Первый рассказ называется «Севастополь в декабре месяце», в нем писатель передает свои первые севастопольские впечатления. В этом произведении Толстой впервые показал всей стране осажденный город без художественных прикрас и пафосных фраз, которыми сопровождались официальные новости в газетах и журналах того времени. В рассказе описывается будничная жизнь осажденного города, наполненная взрывами гранат, ударами ядер, мучениями раненных в переполненных госпиталях, тяжелым трудом защитников города, кровью, грязью и смертью. Первый рассказ севастопольского цикла Толстого является ключевым, в нем писатель рассказывает о общенациональном героизме русских людей обороняющих город. Здесь же он раскрывает понимание причин этого героизма: «Эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, – любовь к Родине».
«Сочинение по циклу «Севастопольских рассказов» Л. Толстого»
В середине 50-х годов в «Современнике» был опубликован цикл «Севастопольских рассказов», явившийся заметной вехой в эволюции творчества Толстого. Для читателей того Времени, с напряженным вниманием ожидавших известий о Крымской войне, очерки Толстого представляли интерес прежде всего как живое свидетельство очевидца, как своеобразный репортаж с места события (на такое восприятие произведений наталкивали и заглавия: «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае», «Севастополь в августе 1855 года»).
Как всякий настоящий художник, Толстой не ограничивался простым воспроизведением тех или иных событий, пусть даже самых героических. Севастопольским рассказам свойственна широта художественного обобщения. Первый рассказ из севастопольского цикла был посвящен описанию общей атмосферы осажденного города и включал не только военные эпизоды, но и бытовые сцены, свидетельствующие о мужестве солдат, матросов, жителей города. Рассказчик стремится приблизить читателя к явлениям ужасным и грустным, великим и забавным, сделать его непосредственным свидетелем своих наблюдений, участником событий, описанных в произведении. Отсюда особая манера повествования, которая выходит за пределы только личного, субъективного восприятия рассказчиком всего увиденного: «Вы подходите к пристани…», «предлагают вам…», «Вы выбираете…» и т. д. И в конечном счете рассказчик вместе с воображаемым читателем приобщается к величию подвига народа: «…вы…, не обращая никакого внимания на ядра и пули…, идете спокойно, возвысившимся духом».
Личное участие в обороне Севастополя позволило Толстому с зоркостью писателя-реалиста полно и объективно изобразить разнообразные человеческие характеры. Писатель приходит к мысли (ставшей генеральной для всего его последующего творчества), что русские солдаты, простой народ есть та главная сила, которая порождает героический дух защитников города-героя.
Художественное мастерство А. И. Куприна (на примере полесских ...
... Куприна разработать полесскую тему в ряде художественных произведений. Ко времени опубликования этого первого рассказа ... на город содержаться отголоски тогдашних настроений самого Куприна. Рассказывая о том, какие чувства испытывал Куприн, уезжая осенью 1901 года с юга в Петербург, жена писателя ... мир». Роскошная, яркая природа Полесья и самобытные человеческие характеры – вот что поразило Куприна, ...
В последующих частях цикла у Толстого усиливается критический пафос, появляется ясно выраженное обличительное начало. Рассказчика (и стоящего за ним автора) поражает различие между подлинным величием солдат, их простотой, естественностью поведения в минуту самой грозной опасности и тщеславным желанием высших офицеров, «метящих в Наполеоны», «затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтобы получить лишнюю звездочку или треть жалованья» («Севастополь в мае»).
Только лучшие из офицеров близки к народной массе; общение с солдатами помогает им обрести стойкость и мужество, определяет их нравственную ценность (братья Козельцовы в рассказе «Севастополь в августе…»).
Севастопольские рассказы стали важным этапом в формировании писательского таланта Толстого. Впервые в его творчестве возник обобщенный образ русского народа, в грозное время встающего на защиту своей родины. Было положено начало реалистическому изображению войны и психологического состояния человека на войне в русской литературе. Новый взгляд на войну, как на тяжелую работу, лишенную ореола красивости, восприятие ее с точки зрения простых солдат явилось художественным открытием Толстого. Он предупреждал читателей, что в его произведениях им предстоит увидеть «войну не в правильном, красивом строе, с музыкой и барабанном боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а… в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, В смерти…».
Заканчивая «Севастополь в мае», Толстой писал:
* «Герой же Моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого удавалась воспроизвести во всей красе его и который всегда был, будет прекрасен,— правда».
Высказывание это звучало как программа всего творчества молодого писателя. Именно так оно было воспринято его современниками, в частности Некрасовым, который писал Толстому 2 сентября 1855 г.
* «Это именно то, что нужно теперь русскому обществу: правда — правда, которой со смертью Гоголя так мало осталось в русской литературе. Вы правы, дорожа всего более этою стороною в Вашем даровании. Эта правда и том виде, в каком вносите Вы ее в нашу литературу, есть нечто у нас совершенно новое».
Севастополь в мае
Следующий рассказ данного цикла называется «Севастополь в мае», сюжетная линия и форма повествования второго рассказа во многом схожи с декабрьским. Но здесь уже четко видна новая фаза войны, не оправдавшей надежд писателя на единение нации. «Севастополь в мае» посвящен описанию поведения аристократической офицерской элиты, не выдерживающей тяжелого испытания войной. В кругу людей стоящих у власти главным стимулами поведения являются эгоизм и тщеславие, а не патриотизм. Ради наград и продвижения по карьерной лестнице они готовы бездумно жертвовать жизнями простых солдат. В майском рассказе впервые проявляется толстовская критика официальной государственной политики и идеологии, ставшая впоследствии характерной чертой творчества писателя.
«Севастополь в мае» был опубликован в изуродованном виде – его выправила цензура. И тем не менее общественность была потрясена.
41 стр., 20156 словМедиаобраз Л.Н. Толстого в современной культуре
... работы над «Детством» Л.Н. Толстой долго сомневался, нужно ли отправлять свое первое произведение в печать. Однако летом 1852 года молодой граф ... возрастал. Искания правды и смысла жизни писателя рождали взволнованные отклики. Толстым восхищались, с Толстым спорили, яростно ... талант молодого писателя, привлек его к постоянному сотрудничеству в журнале, что стало важным этапом в биографии Льва Толстого. ...
Текст книги «Детство и отрочество. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого (статья)» , Н. Г. Чернышевский, Детство и Отрочество, Сочинение графа Л. Н. Толстого. СПб., 1856, Военные рассказы
графа Л. Н. Толстого. СПб., 1856
«Чрезвычайная наблюдательность, тонкий анализ душевных движений, отчетливость и поэзия в картинах природы, изящная простота – отличительные черты таланта графа Толстого». Такой отзыв вы услышите от каждого, кто только следит за литературою. Критика повторяла эту характеристику, внушенную общим голосом, и, повторяя ее, была совершенно верна правде дела.
Но неужели ограничиться этим суждением, которое, правда, заметило в таланте графа Толстого черты, действительно ему принадлежащие, но еще не показало тех особенных оттенков, какими отличаются эти качества в произведениях автора «Детства», «Отрочества», «Записок маркера», «Метели», «Двух гусаров» и «Военных рассказов»? Наблюдательность, тонкость психологического анализа, поэзия в картинах природы, простота и изящество, – все это вы найдете и у Пушкина, и у Лермонтова, и у г. Тургенева, – определять талант каждого из этих писателей только этими эпитетами было бы справедливо, но вовсе не достаточно для того, чтобы отличить их друг от друга; и повторить то же самое о графе Толстом еще не значит уловить отличительную физиономию его таланта, не значит показать, чем этот прекрасный талант отличается от многих других столь же прекрасных талантов. Надобно было охарактеризовать его точнее.
Нельзя сказать, чтобы попытки сделать это были очень удачны. Причина неудовлетворительности их отчасти заключается в том, что талант графа Толстого быстро развивается, и почти каждое новое произведение обнаруживает в нем новые черты. Конечно, все, что сказал бы кто-нибудь о Гоголе после «Миргорода», оказалось бы недостаточным после «Ревизора», и суждения, высказавшиеся о г. Тургеневе, как авторе «Андрея Колосова» и «Хоря и Калиныча», надобно было во многом изменять и дополнять, когда явились его «Записки охотника», как и эти суждения оказались недостаточными, когда он написал новые повести, отличающиеся новыми достоинствами. Но если прежняя оценка развивающегося таланта непременно оказывается недостаточною при каждом новом шаге его вперед, то, по крайней мере, для той минуты, как является, она должна быть верна и основательна. Мы уверены, что не дальше, как после появления «Юности», то, что мы скажем теперь, будет уже нуждаться в значительных пополнениях: талант графа Толстого обнаружит перед нами новые качества, как обнаружил он севастопольскими рассказами стороны, которым не было случая обнаружиться в «Детстве» и «Отрочестве», как потом в «Записках маркера» и «Двух гусарах» он снова сделал шаг вперед. Но талант этот, во всяком случае, уже довольно блистателен для того, чтобы каждый период его развития заслуживал быть отмечен с величайшею внимательностью. Посмотрим же, какие особенные черты он уже имел случай обнаружить в произведениях, которые известны читателям нашего журнала.
Наблюдательность у иных талантов имеет в себе нечто холодное, бесстрастное. У нас замечательнейшим представителем этой особенности был Пушкин. Трудно найти в русской литературе более точную и живую картину, как описание быта и привычек большого барина старых времен в начале его повести «Дубровский». Но трудно решить, как думает об изображаемых им чертах сам Пушкин. Кажется, он готов был бы отвечать на этот вопрос: «можно думать различно; мне какое дело, симпатию или антипатию возбудит в вас этот быт? я и сам не могу решить, удивления или негодования он заслуживает». Эта наблюдательность – просто зоркость глаза и памятливость. У новых наших писателей такого равнодушия вы не найдете; их чувства более возбуждены, их ум более точен в своих суждениях. Не с равною охотою наполняют они свою фантазию всеми образами, какие только встречаются на их пути; их глаз с особенным вниманием всматривается в черты, которые принадлежат сфере жизни, наиболее их занимающей. Так, например, г. Тургенева особенно привлекают явления, положительным или отрицательным образом относящиеся к тому, что называется поэзиею жизни, и к вопросу о гуманности. Внимание графа Толстого более всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других; ему интересно наблюдать, как чувство, непосредственно возникающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять и опять странствует, изменяясь, по всей цепи воспоминаний; как мысль, рожденная первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается дальше и дальше, сливает грезы с действительными ощущениями, мечты о будущем с рефлексиею о настоящем. Психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимают всего более очертания характеров; другого – влияние общественных отношений и житейских столкновений на характеры; третьего – связь чувств с действиями; четвертого – анализ страстей; графа Толстого всего более – сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души, чтобы выразиться определительным термином.
Чернышевский Н. Г.: Детство и отрочество. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого
... то, что полумечтательные, полурефлективные сцепления понятий и чувств, которые растут, движутся, изменяются перед нашими глазами, когда мы читаем повесть графа Толстого,-- это не имеет ни малейшего сходства с ... их отчасти заключается в том, что талант графа Толстого быстро развивается, и почти каждое новое произведение обнаруживает в нем новые черты. Конечно, все, что сказал бы кто ...
Из других замечательнейших наших поэтов более развита эта сторона психологического анализа у Лермонтова; но и у него она все-таки играет слишком второстепенную роль, обнаруживается редко, да и то почти всегда в совершенном подчинении анализу чувства. Из тех страниц, где она выступает заметнее, едва ли не самая замечательная – памятные всем размышления Печорина о своих отношениях к княжне Мери, когда он замечает, что она совершенно увлеклась им, бросив кокетничанье с Грушницким для серьезной страсти.
…
«Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь и т. д. – Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка! он вовсе ее не заслуживает. Или это следствие того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать сладкие заблуждения ближнего, чтоб иметь мелкое удовольствие сказать ему, когда он в отчаянии будет спрашивать, чему он должен верить:
– Мой друг, со мною было то же самое, и ты видишь, однако, я обедаю, ужинаю и сплю преспокойно, и, надеюсь, сумею умереть без крика и слез…» и т. д.
Тут яснее, нежели где-нибудь у Лермонтова, уловлен психический процесс возникновения мыслей, – и, однако ж, это все-таки не имеет ни малейшего сходства с теми изображениями хода чувств и мыслей в голове человека, которые так любимы графом Толстым. Это вовсе не то, что полумечтательные, полурефлективные сцепления понятий и чувств, которые растут, движутся, изменяются перед нашими глазами, когда мы читаем повесть графа Толстого, – это не имеет ни малейшего сходства с его изображениями картин и сцен, ожиданий и опасений, проносящихся в мысли его действующих лиц; размышления Печорина наблюдены вовсе не с той точки зрения, как различные минуты душевной жизни лиц, выводимых графом Толстым, – хотя бы, например, это изображение того, что проживает человек в минуту, предшествующую ожидаемому смертельному удару, потом в минуту последнего сотрясения нерв от этого удара:
Целостный анализ рассказа л толстого сила детства. : Анализ произведения ...
... жизни… Неужели нет ничего, что могло бы противостоять злобе, ненависти, насилию?! Л. Толстой подводит нас к этой мысли и затем дает ответ: «Есть! Это сила детства!». ... истине, любви и красоте. Повесть «Детство» стала первым произведением 24-летнего Льва Николаевича Толстого и сразу же открыла ему ... копаться в себе, разбирать по полочкам мысли и чувства. Но в нем еще не выработался твердый характер: ...
…
«Только что Праскухин, идя рядом с Михайловым, разошелся с Калугиным и, подходя к менее опасному месту, начинал уже оживать немного, как он увидел молнию, ярко блеснувшую сзади себя, услыхал крик часового: „маркела!“ и слова одного из солдат, шедших сзади: „как раз на бастион прилетит!“
Михайлов оглянулся. Светлая точка бомбы, казалось, остановилась на своем зените – в том положении, когда решительно нельзя определить ее направление. Но это продолжалось только мгновение: бомба быстрее и быстрее, ближе и ближе, так что уже видны были искры трубки и слышно роковое посвистывание, опускалась прямо в средину бастиона.
– Ложись! – крикнул чей-то голос.
Михайлов и Праскухин прилегли к земле. Праскухин, зажмурясь, слышал только, как бомба где-то очень близко шлепнулась на твердую землю. Прошла секунда, показавшаяся часом, – бомбу не рвало. Праскухин испугался: не напрасно ли он струсил? может быть, бомба упала далеко, и ему только казалось, что трубка шипит тут же. Он открыл глаза и с удовольствием увидел, что Михайлов, около самых ног его, недвижимо лежал на земле. Но тут же глаза его на мгновение встретились с светящейся трубкой в аршине от него крутившейся бомбы.
Ужас – холодный, исключающий все другие мысли и чувства ужас, – объял все существо его. Он закрыл лицо руками.
Прошла еще секунда, – секунда, в которую целый мир чувств, мыслей, надежд, воспоминаний промелькнул в его воображении.
«Кого убьет – меня или Михайлова? или обоих вместе? А коли меня, то куда? В голову, так все кончено; а если в ногу, то отрежут, и я попрошу, чтобы непременно с хлороформом, – и я могу еще жив остаться. А может быть, одного Михайлова убьет: тогда я буду рассказывать, как мы рядом шли, его убили и меня кровью забрызгало. Нет, ко мне ближе… меня!»
Тут он вспомнил про двенадцать рублей, которые был должен Михайлову, вспомнил еще про один долг в Петербурге, который давно надо было заплатить; цыганский мотив, который он пел вечером, пришел ему в голову. Женщина, которую он любил, явилась ему в воображении в чепце с лиловыми лентами, человек, которым он был оскорблен пять лет тому назад и которому не отплатил за оскорбление, вспомнился ему, хотя вместе, нераздельно с этими и тысячами других воспоминаний чувство настоящего – ожидания смерти – ни на мгновение не покидало его. «Впрочем, может быть, не лопнет», – подумал он и с отчаянной решимостью хотел открыть глаза. Но в это мгновение, еще сквозь закрытые веки, глаза его поразил красный огонь, с страшным треском что-то толкнуло его в средину груди: он побежал куда-то, спотыкнулся на подвернувшуюся под ноги саблю и упал на бок.
14 стр., 6508 словФедор Петрович Толстой – знаменитый художник золотого века русского искусства
... литературы и приложения. 1. Жизнь и творчество Ф.П. Толстого Граф Федор Петрович Толстой (Приложение 1) - ... талант так одушевить, что он вниидет во врата грядущих времен… я решился передать потомкам слабые оттенки чувств, ... поводу она выбита». «Сочинение поручаемых мне медалей, - писал Ф.П. Толстой, - я полагал производить ... желание стать профессиональным художником, но для этого необходимо было подать в ...
«Слава богу! я только контужен», – было его первой мыслью, и он хотел руками дотронуться до груди; но руки его казались привязанными, и какие-то тиски сдавили голову. В глазах его мелькали солдаты, и он бессознательно считал их: «один, два, три солдата; а вот, в подвернутой шинели, офицер», – думал он. Потом молния блеснула в его глазах, и он думал, из чего это выстрелили: из мортиры или из пушки? Должно быть, из пушки. А вот еще выстрелили; а вот еще солдаты – пять, шесть, семь солдат, идут все мимо. Ему вдруг стало страшно, что они раздавят его. Он хотел крикнуть, что он контужен, но рот был так сух, что язык прилип к нёбу, и ужасная жажда мучила его. Он чувствовал, как мокро у него около груди: это ощущение мокроты напоминало ему о воде, и ему хотелось бы даже выпить то, чем это было мокро. «Верно, я в кровь разбился, как упал», – подумал он, и, все более и более начиная поддаваться страху, что солдаты, которые продолжали мелькать мимо, раздавят его, он собрал все силы и хотел закричать: «возьмите меня!», но вместо этого застонал так ужасно, что ему страшно стало слушать себя. Потом какие-то красные огни запрыгали у него в глазах, – а ему показалось, что солдаты кладут на него камни; огни все прыгали реже и реже, камни, которые на него накладывали, давили его больше и больше. Он сделал усилие, чтобы раздвинуть камни, вытянулся и уже больше не видел, не слышал, не думал и не чувствовал. Он был убит на месте осколком в середину груди». Это изображение внутреннего монолога надобно, без преувеличений, назвать удивительным. Ни у кого другого из наших писателей не найдете вы психических сцен, подмеченных с этой точки зрения. И, по нашему мнению, та сторона таланта графа Толстого, которая дает ему возможность уловлять эти психические монологи, составляет в его таланте особенную, только ему свойственную силу. Мы не то хотим сказать, что граф Толстой непременно и всегда будет давать нам такие картины: это совершенно зависит от положений, им изображаемых, и, наконец, просто от воли его. Однажды написав «Метель», которая вся состоит из ряда подобных внутренних сцен, он в другой раз написал «Записки маркера», в которых нет ни одной такой сцены, потому что их не требовалось по идее рассказа. Выражаясь фигуральным языком, он умеет играть не одной этой струной, может играть или не играть на ней, но самая способность играть на ней придает уже его таланту особенность, которая видна во всем постоянно. Так, певец, обладающий в своем диапазоне необыкновенно высокими нотами, может не брать их, если то не требуется его партией, – и все-таки, какую бы ноту он ни брал, хотя бы такую, которая равно доступна всем голосам, каждая его нота будет иметь совершенно особенную звучность, зависящую собственно от способности его брать высокую ноту, и в каждой ноте его будет обнаруживаться для знатока весь размер его диапазона.
Особенная черта в таланте графа Толстого, о которой мы говорили, так оригинальна, что нужно с большим вниманием всматриваться в нее, и тогда только мы поймем всю ее важность для художественного достоинства его произведений. Психологический анализ есть едва ли не самое существенное из качеств, дающих силу творческому таланту. Но обыкновенно он имеет, если можно так выразиться, описательный характер, – берет определенное, неподвижное чувство и разлагает его на составные части, – дает нам, если так можно выразиться, анатомическую таблицу. В произведениях великих поэтов мы, кроме этой стороны его, замечаем и другое направление, проявления которого действуют на читателя или зрителя чрезвычайно поразительно: это – уловление драматических переходов одного чувства в другое, одной мысли в другую. Но обыкновенно нам представляются только два крайние звена этой цепи, только начало и конец психического процесса, – это потому, что большинство поэтов, имеющих драматический элемент в своем таланте, заботятся преимущественно о результатах, проявлениях внутренней жизни, о столкновениях между людьми, о действиях, а не о таинственном процессе, посредством которого вырабатывается мысль или чувство; даже в монологах, которые, по-видимому, чаще всего должны бы служить выражением этого процесса, почти всегда выражается борьба чувств, и шум этой борьбы отвлекает наше внимание от законов и переходов, по которым совершается ассоциация представлений, – мы заняты их контрастом, а не формами их возникновения, – почти всегда монологи, если содержат не простое анатомированье неподвижного чувства, только внешностью отличаются от диалогов: в знаменитых своих рефлексиях Гамлет как бы раздвояется и спорит сам с собою; его монологи, в сущности, принадлежат к тому же роду сцен, как и диалоги Фауста с Мефистофелем или споры маркиза Позы с Дон Карлосом. Особенность таланта графа Толстого состоит в том, что он не ограничивается изображением результатов психического процесса: его интересует самый процесс, – и едва уловимые явления этой внутренней жизни, сменяющиеся одно другим с чрезвычайною быстротою и неистощимым разнообразием, мастерски изображаются графом Толстым. Есть живописцы, которые знамениты искусством уловлять мерцающее отражение луча на быстро катящихся волнах, трепетание света на шелестящих листьях, переливы его на изменчивых очертаниях облаков: о них по преимуществу говорят, что они умеют уловлять жизнь природы. Нечто подобное делает граф Толстой относительно таинственнейших движений психической жизни. В этом состоит, как нам кажется, совершенно оригинальная черта его таланта. Из всех замечательных русских писателей он один мастер на это дело.
Лев Николаевич Толстой. Очерк жизни и творчества
... Толстого, был родоначальником Толстых (в графской отрасли рода Толстых граф Лев Николаевич числится от родоначальника Индриса в 20-м колене)» (Бирюков П. И. Биография Льва Николаевича Толстого. ... жизни Николеньки, в сознании самого героя-ребенка занимают равное место. Толстой тщательно фиксирует противоречивые, противоположные чувства ... Некрасову. Некрасов высоко оценил талант автора. “Детство” было ...
Конечно, эта способность должна быть врождена от природы, как и всякая другая способность: но было бы недостаточно остановиться на этом слишком общем объяснении: только самостоятельною деятельностью развивается талант, и в той деятельности, о чрезвычайной энергии которой свидетельствует замеченная нами особенность произведений графа Толстого, надобно видеть основание силы, приобретенной его талантом. Мы говорим о самоуглублении, о стремлении к неутомимому наблюдению над самим собой. Законы человеческого действия, игру страстей, сцепление событий, влияние обстоятельств и отношений мы можем изучать, внимательно наблюдая других людей; но все знание, приобретаемое этим путем, не будет иметь ни глубины, ни точности, если мы не изучим сокровеннейших законов психической жизни, игра которых открыта перед нами только в нашем собственном самознании. Кто не изучил человека в самом себе, никогда не достигнет глубокого знания людей. Та особенность таланта графа Толстого, о которой говорили мы выше, доказывает, что он чрезвычайно внимательно изучал тайны жизни человеческого духа в самом себе; это знание драгоценно не только потому, что доставило ему возможность написать картины внутренних движений человеческой мысли, на которые мы обратили внимание читателя, но еще, быть может, больше потому, что дало ему прочную основу для изучения человеческой жизни вообще, для разгадывания характеров и пружин действия, борьбы страстей и впечатлений. Мы не ошибемся, сказав, что самонаблюдение должно было чрезвычайно изострить вообще его наблюдательность, приучить его смотреть на людей проницательным взглядом.
Как размыслить по рассказу толстого бедные люди. Толстой Л.Н. «Бедные люди»
... Чтение отрывков сочинений учащихся «Что значит для меня доброта?» Многие великие люди говорили о доброте. Возможно, их высказывания пригодятся в нашем разговоре . Вывод: Сегодня мы знакомимся с рассказом Л.Н. Толстого «Бедные люди». Сделайте ... потом ни изучали, Кем бы в жизни ни были потом. Я хочу, чтобы вы вынесли уроки доброты и всегда были готовы помочь людям, попавшим в беду. Которое никогда не ...
Драгоценно в таланте это качество, едва ли не самое прочное из всех прав на славу истинно замечательного писателя. Знание человеческого сердца, способность раскрывать перед нами его тайны – ведь это первое слово в характеристике каждого из тех писателей, творения которых с удивлением перечитываются нами. И, чтобы говорить о графе Толстом, глубокое изучение человеческого сердца будет неизменно придавать очень высокое достоинство всему, что бы ни написал он и в каком бы духе ни написал. Вероятно, он напишет много такого, что будет поражать каждого читателя другими, более эффектными качествами, – глубиною идеи, интересом концепций, сильными очертаниями характеров, яркими картинами быта, – и в тех произведениях его, которые уже известны публике, этими достоинствами постоянно возвышался интерес, – но для истинного знатока всегда будет видно – как очевидно и теперь, – что знание человеческого сердца – основная сила его таланта. Писатель может увлекать сторонами более блистательными; но истинно силен и прочен его талант только тогда, когда обладает этим качеством.
Есть в таланте г. Толстого еще другая сила, сообщающая его произведениям совершенно особенное достоинство своею чрезвычайно замечательной свежестью, – чистота нравственного чувства. Мы не проповедники пуританизма; напротив, мы опасаемся его: самый чистый пуританизм вреден уже тем, что делает сердце суровым, жестким; самый искренний и правдивый моралист вреден тем, что ведет за собою десятки лицемеров, прикрывающихся его именем. С другой стороны, мы не так слепы, чтобы не видеть чистого света высокой нравственной идеи во всех замечательных произведениях литературы нашего века. Никогда общественная нравственность не достигала такого высокого уровня, как в наше благородное время, – благородное и прекрасное, несмотря на все остатки ветхой грязи, потому что все силы свои напрягает оно, чтобы омыться и очиститься от наследных грехов. И литература нашего времени, во всех замечательных своих произведениях, без исключения, есть благородное проявление чистейшего нравственного чувства. Не то мы хотим сказать, что в произведениях графа Толстого чувство это сильнее, нежели в произведениях другого какого из замечательных наших писателей: в этом отношении все они равно высоки и благородны; но у него это чувство имеет особенный оттенок. У иных оно очищено страданием, отрицанием, просветлено сознательным убеждением, является уже только как плод долгих испытаний, мучительной борьбы, быть может, целого ряда падений. Не то у графа Толстого: у него нравственное чувство не восстановлено только рефлексиею и опытом жизни, оно никогда не колебалось, сохранилось во всей юношеской непосредственности и свежести. Мы не будем сравнивать того и другого оттенка в гуманистическом отношении, не будем говорить, который из них выше по абсолютному значению – это дело философского или социального трактата, а не рецензии, – мы здесь говорим только об отношении нравственного чувства к достоинствам художественного произведения, и должны признаться, что в этом случае непосредственная как бы сохранившаяся во всей непорочности от чистой поры юношества, свежесть нравственного чувства придает поэзии особенную – трогательную и грациозную – очаровательность. От этого качества, по нашему мнению, во многом зависит прелесть рассказов графа Толстого. Не будем доказывать, что только при этой непосредственной свежести сердца можно было рассказать «Детство» и «Отрочество» и с тем чрезвычайно верным колоритом, с тою нежною грациозностью, которые дают истинную жизнь всем этим повестям. Относительно «Детства» и «Отрочества» очевидно каждому, что без непорочности нравственного чувства невозможно было бы не только исполнить эти повести, но и задумать их. Укажем другой пример – в «Записках маркера»: историю падения души, созданной с благородным направлением, мог так поразительно и верно задумать и исполнить только талант, сохранивший первобытную чистоту.
Рассказ Л. Н. Толстого «Бедные люди» план-конспект по литературе (10 класс)
... Все свои несчастья они списывают на божью волю. БЕДНЫЕ ЛЮДИ Л.Н. Толстой Собр. соч. в 22 тт. Т. 14 В ... близкого человека. Характеристика главных героев , Сюжет романа «Бедные люди» завязан на взаимодействии двух центральных персонажей: Макар Девушкин. Большую часть жизни мужчина ... 1845 г. не поставил окончательную точку. 21 января 1846 года роман был напечатан в «Петербургском сборнике» после одобрения ...
Благотворное влияние этой черты таланта не ограничивается теми рассказами или эпизодами, в которых она выступает заметным образом на первый план: постоянно служит она оживительницею, освежительницею таланта. Что в мире поэтичнее, прелестнее чистой юношеской души, с радостною любовью откликающейся на все, что представляется ей возвышенным и благородным, чистым и прекрасным, как сама она? Кто не испытывал, как освежается его дух, просветляется его мысль, облагораживается все существо присутствием девственного душою существа, подобного Корделии, Офелии или Дездемоне? Кто не чувствовал, что присутствие такого существа навевает поэзию на его душу, и не повторял вместе с героем г. Тургенева (в «Фаусте»):
Крылом своим меня одень, Волненье сердца утиши, И благодатна будет сень Для очарованной души…
Такова же сила нравственной чистоты и в поэзии. Произведение, в котором веет ее дыхание, действует на нас освежительно, миротворно, как природа, – ведь и тайна поэтического влияния природы едва ли не заключается в ее непорочности. Много зависит от того же веяния нравственной чистоты и грациозная прелесть произведений графа Толстого.
Эти две черты – глубокое знание тайных движений психической жизни и непосредственная чистота нравственного чувства, придающие теперь особенную физиономию произведениям графа Толстого, останутся существенными чертами его таланта, какие бы новые стороны ни выказались в нем при дальнейшем его развитии.
Само собою разумеется, что всегда останется при нем и его художественность. Объясняя отличительные качества произведений графа Толстого, мы до сих пор не упоминали об этом достоинстве, потому что оно составляет принадлежность или, лучше сказать, сущность поэтического таланта вообще, будучи собственно только собирательным именем для обозначения всей совокупности качеств, свойственных произведениям талантливых писателей.
Не стоит внимания то, что люди, особенно много толкующие о художественности, наименее понимают, в чем состоят ее условия. Мы где-то читали недоумение относительно того, почему в «Детстве» и «Отрочестве» нет на первом плане какой-нибудь прекрасной девушки лет восемнадцати или двадцати, которая бы страстно влюблялась в какого-нибудь так же прекрасного юношу… Удивительные понятия о художественности! Да ведь автор хотел изобразить детский и отроческий возраст, а не картину пылкой страсти, и разве вы не чувствуете, что если б он ввел в свой рассказ эти фигуры и этот патетизм, дети, на которых он хотел обратить ваше внимание, были бы заслонены, их милые чувства перестали бы занимать вас, когда в рассказе явилась бы страстная любовь, – словом, разве вы не чувствуете, что единство рассказа было бы разрушено, что идея автора погибла бы, что условия художественности были бы оскорблены? Именно для того, чтобы соблюсти эти условия, автор не мог выводить в своих рассказах о детской жизни ничего такого, что заставило бы нас забыть о детях, отвернуться от них. Далее, там же мы нашли нечто вроде намека на то, что граф Толстой ошибся, не выставив картин общественной жизни в «Детстве» и «Отрочестве»; да мало ли и другого чего он не выставил в этих повестях? в них нет ни военных сцен, ни картин итальянской природы, ни исторических воспоминаний, нет вообще многого такого, что можно было бы, но неуместно и не должно было бы рассказывать: ведь автор хочет перенесть нас в жизнь ребенка, – а разве ребенок понимает общественные вопросы, разве он имеет понятие о жизни общества? Весь этот элемент столь же чужд детской жизни, как лагерная жизнь, и условия художественности были бы точно так же нарушены, если бы в «Детстве» была изображена общественная жизнь, как и тогда, если б изображена была в этой повести военная или историческая жизнь. Мы любим не меньше кого другого, чтобы в повестях изображалась общественная жизнь; но ведь надобно же понимать, что не всякая поэтическая идея допускает внесение общественных вопросов в произведение; не должно забывать, что первый закон художественности – единство произведения и что потому, изображая «Детство», надобно изображать именно детство, а не что-нибудь другое, не общественные вопросы, не военные сцены, не Петра Великого и не Фауста, не Индиану и не Рудина, а дитя с его чувствами и понятиями. И люди, предъявляющие столь узкие требования, говорят о свободе творчества! Удивительно, как не ищут они в «Илиаде» – Макбета, в Вальтере Скотте – Диккенса, в Пушкине – Гоголя! Надобно понять, что поэтическая идея нарушается, когда в произведение вносятся элементы, ей чуждые, и что если бы, например, Пушкин в «Каменном госте» вздумал изображать русских помещиков или выражать свое сочувствие к Петру Великому, «Каменный гость» вышел бы произведением нелепым в художественном отношении. Всему свое место: картинам южной любви – в «Каменном госте», картинам русской жизни – в «Онегине», Петру Великому – в «Медном всаднике». Так и в «Детстве» или «Отрочестве» уместны только те элементы, которые свойственны тому возрасту, – а патриотизму, геройству, военной жизни будет свое место в «Военных рассказах», страшной нравственной драме – в «Записках маркера», изображению женщины – в «Двух гусарах». Помните ли вы эту чудную фигуру девушки, сидящей у окна ночью, помните ли, как бьется ее сердце, как сладко томится ее грудь предчувствием любви?
…
«Простясь с матерью, Лиза одна пошла в бывшую дядину комнату. Надев белую кофточку и спрятав в платок свою густую длинную косу, она потушила свечу, подняла окно и с ногами села на стул, устремив задумчивые глаза на пруд, теперь уже весь блестевший серебряным сияньем.
Все ее привычные занятия и интересы вдруг явились перед ней совершенно в новом свете: старая, капризная мать, несудящая любовь к которой сделалась частью ее души, дряхлый, но любезный дядя, дворовые мужики, обожающие барышню, дойные коровы и телки, – вся эта все та же, столько раз умиравшая и обновлявшаяся природа, среди которой с любовью к другим и от других она выросла, все, что давало ей такой легкий, приятный душевный отдых, – все это вдруг показалось не то
, все это показалось
скучно, не нужно
- Как будто кто-нибудь сказал ей: «дурочка, дурочка! двадцать лет делала вздор, служила кому-то, зачем-то и не знала, что такое жизнь и счастье!» Она это думала теперь, вглядываясь в глубину светлого, неподвижного сада, сильнее, гораздо сильнее, чем прежде ей случалось это думать. И что навело ее на эти мысли? Нисколько не внезапная любовь к графу, как бы это можно было предположить. Напротив, он ей не нравился. Корнет мог бы скорее занимать ее;
- но он дурен, бедный, и молчалив как-то. Она невольно забывала его и с злобой и с досадой вызывала в воображении образ графа. «Нет, не то», – говорила она сама себе. Идеал ее был так прелестен! Это был идеал, который среди этой ночи, этой природы, не нарушая ее красоты, мог бы быть любимым, – идеал, ни разу не обрезанный, для того, чтобы слить его с какой-нибудь грубой действительностью.
Сначала уединение и отсутствие людей, которые бы могли обратить ее внимание, сделали то, что вся сила любви, которую в душу каждого из нас вложило провидение, была еще цела и невозмутима в ее сердце; теперь же уже слишком долго она жила грустным счастием чувствовать в себе присутствие этого чего-то и, изредка открывая таинственный сердечный сосуд, наслаждаться созерцанием его богатств, чтобы необдуманно излить на кого-нибудь все то, что там было. Дай бог, чтобы она до гроба наслаждалась этим скупым счастием. Кто знает, не лучше ли и не сильнее ли оно? и не одно ли оно истинно и возможно?
«Господи боже мой! – думала она, – неужели я даром потеряла счастие и молодость, и уж не будет… никогда не будет? неужели это правда?» И она вглядывалась в высокое светлое около месяца небо, покрытое белыми волнистыми тучами, которые, застилая звездочки, подвигались к месяцу. «Если захватит месяц это верхнее белое облачко, значит, правда», – подумала она. Туманная, дымчатая полоса пробежала по нижней половине светлого круга, и понемногу свет стал слабеть на траве, на верхушках лип, на пруде; черные тени дерев стали менее заметны. И, как будто вторя мрачной тени, осенившей природу, легкий ветерок пронесся по листьям и донес до окна росистый запах листьев, влажной земли и цветущей сирени.
«Нет, это неправда, – утешала она себя, – а вот если соловей запоет нынче ночью, то значит вздор все, что я думаю, и не надо отчаиваться», – подумала она. И долго еще сидела молча, дожидаясь кого-то, несмотря на то, что снова все осветилось и ожило, и снова несколько раз набегали на месяц тучки и все померкло. Она уже засыпала так, сидя у окна, когда соловей разбудил ее частой трелью, раздавшейся звонко низом по пруду. Деревенская барышня открыла глаза. Опять с новым наслаждением вся душа ее обновилась этим таинственным соединением с природой, которая так спокойно и светло раскинулась перед ней. Она облокотилась на обе руки. Какое-то томительно сладкое чувство грусти сдавило ей грудь, и слезы чистой, широкой любви, жаждущей удовлетворения, хорошие, утешительные слезы, налились в глаза ее. Она сложила руки на подоконник и на них положила голову. Любимая ее молитва как-то сама пришла ей в душу, и она так и задремала с мокрыми глазами.
Прикосновение чьей-то руки разбудило ее. Она проснулась. Но прикосновение то было легко и приятно. Рука сжимала крепче ее руку. Вдруг она вспомнила действительность, вскрикнула, вскочила и, сама себя уверяя, что не узнала графа, который стоял под окном, весь облитый лунным светом, выбежала из комнаты…»
Граф Толстой обладает истинным талантом. Это значит, что его произведения художественны, то есть в каждом из них очень полно осуществляется именно та идея, которую он хотел осуществить в этом произведении. Никогда не говорит он ничего лишнего, потому что это было бы противно условиям художественности, никогда не безобразит он свои произведения примесью сцен и фигур, чуждых идее произведения. Именно в этом и состоит одно из главных требований художественности. Нужно иметь много вкуса, чтобы оценить красоту произведений графа Толстого; но зато человек, умеющий понимать истинную красоту, истинную поэзию, видит в графе Толстом настоящего художника, то есть поэта с замечательным талантом.
Севастополь в августе 1855 года
Третий рассказ севастопольского цикла описывает самый страшный период осады города – август 855 года. В течении этого месяца город подвергался беспрерывным жесточайшим бомбардировкам, в конце августа Севастополь пал. Героями этого рассказа выступают не родовитые люди – представители мелкого и среднего дворянства, которые в ожидании последнего неприятельского штурма понимают и принимают точку зрения простых солдат и отрекаются от офицерской верхушки. Толстой описывает печальную участь осажденного Севастополя, подчеркивая, что сломить волю бесстрашных русских защитников города, неприятелю позволило только значительное превосходство в военной технике и материальных ресурсах. Город пал, но русский народ оставил его непобежденным духовно. Сам писатель вместе с товарищами по оружию плакал, покидая пылающий город. В конце последнего севастопольского рассказа отражены гнев, боль, скорбь о погибших героях, звучат угрозы врагам России и проклятия войне.
RARUS’S GALLERY
Tolstoy L. Tales of military life (Military stories).
Sankt-Petersbourg, a printing house of General Staff, 1856. [4], 382, [1] p. p. the Censor V. Beketov. Contemporary half calf (slightly stained and worn, rubbed).
Internally a clean and fresh copy. A.P. Petsman’s Bindery in Moscow. Format: 19х13 cm. First separately published book of great Russian writer! Extremely rare! Only five stories… More…
Военные рассказы. графа Л.Н. Толстого. Спб., типография Главного штаба Е.И.В. по военно-учебным заведениям, 1856. [4], 382, [1] стр. Цензор В. Бекетов. В милом п/к переплете того времени фирмы А.П. Петцмана в Москве. Формат: 19х13 см. Первая книга великого русского классика Л.Н. Толстого!
Библиографическое описание:
[Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/sochinenie/sochineniya-grafa-l-n-tolstogo/
1. Смирнов-Сокольский. Моя библиотека, № 1190.
2. Битовт Ю. Граф Л. Толстой в литературе и искусстве.
Подробный библиографический указатель русской и иностранной литературы
о гр. Л.Н. Толстом.Москва, 1903., №399.
3. Мезиер. Русская словесность, №18146
4. The Kilgour collection of Russian literature 1750-1920.
Harvard-Cambrige, 1959. Отсутствует!
5. Лесман М.С., № 2245.
Как известно, крупный проигрыш в карты весной 1851 года заставил Леву последовать за старшим братом Николаем на Кавказ. Вскоре он принял решение поступить на военную службу. Осенью 1851 года Толстой, сдав в Тифлисе экзамен, поступил юнкером в 4-ю батарею 20-й артиллерийской бригады. Часть долгое время стояла в глухой казацкой станице на берегу Терека. Стряхнув с себя пыль и копоть цивилизации, Лева обрел лучшую часть самого себя: он стал писать. В 1852 году отослал в редакцию «Современника» первую часть автобиографической трилогии. Напечатанное Некрасовым «Детство» и подписанное скромными инициалами Л.Н., имело чрезвычайный успех; автора сразу стали причислять к корифеям молодой литературной школы. На Кавказе скоро произведенный в офицеры Толстой оставался 2 года, участвуя во многих стычках и подвергаясь всем опасностям и невзгодам. Когда в конце 1853 года вспыхнула Крымская война, Лев Николаевич перевелся в Дунайскую армию, где участвовал в сражении при Ольтенице и в осаде Силистрии, а с ноября 1854 года по конец августа 1855 года был в Севастополе в самом пекле сражений: на 4-м бастионе, в битве при Черной, на Малаховом кургане. Здесь были написаны 5 рассказов, один из которых: «Севастополь в декабре 1854 г.», напечатанный в «Современнике» и с жадностью прочитанный всей Россией, произвел потрясающее впечатление картиной ужасов, выпавших на долю защитников Севастополя. Рассказ был замечен Императором Николаем I, который приказал беречь даровитого офицера. Всего-то 5 рассказов, но они были очень актуальны для своего времени и по форме и по содержанию: великая нация сильно переживала позор поражения в Крымской войне с французами, англичанами и турками. С другой стороны, они входят в тот поток полурассказов, полуочерков, «статей» по терминологии Некрасова, которые в 40-х и 50-х годах вытесняли поэму и новеллу. Не случайно свою «Рубку леса» Толстой посвятил Тургеневу, знаменитому в то время автору «Записок охотника» — типичного для эпохи сборника рассказов и очерков. Пафос «Военных рассказов» — правда, суровая правда войны. Толстой так и пишет: «Я рисую войну не в правильном, красивом и блестящем строе с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а… в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти…» «Неслышные разговоры», которые ведут с собой люди в обстановке войны — в виду смертельной опасности, в последние мгновения угасания сознания — не могут не быть глубоко искренними. Но автору этого мало! Он вмешивается в самонаблюдение героя и уничтожает последние иллюзии и показывает «как оно есть на самом деле». Инстинкт жизни, долг, тщеславие и корысть, воровство и измена, случайность и неслучайность смерти, животный страх и осознанный подвиг — все это занимает Толстого. «Мне интересно знать, каким образом и под влиянием какого чувства, убил один солдат другого». Вот почему, именно, с «Военных рассказов» началась литературная слава Толстого. Недаром Н.Н. Смирнов-Сокольский не раз подчеркивал: «Собрать все прижизненные издания Толстого не входило в мои скромные задачи, но эту первую прижизненную его книгу я разыскивал долго и, получив ее, с огромным удовлетворением поставил на полку, как одно из лучших украшений моего собрания». Лучше не скажешь! Величайшая редкость! Всего-то 5 рассказов…
Анализ произведения
«Севастопольские рассказы» создавались по свежим следам военных событий. Сюжет развивается в период Крымской войны. В это время Севастополь был во власти французов.
Краткое содержание
Сборник состоит из трех рассказов: «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае», «Севастополь в августе 1855 года».
В первой части описывается спокойный город, где люди занимаются своими каждодневными делами. Никто бы не поверил, что совсем скоро все изменится. Неподалеку происходили жестокие бои, где гибли люди в огромных количествах.
Писатель описал бессмысленность войны
Рассказчик узнал о существовании 4-го бастиона, о нем ходили легенды. Он решил посетить его. Автор нашел командира, поговорил с ним. Это происходило прямо недалеко от вражеского войска.
Во втором рассказе описываются события, произошедшие через полгода. Город был в осаде, люди умирали. Севастополь выглядел теперь иначе. Власти так и не достигли успехов в переговорах, они были бессильны.
Солдаты умирали во время военных действий, они повиновались своим военачальникам, а в период перемирия русские и французы разговаривали друг с другом как ни в чем не бывало. Ведь они были обычными людьми, которые не понимали, ради чего их заставили воевать между собой. Но в отличие от них начальство преувеличивает «свои» заслуги и победы друг перед другом. Не исключением был и капитан Михайлов. Он жаждал наград, признания и славы. Мужчина был ранен в голову, но несмотря на это продолжил воевать. Им двигало тщеславие.
В третьем рассказе показан Севастополь, где происходят сражения
Автор рассуждал о бестолковости и ненужности войны, ее драматичности. Он считал, что это сумасшествие.
Действующие лица
В произведении дана характеристика основным и второстепенным персонажам.
Среди главных героев выделяют следующих:
- Рассказчик — человек, который побывал в осажденном Севастополе, писал свои мысли о войне.
- Защитники города — обычные люди, которые отважно и героически защищали Родину и верили в победу русской армии.
- Михайлов — это штабс-капитан. Он был рассудительным, тщеславным и амбициозным человеком. Искал славы и признания.
- Михаил и Владимир Козельцовы — братья, которые были патриотами, отважными и смелыми людьми.
Основная мысль
Лев Николаевич рассуждал о бесчеловечности и бессмысленности войны.
Он считал, что поставить на поле боя по одному солдату с каждой стороны, было бы честнее. Это позволило бы избежать множество смертей, ранений, горестей.
Такое решение спасло бы много людей. Автор полагал, что война — это признак неразумности общества. Это и есть основная идея произведения.
Вот цитата, характеризующая мысли писателя:, Рассказ учит следующему:
- всегда правильно и достойно воспринимать происходящее;
- видеть только положительное во всем;
- не быть безучастным по отношению к чужим страданиям;
- взаимопомощи.
Сюжет
«Севастополь в декабре месяце»
В городе царит спокойствие, люди заняты повседневными делами. Сложно представить, что совсем неподалеку идут ожесточенные сражения, и люди умирают в больших количествах. Тем не менее, защитники Севастополя не сомневаются в победе русской армии.
Автор описывает всю драматичность и жестокую бессмысленность войны – люди гибнут один за другим, в то время как представители власти никак не могут договориться между собой, отправляя на верную смерть лучших сыновей своих стран.
Временная больница переполнена ранеными солдатами, у многих из которых ампутированы конечности. Их нечеловеческие страдания заставляют вздрогнуть даже самого стойкого человека.
Узнав о существовании четвертого бастиона, о котором с таким трепетом рассказывали друг другу фантастические истории офицеры и солдаты, автор решает посетить его. Он находит командира, и беседует с ним буквально в нескольких метрах от позиций противника.
«Севастополь в мае»
По прошествии шести месяцев город по-прежнему находится в осаде. Русские воины все так же погибают, и нет конца раненым и умирающим. Теперь Севастополь выглядит иначе – он истерзан бесконечными штурмами, и в городе становится все меньше горожан.
Не достигнув успехов в переговорах, власть демонстрирует все свое бессилие. А между тем русские солдаты продолжают погибать на полях сражений. Война с французами до невозможного бессмысленна – повинуясь своим командирам, солдаты воюют друг с другом, а в моменты перемирия общаются между собой, как ни в чем ни бывало. Ведь все они просто обычные люди, которые не понимают, ради чего их собрали на поле брани.
В отличие от простых солдат, военная аристократия пыжится и всячески бахвалится друг перед другом своими победами. Не является исключением и штабс-капитан Михайлов, страстно мечтающий о наградах, деньгах и славе. Даже получив небольшое ранение в голову, он из тщеславия остается на поле брани – отличный повод получить награду.
«Севастополь в августе 1855 года»
Ареной для сражений становится уже сам город. Кратковременные перемирия происходят все реже. В город прибывают два брата – старший, Михаил Козельцов, вернувшийся после госпиталя, и младший Володя, юный, восторженный патриот. Бывалые воины никак не могут взять в толк, как можно добровольно оставить спокойную мирную жизнь ради этой войны. Оба брата погибают в сражении. Первый находит свою смерть при ведении атаки на французов, а второй погибает во время засады. Русские вынуждены отступать, и вскоре Севастополь оказывается во власти французов.
klassreferat.ru
Толстой много и мучительно думал о войне. Что такое война? Нужна ли она человечеству? Эти вопросы встали перед писателем в самом начале его литературного поприща (рассказы «Набег», 1852; «Рубка леса», 1855) и занимали его на протяжении всей жизни. «Война всегда интересовала меня. Но война не в смысле комбинаций великих полководцев,- писал он в рассказе «Набег», воображение мое отказывалось следить за такими громадными действиями: я не понимал их, а интересовал меня самый факт войны — убийство. Мне интереснее знать, каким образом и под влиянием какого чувства убил один солдат другого, чем расположение войск при Аустерлицкой или Бородинской битве». В кавказских рассказах Толстой бескомпромиссно осуждает войну как явление, противоречащее гуманной природе человека. «Неужели тесно жить, людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом?… Все недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой — этим непосредетвеннейшим выражением красоты и добра». Толстого интересуют моральные черты русского человека, определяющие его поведение на войне. В «Рубке леса» писатель дал глубокую психологическую характеристику русского солдата. «В русском, настоящем русском солдате никогда не заметите хвастовства, ухарства, желания отуманиться, разгорячиться во время опасности: напротив, скромность, простота и способность видеть в опасности совсем другое, чем опасность, составляют отличительные черты его характера». Вместе с тем в каждом солдате писатель раскрыл индивидуальные черты характера. «Бомбардир Антонов… при одном орудии отстреливался от сильного неприятеля и с двумя пулями в ляжке продолжал идти около орудия и заряжать его». Чикин в любых условиях: «в трескучий ли мороз, по колено в грязи, два дня не евши…» — любил шутку. Веленчук -«…простодушный, добрый, чрезвычайно усердный… и чрезвычайно честный». Жданов «никогда не пил, не курил, не играл в карты, не бранился дурным словом… Одна радость и даже страсть Жданова были песни». Художественное своеобразие кавказских военных рассказов Толстого фазу было замечено в литературных кругах; современная ему критика назвала их «истинным и счастливым нововведением в описании военных сцен…». В осажденном Севастополе Осенью 1853 года началась война России с Турцией и ее союзниками — Англией и Францией. Когда корабли неприятельского флога приблизились к Крыму, Л. Н. Толстой стал хлопотать о переводе его на службу в действующую армию. Ему разрешено было перейти сначала в Дунайскую армию, а потом, по личному желанию, он перевелся в Севастополь. Попав в осажденный город, Толстой был потрясен героическим духом войска и населения. «Дух в войсках выше всякого описания, — сообщал он в письме к брату Сергею Николаевичу. — Во времена древней Греции не было столько геройства. Корнилов, объезжая войска, вместо «Здорово, ребята!» -говорил: «Нужно умирать, ребята, умрете?» — и войска кричали: «Умрем, Ваше Превосходительство, ура!» Отклик на свои мысли и чувства молодой подпоручик нашел в широких кругах офицеров и солдат как сочинитель сатирических севастопольских песен, высмеивающих военных «князей-графов», которые предпринимали необдуманные и плохо подготовленные сражения. * Как четвертого числа * Нас нелегкая несла * Горы отбирать. * Собирались на советы * Все большие эполеты, * Даже плац-Бекок. * Долго думали гадали, * Топографы все писали * На большом листу. * Чисто вписано в бумаги, * Да забыли про овраги, * Как по ним ходить. * На Федюкины высоты * Нас пришло всего три роты, * А пошли полки Выражая общенародное настроение, песня легко запоминалась и получила такое широкое распространение, что ее стали считать народной. Л. Н. Толстой принимал участие в сочинении и другой песий — «Как восьмого сентября», которая, по словам современников, «облетела всю Россию». Лишь близкие к Толстому офицеры знали, что это он был автором популярных солдатских песен. Обе песни в 1857 году были напечатаны Герценом в «Полярной звезде». Толстой пробыл в Севастополе до конца осады, принимал непосредственное участие в обороне города, за храбрость и мужество был награжден орденом Анны с надписью «За храбрость», медалями «За защиту Севастополя», «В память Восточной войны 1853-1856 гг.». В августе 1855 года Севастополь пал. Россия проиграла войну. Толстой был отправлен в Петербург с отчетом о последнем сражении. Л. Н. Толстой начал писать свой первый рассказ о героической обороне осажденного города — «Севастополь в декабре месяце» (1854).
За ним последовали два других рассказа: «Севастополь в мае» (1855) и «Севастополь в августе 1855 года». В своих рассказах о трех этапах Крымской эпопеи Толстой показал войну «не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами… а в настоящем ее выражении — в крови, в страдании, в смерти…». Рассказ «Севастополь в декабре месяце» исполнен патриотического духа и чувства преклонения перед защитниками родины, Показывая Крымскую войну без прикрас, Толстой, однако, в этом рассказе еще не осуждал ее. Его интересовала нравственная высота духа народа. Народ дрался «не за город, а за родину», и именно поэтому нельзя было «поколебать где бы то ни было силу русского народа». В рассказе «Севастополь в мае» писатель показывает жизнь обороняемого города шесть месяцев спустя после начала осады. В городе толпы раненых. Война приносит муки прежде всего простым людям. Вот десятилетний мальчик в старом отцовском картузе собирает цветы в долине, усеянной трупами. Образ ребенка- становится символом всеобщего горя, в нем осуждение войны, вечный укор тем, кто приказывает людям идти на смерть. Раскрывая страдания людей на войне, писатель, как и в первом рассказе, развивает мысль о героизме русских солдат, настоящих защитников родины. Однако если в первом рассказе отражены дух патриотизма, твердая уверенность автора в победе русских, то второй рассказ вскрывает пороки армии, грозившие России поражением. «Сколько звездочек надето, сколько снято, сколько Анн, Владимиров, сколько розовых гробов и полотняных покровов! А все те же звуки раздаются с бастионов… А вопрос, не решенный дипломатами, еще меньше решается порохом и картечью». Толстой глубоко разочаровался в офицерской среде и изобразил ее резко сатирически. Офицерство неоднородно, в нем выделяются, с одной стороны, аристократы, как Гальцин и Калугин, тщеславные и легкомысленные, мечтающие только о наградах; с другой стороны, простые и робкие армейцы, как Михайлов. Но и те и другие далеки от солдат, лишены народного чувства любви к родине. Их казенный патриотизм «за веру, царя и отечество» фальшив. Писателю открылась несостоятельность крепостнической России в ведении войны, и.он заканчивает второй рассказ вопросами, обличающими и правительство, и весь государственный порядок. «Где выражение зла, которого должно избегать? Где выражение добра, которому должно подражать в этой повести? Кто злодей, кто герой ее? Все хороши и все дурны?.. Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда».
