мадагаскарская песня», «Источник», «Вакханка»), Ж.-Б. Грессе («Мои Пенаты»), Д. Касти («Радость», «Счастливец»).
В них поэт воспевал идеал эроса — быстротечные наслаждения, веселье, любовные забавы, свободу и безмятежность.
Война 1812 стала потрясением для Батюшкова. Он не мог постичь, как французы, этот «просвещеннейший» народ, зверствовал на захваченных землях: «Москвы нет! Потери невозвратные! Гибель друзей, святыня, мирное убежище наук, все осквернено шайкою варваров! Вот плоды просвещения, или лучше сказать, разврата остроумнейшего народа… Сколько зла! Когда ему конец? На чем основать надежды?..» .
Болезнь не позволила Батюшкову сразу принять участие в военных действиях. В Москве он оказался накануне Бородинского сражения, потом был вынужден уехать вместе с теткой Муравьевой в Нижний Новгород и попал в Москву уже после ухода французов. Отсюда он писал Гнедичу: «Ужасные поступки вандалов, или французов, в Москве и в ее окрестностях… вовсе расстроили мою маленькую философию и поссорили меня с человечеством».
В 1813 — 1814 годах Батюшков участвовал в заграничном походе русской армии против Наполеона и многократно рисковал жизнью «на поле чести». Будучи адъютантом прославленного генерала Н. Н. Раевского, он под Дрезденом «чуть не попал в плен, наскакав нечаянно на французскую кавалерию», в сражении близ Теплица был «в сильной перепалке», героически проявил себя в Лейпцигской «битве народов» (4 — 6 октября 1813 года) и при штурме Парижа (18 — 19 марта 1814 года).
Язык К.Н. Батюшкова в контексте споров о старом и новом в начале XIX века
... Батюшкова в контексте языковой ситуации начала 19 в. Предмет исследования - индивидуальные особенности языка поэта в контексте языковой ситуации эпохи. Цель работы - выявить особенности языка К.Н. Батюшкова ... как национально-историческую основу русской ... тем камертоном, который отвечает на звучание всех наиболее острых общественных проблем в ... о поэзии, языке ... русскую литературу, - писал В.Г. Белинский, - ...
Под Лейпцигом был ранен Раевский и погиб старинный друг Батюшкова (еще с первого «прусского» похода) полковник И. А. Петин, образ которого отразился в стихах поэта («Тень друга») и в его прозе («Воспоминание о Петине»).
Война повлияла и на поэтическую форму сочинений Батюшкова. Чистый жанр элегий мало подходил для описания войны, и он начинает тяготеть к оде. Например, в стихотворениях «Переход через Рейн» (1816) или «На развалинах замка в Швеции» (1814), где одическое и элегическое начало причудливо переплетаются, и, по мнению литературоведа Б.Томашевского, «в этой монументальной элегии душевные излияния поэта облекаются в формы исторических воспоминаний и размышлений о минувшем». «Медитативной элегией с историческим содержанием» можно назвать большинство лучших элегий Батюшкова.
В качестве адъютанта генерала Н.Раевского поэт был направлен в Дрезден, где участвовал в сражениях, а после ранения генерала последовал с ним Веймар. Вернулся в действующую армию уже к концу кампании, присутствовал при капитуляции Парижа, затем прожил в столице Франции два месяца, увлеченный ее пестрой, красочной, несмотря на военное время, жизнью. Возвращение на родину и радовало, и страшило, его настроение становилось все тревожнее, порою одолевали приступы отчаяния и уныния. В одном из писем он говорил, что вскоре должен возвратиться в страну, где так «холодно, что у времени крылья примерзли». А в стихотворении «Судьба Одиссея» (вольный перевод из Шиллера, 1814) явно просматриваются аналогии героя-странника из эпоса Гомера с самим автором, не узнающим своей родины:
Казалось, небеса карать его устали
И тихо сонного домчали
До милых родины давно желанных скал,
Проснулся он: и что ж? отчизны не познал (4,45).
Из Парижа через Лондон и затем Швецию он возвращается в Петербург, где останавливается в семье Олениных и где его ждет еще одно потрясение — он вынужден отказаться от брака с А.Фурман, сомневаясь в искренности чувств своей избранницы. В конце 1815 г. подал в отставку и занялся подготовкой к печати своих произведений, собрание которых решил назвать «Опыты»: 1-й том — проза, 2-й — стихи. Активно участвует в литературной жизни Москвы. В 1816 г. его избирают в члены Московского общества любителей русской словесности, и при вступлении он произносит программную речь «О влиянии легкой поэзии на русский язык». В ней он сформулировал идеал легкой поэзии, основанной на ясности, гармоничности, простоте языка: «В легком роде поэзии читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях». «Ясность, плавность, точность, поэзия и… и… и… как можно менее славянских слов», — писал он еще в 1809 г.
В Петербурге становится членом Вольного общества любителей словесности. И, наконец, в октябре 1816 г. его включают в «Арзамас» — общество, в котором объединились все его друзья карамзинисты, оппоненты консервативной «Беседы русского слова» во главе с Шишковым.
О своеобразии художественного мира Батюшкова
... жизни: «Жизнь – миг! Не долго веселиться». И потому его легкая поэзия далека от жанров салонной, жеманной поэзии классицизма или языческой чувственности поэтов Древнего мира. Радость и счастье Батюшков ... друзьям»). В своей статье об итальянском поэте эпохи Возрождения Петрарке Батюшков пишет, что «древние стихотворцы», имея в виду языческих поэтов античности, «были идолопоклонниками; они не имели ...
1816-1817-е гг.- период наибольшей известности Батюшкова. И хотя жизнь вокруг него, кажется, кипит, а сам он находится в зените и славы, и творческих сил, тема наслаждения жизнью, упоения поэзией и природой отходит на задний план, а мотивы уныния, разочарования, сомнений проявляются с особой, щемящей силой. Особенно это заметно в, быть может, самой знаменитой элегии Батюшкова «Умирающий Тасс» (1817).
Батюшков не только высоко ценил творчество итальянского поэта, но находил или предвидел много общего в их судьбах. Так, в авторском примечании к элегии он писал: «Тасс, как страдалец, скитался из края в край, не находил себе пристанища, повсюду носил свои страдания, всех подозревал и ненавидел жизнь свою как бремя. Тасс, жестокий пример благодеяний и гнева фортуны, сохранил сердце и воображение, но утратил рассудок».
Батюшков недаром говорил: «Чужое — мое сокровище». Воспитанный на французской литературе, учась элегическому направлению у французского поэта Парни, он особенно вдохновлялся итальянской поэзией. В.Белинский писал: «Отечество Петрарки и Тасса было отечеством музы русского поэта. Петрарка, Ариост и Тассо, особливо последний, были любимейшими поэтами Батюшкова». Античная лирика тоже была его родным домом. Переложения и переводы римского поэта Тибулла, вольные переводы греческих поэтов (Из греческой антологии), да и оригинальные стихи поэта, возможно, отличаются особой музыкальностью, богатством звучания именно потому, что автор воспринимал иные языки как родные, потому, что, по выражению О.Мандельштама, «стихов виноградное мясо» «освежило случайно язык» Батюшкова.
Его идеалом было достичь в русском языке предельной музыкальности. Современники воспринимали его язык как плавный, сладостный. Плетнев в 1924 писал: «Батюшков… создал для нас ту элегию, которая Тибулла и Проперция сделала истолкователями языка граций. У него каждый стих дышит чувством; его гений в сердце. Оно внушило ему свой язык, который нежен и сладок, как чистая любовь…».
В 1815 — 1816 годах Батюшков по-прежнему ведет страннический образ жизни: Петербург, Хантоново, Вологда, Каменец-Подольский, Москва, снова Хантоново… Он переживает острейший духовный кризис. «Скажи мне, — пишет он Жуковскому, — к чему прибегнуть, чем занять пустоту душевную; скажи мне, как могу быть полезен обществу, себе, друзьям!.. К гражданской службе я не способен. Плутарх не стыдился считать кирпичи в маленькой Херонее; я не Плутарх, к несчастию, и не имею довольно философии, чтобы заняться безделками. Что же делать? Писать стихи? Но для того нужна сила душевная, спокойствие, тысячу надежд, тысячу очарований и в себе, и кругом себя…».
Батюшков не находил себе места: то он стремился в Петербург, то в Москву, то надолго уезжал в любимое Хантоново, имение матери в Череповецком уезде тогдашней Новгородской губернии. Беспощадная характеристика, данная Батюшковым самому себе (в третьем лице), показывает, что он понимал свое состояние: «Ему около тридцати лет… Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянное. Он тонок, сух, бледен как полотно. Он перенес три войны, и на биваках бывал здоров, в покое — умирал!.. Он вспыльчив, как собака, и кроток, как овечка. В нем два человека”
Г. Р. Державин – государственный деятель, поэт, человек
... 3 июля 1743 года, в воскресенье. По празднуемому 13 числа того месяца собору Архангела Гавриила младенец и наречен. Державины были люди не больших познаний. Фекла Андреевна и ... кажется, только умела подписывать свое имя. Ни о каких науках, либо искусствах, в доме и речи не было. По трудности этого дела, детей, может быть, не ...
В этот период к Батюшкову приходит литературный успех и слава «первого поэта» России. Но пишет он все меньше, и пишет совсем не то, чего от него ожидают. Он отказывается от сатир и эпиграмм. Он вовсе уходит из «веселых цветников» анакреонтики. В его творчестве появляются философские и религиозные размышления («К другу», «Надежда»), мотивы трагической любви («Разлука», «Пробуждение», «Элегия») и извечного разлада художника-творца с действительностью («Гезиод и Омир, соперники»).
1816-1817-е гг. большую часть времени Батюшков проводит в своем имении Хантонове, работая над «Опытами в стихах и прозе». «Опыты» — единственное собрание его сочинений, в котором он принимал непосредственное участие. Состояли «Опыты» из двух частей. Первая включает статьи о русской поэзии («Речь о влиянии легкой поэзии на русский язык»), очерки о Кантемире, Ломоносове; путевые очерки («Отрывок из писем русского офицера о Финляндии», «Путешествие в замок Сирей»); рассуждения на философские и нравственные темы («Нечто о морали, основанной на философии и религии», «О лучших свойствах сердца»), статьи о своих любимых поэтах — Ариосте и Тассе, Петрарке. Во второй части — стихи, расположенные по разделам, или жанрам: «Элегии», «Послания», «Смесь»… «Опыты», своеобразное подведение итогов, вышло в свет в октябре 1817 г., и Батюшков надеялся начать новую жизнь, продолжая хлопотать о дипломатической карьере и стремясь в Италию. Наконец, он получает долгожданное известие о назначении его в русскую миссию в Неаполь и 19 ноября 1818 отправляется за границу через Варшаву, Вену, Венецию и Рим.
Однако путешествие не принесло долгожданного успокоения и исцеления. Напротив, здоровье его все ухудшалось, он страдал «ревматическими» болями, различными недомоганиями, становился раздражителен, вспыльчив. Находясь в Дрездене, пишет прошение об отставке.
Судьба Константина Николаевича Батюшкова была поистине трагична. Незаурядный писатель и обаятельный человек, он, «в самой цветущей поре умственных сил», 34-х лет от роду был поражен неизлечимой душевной болезнью. Постоянно стремившийся «дать новое направление своей крохотной музе», он так и не успел написать своего главного произведения. «Я похож на человека, который не дошел до Цели своей, а нес он на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги. Поди узнай теперь, что в нем было!» — признался он в 1821 году своему ближайшему другу.
Еще до того, как душевная болезнь полностью его поглотила, Батюшков пишет несколько стихотворений, своеобразных кратких лирических изречений на философские темы.
Видимо, настигшее его безумие имело наследственные причины и поджидало уже давно. Недаром в 1810 г. он писал Гнедичу: «Если я проживу еще десять лет, я сойду с ума…».
В 1822 г. Батюшков был уже тяжело болен, и после Петербурга, Кавказа, Крыма, Саксонии и опять Москвы, где все попытки лечения оказывались тщетны, его перевезли в Вологду, где он прожил более 20 лет, никого не узнавая, и умер 7 (19) июля 1855 от тифа.
«Чудотворец» поэзии Батюшков
... “без единого гвоздя”. Интересно, что Италия всегда казалась Батюшкову истинным приютом искусства, истинной родиной поэтов, не говоря уж о том, что все в Италии дышало воздухом античности, ... В 1813-1814 годах Батюшков участвовал в заграничном походе русской армии против Наполеона. Он был адьютантом генерала Раевского. Восприятие поэтом войны отличалось о восприятия современников. Война для ...
Слава одного из тончайших русских лириков, чистого душой человека с трагической судьбой надолго пережила Батюшкова.
1.2 Становление философской лирики К.Н. Батюшкова
Батюшков сформировался как поэт в первом десятилетии XIX в., т. е. в те годы, которые явились кризисным периодом разложения феодально-крепостнического хозяйства и развития в его недрах новых, прогрессивных для того времени буржуазных отношений. Эта кризисность резко проявилась и в литературной жизни первого десятилетия XIX в.
Батюшков по-своему откликаясь на кризис феодально-крепостнической формации, он тоже выдвинул идею личности, но создал совершенно иной, образ человека. Его человек ставит выше всего земные радости и отвергает общепринятую мораль, основанную на религиозных «истинах». Романтическая в своей основе поэзия Батюшкова, отражающая острый конфликт писателя с действительностью, оставалась в пределах реального, конкретно-чувственного мира.
Батюшков в то же время сумел сохранить философские традиции передовой общественной мысли; их сохранение и позволило ему стать предшественником раннего Пушкина.
Характеризуя поэзию Батюшкова, представляющую собой ярко выраженное «кризисное» историко-литературное явление, необходимо прежде всего сказать о конфликте поэта с действительностью самодержавно-крепостнического государства. Этот конфликт, наложивший решающий отпечаток на поэзию Батюшкова, был конфликтом передового просвещенного дворянского интеллигента с косной консервативной средой, подавлявшей лучшие интеллектуальные силы человека.
Общественное положение писателей, создававших русскую литературу первого двадцатилетия XIX в. было двусмысленным и тяжелым. Их постоянно третировали как «низший сорт» людей, не имеющий права на уважение, и Батюшков всегда остро ощущал униженность своего положения «сочинителя». А между тем обладавший столь высоким представлением о значении и достоинстве писателя Батюшков почти всю жизнь вынужден был служить в качестве мелкого чиновника.
Все это часто приводило Батюшкова к весьма безотрадным мрачным настроениям.
Этот мотив отказа ходить «ужом и жабой» перед начальством проходит и в поэзии Батюшкова. В батюшковском вольном переводе I сатиры Буало поэт с негодованием отвергает голос молвы, говорящий: «Ты беден, чином мал — зачем же не ползешь?» В другом раннем стихотворении Батюшкова — в послании «К Филисе» поэт восклицает:
Не хочу кумиру кланяться
С кучей глупых обожателей
Пусть змиею изгибаются
Твари подлые, презренные… (4,49).
В одном из писем Батюшков так очертил это привычное для него психологическое состояние: «Люди мне так надоели и все так наскучило, а сердце так пусто, надежды там мало, что я желал бы уничтожиться, уменьшиться, сделаться атомом».
В кругу поэтов «Вольного общества», переводивших и с увлечением читавших произведения прогрессивных мыслителей, возник глубокий интерес Батюшкова к классикам античной и западноевропейской прогрессивной философии. Его привлекает античное материалистическое мировоззрение. Даже в 1817 г., в период душевного кризиса, Батюшков сочувственно цитирует мнение Сенеки о том, что Эпикур заслуживал громкой известности, хотя его деятельность упорно старались замолчать враги.
М.Цветаева и К.Батюшков
... все события, описанные у Батюшкова, Цветаевой “спрессованы в единый миг, а отъезжающий поэт и павший воин слиты в единый образ”. Действительно, развёрнутый пейзаж «Тени друга», который отчасти выполняет ... пению которых поэт предпочитает воспоминания о покинутой возлюбленной, следует перечень мест, где герой “имя милое твердил”. На первом месте в этом списке стоит Альбион. «Тень друга», несомненно, ...
Одной из любимых книг Батюшкова были «Опыты» Монтеня. «Вот книга, которую я буду перечитывать во всю мою жизнь!..» — говорил Батюшков об «Опытах» Монтеня в своей неопубликованной записной книжке. В Монтене Батюшков видел борца с суевериями и предрассудками, смело противопоставившего свою гуманистическую философию догматическому средневековому мировоззрению, католическому мракобесию и фанатизму.
Батюшкова привлекала прогрессивная сторона философии Вольтера — ее острый критицизм. Интересно, что, оценивая личность своего учителя М. Н. Муравьева, Батюшков называет последнего «прекраснейшей душой», когда-либо посещавшей «эту грязь, которую мы называем землею». Батюшков одобряет борьбу Вольтера с официальной церковью и религиозными суевериями и трактует его философию в «воинствующе антиклерикальном духе».
Характерна литературная шутка Батюшкова, косвенно осмеивающая ненависть к Вольтеру со стороны реакционных кругов. Целя в бездарного поэта, сделавшего весьма неудачный перевод вольтеровской «Генриады», Батюшков пишет:
«Что это! — говорил Плутон,-
Остановился Флегетон,
Мегера, фурии и цербер онемели,
Внимая пенью твоему,
Певец бессмертный Габриели?
Умолкни!.. Но сему
Безбожнику в награду
Поищем страшных мук, ужасных даже аду,
Соделаем его
Гнуснее самого
Сизифа злова!»
Сказал и превратил — о, ужас! — в Ослякова (4,51).
(«На перевод «Генриады», или Превращение Вольтера»)
Из антиклерикальных вещей Вольтера Батюшков читал «Орлеанскую девственницу» и стихотворение «Три Бернарда», где «святой» помещен рядом с плутом. В 1810 г. Батюшков перевел из Вольтера антологическое стихотворение, в котором пастух категорически отказывается принести свое стадо в жертву. В конце стихотворения он ставит бога в один ряд с «хищником»:
Храню к богам почтенье,
А стада не отдам
На жертвоприношенье.
По совести! Одна мне честь —
Что волк его сожрал, что бог изволил съесть (4,32).
(«Из антологии»)
Пафос просвещения ярко окрасил философские и общественные взгляды «довоенного» Батюшкова. Просветительская философия позволила стихийно-материалистическому мироощущению поэта вылиться в достаточно четкие формы.
Признавая существование бога, Батюшков, как и Вольтер, высказывался против последовательного атеизма Гольбаха. Но до 1812 г. Батюшков часто выдвигал материалистические положения. «Тело от души разлучать не должно»,- доказывает он Гнедичу, а в другом письме говорит о разуме: «Что он такое? Не сын ли, не брат ли, лучше сказать, тела нашего». На эти высказывания Батюшкова впервые указал Б. С. Мейлах. Не случайно в лирике Батюшкова физические и душевные радости вполне органично слиты друг с другом. В этом смысле весьма характерно понятие «сладострастия души», отмеченное в фразеологии Батюшкова И. Н. Розановым. Характерно и то, что в поэзии Батюшкова до 1812 г. отсутствуют религиозные нотки и христианский рай нередко заменяется античным Элизием. Вместе с тем Батюшков вводит в свою лирику антиклерикальные мотивы. Вполне достоверен вариант заключительной строфы из послания Батюшкова «К Петину», где поэт предлагает другу:
Батюшков и Жуковский — первые русские поэты-романтики
... его внутренняя жизнь тиха и безмятежна. Поэтому, когда в послании к Батюшкову , “сыну неги и веселья”,он называет поэта -эпикурейца “родным ... Жуковский находился под заметным влиянием идей Руссо и немецких романтиков. Вслед за ними он придавал большое значение эстетической ... высших истин, оно было для него “священным”. Для немецких романтиков характерно отождествление поэзии и религии. То же самое мы ...
Кое-как тянуть жизнь нашу
Вопреки святым отцам (4,52).
В поэзии Батюшкова скрещивались разнообразные, прямо противоположные влияния. Это во многом определило противоречивость и даже своеобразную «гибридность» его лирики.
Переходя к последовательному анализу поэзии Батюшкова первого периода, еще раз подчеркнем, что, несмотря на умеренность своих взглядов, Батюшков все же навсегда впитал традиции передовой мысли. Это определило весь дух его довоенной поэзии, которая в условиях Александровского времени была ярким выражением нового мировоззрения, идущего вразрез с официальной, догматической моралью феодально-крепостнического общества. Самой важной чертой этой поэзии была любовь к «земному миру», к «мирским наслаждениям», к зримой и звучащей красоте жизни.
Образ лирического героя поэзии Батюшкова сформировался не сразу. Прежде чем сделать им свободного, жадно наслаждающегося «земными радостями» человека, Батюшков, как и всякий поэт, прошел период ученичества, отразив в своем раннем творчестве мотивы, типичные для господствующих литературных традиций.
Центральный образ лирики Батюшкова возник на основе острого конфликта поэта с действительностью. Одно из ярких выражений этого конфликта — батюшковское послание «К Тассу» (1808).
Батюшков начинает конструировать романтический образ поэта, переживающего резкий конфликт с обществом. Этот конфликт был социально типичен для лучших представителей русского передового дворянства. Не случайно Батюшков видел в себе «странного человека, каких много».
«Поэт-чудак» — лирический герой Батюшкова — резко отделяет себя от «света». В поисках уединения он бежит в «тихую хижину», в скромный сельский домик. Образ этой хижины — «простого шалаша» — занимает одно из центральных мест в стихотворениях Батюшкова. К этому «домашнему» счастью и в жизни всегда стремился Батюшков, неудовлетворенный социальной действительностью Александровского времени, хотя и не мог практически осуществить свои мечты.
С этим кругом мотивов связан, конечно, и особенно дорогой для Батюшкова образ «домашних богов» (лар и пенатов), охраняющих покой поэта:
О, лары! уживитесь
В обители моей… (4,32)
- восклицает Батюшков в «Моих пенатах».
Важная роль образа «домашних богов» в этом самом известном послании Батюшкова подчеркнута поэтом в письме к Вяземскому: «Я назвал послание свое посланием «К пенатам», потому что их призываю в начале, под их покровительством зову к себе в гости и друзей, я девок, и нищих и, наконец, умирая, желаю, чтоб они лежали и на моей гробнице».
Лирический герой Батюшкова не только «автономен», но и свободолюбив. Он «враг придворных уз» («Мои пенаты»), который не склоняет «колени» «перед случаем» («Тибуллова элегия III (Из III книги)») и не хочет «независимость любезную потерять на цепь золочену» («К Филисе»).
Из любви к свободе вытекает и отказ поэта от славы. Это не та слава, которая дается доблестью или высшими умственными достижениями. Это слава-«почет», связанная с официальной карьерой. Поэт отказывается от погони за «призраком славы» («Веселый час»).
Он
- ..нейдет за славы громом,
Но пишет всё стихи (4,38).
(«Послание к Н. И. Гнедичу»)
Лирический герой Батюшкова отвергает и богатство
«Погоне» за почетом и богатством лирический герой Батюшкова противопоставляет идеал «покоя» («К Филисе», «Мечта» и др.).
Поэт у Батюшкова — «философ-ленивец» («Мои пенаты»), на корме жизненного корабля которого «зевая» сидит «Лень» («К Петину»).
И это свойство лирического героя Батюшкова отражало его собственные настроения.
Еще более существенна другая черта лирического героя Батюшкова, ясно обнаруживающая романтическую природу этого образа,- способность мечтать. Мечты повсюду сопровождают поэта и «устилают» его «мрачный» жизненный путь цветами («Воспоминание»).
Мечта для Батюшкова — «прямая счастья мать» («Совет друзьям»), «волшебница», приносящая свои «бесценные» дары («Мечта»).
Культ мечты — один из самых устойчивых мотивов лирики Батюшкова. Не случайно Батюшков так долго и старательно работал над своей «Мечтой», изменяя и комбинируя отдельные образы стихотворения, но не отходя от его основной идеи, сводящейся к прославлению творческой фантазии.
Именно фантазия заставляет поэта забыть неудобства и невзгоды своего «реального» положения и как бы трансформирует окружающую его обстановку, превращая хижину в дворец. При этом поэт ясно сознает, что «мечта» психологически защищает его от ударов жизни:
- ..от печали злыя
Мечта нам щит (4,43).
(«Послание к Н. И. Гнедичу»)
В целом образ лирического героя Батюшкова весьма оригинален. Новаторство Батюшкова в этом направлении проявилось и в подчеркнутом вольнолюбии лирического героя (чего не было ни у Карамзина, ни у Жуковского), и, главное, в его жизнелюбивой, оптимистической философии, идущей вразрез с идейными установками сентиментальной школы. Мечта Батюшкова коренным образом отличается от мечты Карамзина и Жуковского, так как она утверждает ценность «земного мира», а не уход в мистические дали. Вместе с тем в типичной для Батюшкова философии наслаждения радостями жизни особенно определенно сказывается романтическая природа его творчества
Тема веселья в лирике Батюшкова сплетается с темой смерти. Устойчивость этого сочетания объяснялась не только индивидуальными особенностями мировоззрения Батюшкова, но и тем, что философия наслаждения вообще замыкала человека в узкий круг личных интересов. Батюшков неизбежно приходил к мысли об исчезновении «земных радостей», о смерти, которая рано или поздно настигнет наслаждающегося «счастливца».
Батюшков говорит о неотвратимости гибели предающегося веселью «счастливца», прежде всего разрабатывая мотив времени. Правда, поэт не считает время лишь разрушительной силой. По его мнению, оно не только уничтожает, но и созидает. Эта особенность батюшковской трактовки мотива времени до сих пор не отмечена в научной литературе. Между тем она заслуживает пристального внимания. «Время все разрушает и созидает, портит и совершенствует»,- утверждает Батюшков в очерке «Вечер у Кантемира». Такая же характеристика времени дана в батюшковском послании «Н. И. Гнедичу»:
Сей старец, что всегда летает,
Всегда приходит, отъезжает,
Всегда живет — и здесь и там,
С собою водит дни и веки,
Съедает горы, сушит реки
И нову жизнь дает мирам,
Сей старец, смертных злое бремя,
Желанный всеми, страшный всем,
Крылатый, легкий, словом — время (4,67).
Говоря о наслаждениях, Батюшков подчеркивает их краткость, «минутность» и «скоротечность». «Ах! не долго веселиться // И не веки в счастьи жить!» — заявляет поэт, прерывая прославление «земных радостей». Контраст между этими радостями и смертью резкими чертами намечен в потрясающем стихотворении Батюшкова «Надпись на гробе пастушки: «Но что ж досталось мне в сих радостных местах? // Могила!» (4,49).
Таким образом, батюшковская трактовка темы смерти, исключающая трагическое и мистическое ее восприятие, была в высшей степени оригинальной и противоречила самим основам сентиментального морализма.
ГЛАВА 2. АНАЛИЗ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИРИКИ К.Н. БАТЮШКОВА
2.1 Философские мотивы в стихотворениях К.Н. Батюшкова
Философские мотивы в лирике Батюшкова звучат на протяжении всего творчества поэта. Как отмечает Н.В. Фридман, философия индивидуального наслаждения была иллюзорной, она не могла заслонить от Батюшкова трагические противоречия жизни. Поэт рано или поздно должен был неизбежно прийти к мысли об эфемерности земных радостей.
Тема воспоминания в творчестве Батюшкова впервые появляется в 1807 г. Хотя стихотворению дано название «Воспоминание», темой его становится мечта. В стихотворении запечатлено сложное состояние лирического «я», тот переходный момент душевного состояния, когда прошлое окрашивается в мрачные тона из-за пережитого столкновения со смертью. Но в то же время в поэтической памяти живет и то состояние, когда этого опыта еще не было и герой жил светлой мечтой о родине. Теперь же на смену сладкой мечте приходит мрачное воспоминание. В этом стихотворении Батюшкова присутствует рационалистическое, в духе классицистической поэтики, разложение внутреннего состояния на последовательно сменяющие одно другое. И мечта, и воспоминание обращены к прошлому. Внутреннее содержание того и другого образа не конкретизировано и не разграничено, различие этих состояний в эмоциональной окраске: мечта сладкая, воспоминание мрачное.
Ту же тенденцию в трактовке образа воспоминания можно проследить в стихах «Послание к графу Велеурскому», «Мщение», «Тибуллова элегия XI». Батюшков только называет само «событие под формою воспоминания» (Белинский) и не разворачивает его в план психологии, не наполняет его конкретным содержанием.
Вновь тема воспоминания появляется у Батюшкова в 1814-15 гг. В прозаических произведениях этих лет он стремится объяснить психологию воспоминания, дать его нравственно-эстетическую оценку. Прозаическое размышление «Нечто о поэте и поэзии», названное в письме к Жуковскому «Воспоминание словесности», развивает мысль об особой эстетической ценности прошлого. Анализируя произведения Дмитриева, Ариосто, Тассо, Ломоносова, Батюшков выявляет сложную основу воспоминания, которая связана с впечатлением и воображением. Не вошедшие в «Опыты» прозаические «Воспоминание о Петине» и «Воспоминания мест, сражений и путешествий» посвящены описанию тех переживаний, которые вызвала смерть Петина («воспоминания смутные и горестные», «сладкие воспоминания», «воспоминания, прелестный цвет…»).
Эти переживания художественно воплощены в элегии «Тень друга», которая перекликается со стихотворением «Мой гений». И в том, и в другом стихотворении память и воспоминания — семантически близкие образы, однако рационалистический подход к их трактовке заявляет себя в стремлении разложить внутренний мир человека на область разума и область сердца и назначить каждой из областей определенный удел. Но уже в «Тени друга» формируется образ воспоминания, который вбирает в себя семантику грезы, памяти, рассудка и мечты.
Новым этапом на пути развития мотива воспоминания оказывается стихотворение «Воспоминание. Отрывок» (1815).
В нем отсутствует непосредственное изображение воспоминания, на протяжении 55 стихотворных строк нет ни одного употребления этого понятия. Батюшков стремится сформировать у читателя образ воспоминания чисто стиховыми средствами (ритм, интонация).
Этот эмоциональный образ окрашивается, в отличие от образа воспоминания в других стихотворениях, в грустные тона. Воспоминание — это не обязательно погружение в прошлое своей жизни или в прошлую историю. Это погружение лирического «я» в собственное душевное состояние в момент, когда нет радости, любви. Батюшков запечатлел тот миг душевного переживания, когда герой хочет продлить в будущее благоприятное прошлое. Это текучее внутреннее состояние запечатлено в перебивах ритма, интонации. Так рождается не сводимое к одному понятию состояние, которое поэт определил заглавием «Воспоминание». Здесь окончательно изживается рационалистическое разложение образа воспоминания на «память сердца» и «память рассудка». Воспоминание — это не столько смена одного состояния другим, как было в произведениях, созданных ранее, сколько момент сложной и неоднозначной внутренней жизни.
Батюшков в трактовке мотива воспоминания дает начало той поэтической традиции, которую вслед за ним продолжает Жуковский, и открывает простор новому, уже реалистическому, развитию этого мотива в творчестве Пушкина.
Контраст между радостями и смертью резко проступает в знаменитой батюшковской «Надписи на гробе пастушки», использованной Чайковским в «Пиковой даме» (романс Полины).
Она редко привлекала внимание, так как сначала была включена в тот раздел «Опытов», куда вошли довольно слабые эпиграммы и надписи, а потом стала «привычной» частью либретто любимой оперы.
Но чаще всего тема смерти в лирике Батюшкова первого периода приобретает оптимистический и, как ни странно, даже мажорный колорит. Если Державин видит перед собой ужасный, ничем не завуалированный образ смерти, а Карамзин и Жуковский облекают его мистическим туманом, то Батюшков, и рассуждая о «мгновенности» жизни, сохраняет спокойствие и ясность духа. Временами он рисует смерть как гармонический переход в античный Элизий, где будут звучать прежние «гимны радости». Эта картина поражает своим исключительным художественным блеском, когда поэт вместе с возлюбленной попадает в загробный языческий мир:
В тот Элизий, где всё тает
Чувством неги и любви,
Где любовник воскресает
С новым пламенем в крови,
Где, любуясь пляской граций,
Нимф, сплетенных в хоровод,
С Делией своей Гораций
Гимны радости поет (4,57).
Особенно замечательно описание смерти «молодых счастливцев» в «Моих пенатах» Батюшкова. Поэт призывает «не сетовать» о них и усыпать «мирный прах» цветами. При этом Батюшков сознательно заостряет свое описание против тех страшных картин погребения, которые часто возникали в поэзии Жуковского:
К чему сии куренья,
И колокола вой,
И томны псалмопенья
Над хладною доской? (4,57).
Памяти Петина, чувствам, которые обуревали Батюшкова, через Англию покидавшего навсегда свою последнюю войну и могилу друга, посвящена элегия «Тень друга» (1814):
Я берег покидал туманный Альбиона:
Казалось, он в волнах свинцовых утопал.
За кораблем вилася Гальциона,
И тихий глас ее пловцов увеселял.
- ..Мечты сменялися мечтами,
И вдруг… то был ли сон?.. предстал товарищ мне,
Погибший в роковом огне
Завидной смертию, над плейсскими струями (4,52).
Война 1812 года оказала на нравственно-философские и религиозные воззрения Батюшкова решающее воздействие.
Религиозность Батюшкова — скорбная, в ней мало просветляющего и утешающего (также отличие от Жуковского).
Всем своим жизнеощущением Батюшков слишком привязан к «сладостному» земному; разрушение и неверность прекрасного — источник батюшковской скорби.
Исчезновение «довоенного» русского мира, мира античности, мира скандинавского средневековья — трагически равновеликие темы «позднего» Батюшкова. Его разочарование питалось этими мыслями. «Поздний» Батюшков из всех поэтов ближе всего Боратынскому с его «разувереньем».
В послании Дашкову «Мой друг, я видел море зла», уже ничего не осталось от сладких мечтаний, а есть лишь правда очевидца страшных событий:
Мой друг! я видел море зла
И неба мстительного кары:
Врагов неистовых дела,
Войну и гибельны пожары.
Я видел сонмы богачей,
Бегущих в рубищах издранных,
Я видел бледных матерей,
Из милой родины изгнанных!
Я на распутье видел их,
Как, к персям чад прижав грудных,
Они в отчаяньи рыдали
И с новым трепетом взирали
На небо рдяное кругом… (4,63).
«К Дашкову» — по сути отказ от ранней эпикурейской лирики, и новая тема народного бедствия властно вторгается в его поэтический мир, который отныне оказывается расколот на идеальное и реальное.
Восприятие Батюшковым войны и событий, с нею связанных, отличалось от восприятия большинства его современников. Война для него — не ряд красивых подвигов и благородных жертв, это собрание жестокостей, вырастающих в весьма уродливую картину. И потому ни в одном из своих произведений поэт не восхваляет ни воинских доблестей, ни отдельных подвигов. Он либо скорбит, либо грустно усмехается.
Все пусто… Кое-где на снеге труп чернеет,
И брошенных костров огонь, дымяся, тлеет,
И хладный, как мертвец,
Один среди дороги,
Сидит задумчивый беглец
Недвижим, смутный взор вперив на мертвы ноги (4,63).
(«Переход русских войск через Неман 1 января 1813 г.»)
Во многих стихотворениях этого периода звучит мотив скитальчества:
Напрасно покидал страну моих отцов,
Друзей души, блестящие искусства
И в шуме грозных битв, под тению шатров
Старался усыпить встревоженные чувства.
Ах! небо чуждое не лечит сердца ран!
Мотивы уныния, разочарования, сомнений проявляются в элегии Батюшкова «Умирающий Тасс» (1817):
- И с именем любви божественный погас;
Друзья над ним в безмолвии рыдали,
День тихо догорал… и колокола глас
Разнес кругом по стогнам весть печали.
«Погиб Торквато наш! — воскликнул с плачем Рим.
Погиб певец, достойный лучшей доли!..»
Наутро факелов узрели мрачный дым
И трауром покрылся Капитолий (4,63).
Поэт, считавший эту элегию своим лучшим произведением, отчасти вложил в нее автобиографическое содержание; не случайно современники стали видеть в ней, особенно после помешательства Батюшкова, отражение его собственных страданий
Тассо Батюшкова — подлинный предшественник тоскующих скитальцев, «гонимых миром странников», впоследствии изображенных в романтических произведениях Пушкина и Лермонтова. Однако в элегии Батюшкова с вольнолюбивыми настроениями сочетались напоминавшие поэзию Жуковского мотивы религиозно-мистического разрешения конфликта поэта с действительностью: Тассо перед смертью находит утешение в мыслях о потустороннем мире и загробной встрече со своей возлюбленной Элеонорой, ждущей его «средь ангелов». Эти религиозные мотивы, а также отсутствие энергичного протеста против социального зла сообщили характеру героя и всей элегии Батюшкова некоторую вялость, что вызвало резко отрицательный отзыв Пушкина, увидевшего в сетованиях умирающего Тассо только «славолюбие и добродушие» и утверждавшего, что это «тощее произведение» «ниже своей славы» и не идет ни в какое сравнение с «Жалобой Тассо» Байрона.
К тассовскому циклу Батюшкова по существу примыкает ряд его послевоенных переводов, где тоже нарисован образ гонимого, страдающего человека.
Позднее в лирике Батюшкова появляются мотивы взаимосвязи с природой, поэт находит наслаждение в «дикости лесов», видит гармонию в природе, испытывает любовь к ближнему:
Есть наслаждение и в дикости лесов,
Есть радость на приморском бреге,
И есть гармония в сем говоре валов,
Дробящихся в пустынном беге.
Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,
Для сердца ты всего дороже!
С тобой, владычица, привык я забывать
И то, чем был, как был моложе,
И то, чем ныне стал под холодом годов.
Тобою в чувствах оживаю (4,65).
Все более запутанными и неразрешимыми кажутся Батюшкову общие проблемы жизни. В элегии «К другу» Батюшков подчеркивает, что, стремясь решить эти вопросы, он, несмотря на все усилия, не увидел никакого смысла в истории и ее сущность представляется ему страшной:
Напрасно вопрошал я опытность веков
И Клии мрачные скрижали… (4,65).
Подлинной зрелостью отмечен сборник Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», некоторые стихи из него были высоко оценены Пушкиным. Блистательными подражаниями древнегреческой лирике поэт во многом подготовил появление пушкинских «антологических» стихов. Многие строки Батюшкова исполнены философской глубины и стали крылатыми:
О память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной… (4,66).
Опередив на несколько лет развитие отечественной поэзии, автор «Опытов» был предшественником раннего Пушкина, который во многом шел ему вослед.
Батюшков понимал, что обостряющаяся тяжелая душевная болезнь безвременно оборвет его литературную деятельность. Но, несмотря на трагический колорит поздней лирики поэта, в его стихах все же не исчезают искры надежды и оптимизма: в «Подражании древним» (1821) он, пытаясь преодолеть душевную депрессию, восклицает:
- Ты хочешь меду, сын? так жала не страшись;
Венца победы? — смело к бою!
Ты перлов жаждешь? — так спустись
На дно, где крокодил зияет под водою.
Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец,
Лишь смелым перлы, мед иль гибель… иль венец (4,69).
Поэта волнуют вечные вопросы, он становится поэтом-мудрецом, поэтом-философом.
«Батюшков — поэт еще более трагический, чем Жуковский, — писал Г. Гуковский. — Это — поэт безнадежности. Он не может бежать от мира призраков и лжи в мир замкнутой души, ибо не верит в душу человеческую, как она есть; душа человека для него — такая же запятнанная, загубленная, как и мир, окружающий ее».
Идеал поэта — ни в прошлом, ни в будущем. Переживший «три войны», исполнившийся скорбного неверия в возможность осуществления нормального бытия людей в странном и разорванном «железном веке», поэт все чаще обращается к раздумьям о страшных духовных последствиях трагического развития жизни:
Минутны странники, мы ходим по гробам,
Все дни утратами считаем;
На крыльях радости летим к своим друзьям, —
И что ж?.. их урны обнимаем (4,59).
Историческая, культурная и бытовая неустойчивость («непрочность»), возникшая на рубеже XVIII и XIX вв. и лишившая человека его привычных защитных покровов соединились в Батюшкове с индивидуально-биографической душевной незащищенностью и уязвимостью и определила трагическую доминанту жизни и творчества поэта и конкретные формы ее проявления. Прочное, надежно обеспеченное место человека в жизни на грани веков было поставлено под сомнение. Прежние смыслы и цели человека, оправдывавшие его существование, оказались сильно обесцененными для нового поколения. Чтобы построить подлинную антроподицею, все надо было начинать заново, сначала. И ответа искать приходилось в условиях все более ускоряющегося и усложняющегося потока жизни и становления нового душевного комплекса чувствительности и «сердечного воображения».
Батюшков был предназначен к роли великого трагического поэта, сыграть которую полностью он не успел, хотя и дал почувствовать ее глубину и масштаб. Батюшков не успел выработать вполне язык этого трагического сознания и ее успел сказать последнего своего слова, потому что эмпирически последнее «И никогда… не…» оказалось по трагической случайности родового наследия поэта лишь последним из сказанных вслух и воспринятых читателем его слов.
У Батюшкова не было сомнения, что жизнь во многих ее проявлениях прекрасна, и это прекрасное могло бы быть основой счастья в настоящем и будущем (см. «На смерть Лауры»), если бы жизнь не открывалась вдруг как обольщенье и обман. Всегда ли она обман и насколько неизбежна связь жизни с трагическим — вот вопросы, от ответа на которые зависело для Батюшкова определение смысла человеческой жизни и понимание счастья (ср.: «Скажи, мудрец младой, что прочно на земли? Где постоянно жизни счастье?»).
Понятие прочно приобретало в поэзии Батюшкова особый смысл.
Для Батюшкова время не является конструктивной и творческой силой; оно связано не столько с развертыванием неких глубинных смыслов («историческое» время), сколько со слепым роком. Человек не соизмерим с «большим» временем, которого Батюшков, носитель экзистенциального времени, не знает. Жизнь же «минутного человека», строящего «развалины на прахе», только и может быть жестоко суммирована: «Страдал, рыдал, терпел, исчез».
Поэт не принимает этого порядка жизни и предпочитает гибель, забвение, небытие («К Дашкову»).
Отсюда его отказ от такой жизни, его «Нет!», самая весомая форма которого «И никогда… не…») определяет конструкцию стихотворения «Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…» Батюшков не нашел того, «что прочно на земли»; антроподицея не состоялась, но подступы к ней, которые при иных обстоятельствах могли бы повести дальше, все-таки обозначены: прекрасный мир, сладость жизни, как они воспринимаются человеком, его чувствами, и как они откладываются в «памяти сердца», выступающей как гений-хранитель человека, услаждающей «печальный сон».
Таким образом, философские темы и мотивы занимают важное место в творчестве Батюшкова. Мотивы воспоминаний, темы трагичности существования, смерти постоянно звучат в его лирике.
2.2 Религиозно-философский смысл
В 1815 году поэт оказывается захваченным философско-религиозными идеями. Лично и духовно сближаясь с Жуковским, Батюшков пытается найти разрешение вставших перед ним проблем в религии. В те элегии Батюшкова 1815 года, где он старается в религиозном духе разрешить внутренние конфликты («Надежда», «К другу»), вторгаются мистические мотивы, характерные для поэзии Жуковского, и даже ее отдельные образы и выражения (земная жизнь человека — «риза странника», провидение — «вожатый», «доверенность к творцу» и т. п.).
В стихотворении «Тени друга» в самом замысле, в явлении друга из иного мира намечена обращенность Батюшкова к христианской религии, живет явное ощущение бессмертия души: «Души усопших — не призрак: смертью не все кончается…» В этом стихотворении так много пережившего поэта уже проявилась его новая философия жизни.
Конечно же, обращение Батюшкова к Богу после всего пережитого было вполне закономерным. И стихотворение «Надежда» — первое в разделе «Элегии» в «Опытах»:
Мой дух! доверенность к Творцу!
Мужайся; будь в терпеньи камень.
Не он ли к лучшему концу
Меня провел сквозь бранный пламень?
На поле смерти чья рука
Меня таинственно спасала,
И жадный крови меч врага,
И град свинцовый отражала? (4,76).
Сокровенная суть стихотворения выражена уже в первой строке. Батюшков убежден, что вся его земная жизнь зависит от Творца, что именно Он — источник высоких чувств, мыслей и любви к искусству. Поэзия и жизнь, таким образом, получают совершенно особое религиозно-философское осмысление. Оттого и романтическая лексика, и привычные романтические образы здесь максимально «прозрачны»: вместо условности и «туманности» за ними — объединяющая их главная тема стихотворения.
Впервые у Батюшкова так ясно выражено его православное сознание, устремленное к иной — небесной — жизни. Очевидно, это давало повод исследователям говорить о глубоком пессимизме Батюшкова, об ощущении им трагичности земного бытия. Но для Батюшкова как для верующего человека такой вывод был бы неприемлем.
