Контрольные вопросы

метки: Предложение, Подчинение, Пешковский, Слово, Зависимость, Отношение, Соотноситься, Связь

Кто, по мнению М. Н. Петерсона, является родоначальником теории предложения в европейской лингвистике?

Какую классификацию придаточных предложений предложили первые европейские лингвисты, в чем ее достоинства и недостатки?

Каким русским терминам соответствуют термины «паратаксис» и «гипотаксис»?

Какие подходы к определению паратаксиса и гипотаксиса возможны?

Какой смысл вкладывает в оппозицию «сочинение» и «подчинение» М. Н. Петерсон?

Можно ли, по мнению М. Н. Петерсона, отличить друг от друга главное и придаточное предложение, сочинение и подчинение? Какие доводы приводит М. Н. Петерсон?

Что такое предложение? Каковы его отличительные признаки? Что оно выражает?

I

паратаксисе

Общая критика системы синтаксиса М. Н. Петерсона привела меня к убеждению, что сомнения его в реальном существовании паратаксиса и гипотаксиса так же не оправдываются данными языков, как и сомнения в существовании согласования и управления слов, предложения, как формально-грамматической величины, членов предложения и т. д. и т. д. Мало того, я убедился, что все эти сомнения тесно связаны друг с другом и покоятся в сущности все на одном основном сомнении.

М. Н. Петерсон отрицает нечто такое, что до сих пор молчаливо и почти без доказательств признавалось всеми синтаксистами всего мира и клалось в основу всех синтаксических систем, как бы они ни были различны между собой. Выдергивая эту полуосознанную или почти неосознанную основу, М. Н. Петерсон естественно рушит все здание современного синтаксиса. Но если бы удалось укрепить эту основу, если бы удалось довести до конца осознание ее, если бы удалось столковаться в ее формулировке, здание осталось бы на своем месте и потребовало бы, может быть, только частичного ремонта.

зависимости

Как видит читатель, вопрос о сочинении и подчинении предложений при такой постановке расширяется в вопрос о синтаксических связях вообще : существуют ли вообще два основных типа синтаксических связей: «сочинительный» и «подчинительный», «равноправный» и «неравноправный», «параллельный» и «непараллельный», «односторонний» и «обоюдосторонний» и т. д. (терминов пока не предопределяю ни в какой мере), или не существуют? И прежде всего существуют ли они внутри предложений?

Сложное предложение с сочинительными и подчинительными союзами ...

... для выражения связи отдельных предложений внутри сложного. Сочинение и подчинение предложений» (1958), В.И.Жельвис «Существуют ли в языке сочинительные и подчинительные союзы? (на материале английского языка)» (1962), Б.А.Ильиш «Структура сложноподчиненного предложения в современном английском языке» ...

Как исходным для анализа пунктом, мы можем воспользоваться классификацией словосочетаний у того же автора («Очерк», стр. 34–35), обнимающей как раз все виды синтаксических связей внутри предложения. Для удобства читателя напомним здесь эту классификацию. Автор делит все словосочетания на два основных типа: 1) такие, где отношение между словами выражено формами словоизменения или несамостоятельными словами, и 2) такие, где отношение между словами этими средствами не выражено (имеются в виду бесформенные полнозначные части словосочетаний, а также наречия, деепричастия, инфинитивы, которые все автор считает исключительно словообразовательными категориями).

Первая рубрика, для нас в данном случае важнейшая, делится на семь разрядов: 1) отношение между словами выражено личными окончаниями (я бегу ), 2) родовыми окончаниями (небо ясно , весна настала , прекрасная погода ), 3) тем, что два имени стоят в одинаковых падежах (орел —птица , пытливо оглядел господина всезнайку и т. д., примеров типа: куска хлеба не дается, так что реальное содержание рубрики явно уже заголовка), 4) падежным окончанием (пишу пером , дом отца ), 5) падежным окончанием и предлогом (разговариваю с братом ), 6) союзами (конь и всадник ), 7) вспомогательными глаголами (брат был болен , судя по выделению суффикса -ен во втором слове, автор считает выразителем отношения и этот суффикс, но в заголовке это не указано).

Остановимся пока на первых четырех отделах этой схемы, т. е. на тех случаях, когда отношение выражено только формами словоизменения, а вспомогательные слова не принимают никакого участия. При всей своей любви к классификациям по внешним признакам (вернее, по внешне-внутренним, но определимым лишь внешне, ибо, с одной стороны, для автора значение – один из элементов формы, а с другой стороны – ни одного формального значения он не считает, по-видимому, возможным отделить от вещественного и определить) автор не замечает, что именно по этим признакам здесь соединены два типа словосочетаний совершенно разнородных. Именно, в отделах 1-м, 2-м и 4-м отношение выражено лишь в одном из относящихся слов (я бегу , прекрасная погода , пишу пером ), а в отделе 3-м – в обоих соотносящихся словах (господина всезнайку ; у автора в первых трех случаях отношение показано так же, как у нас, выделением формальной принадлежности одного из слов, а во втором случае – тем, что оба слова целиком выделены).

Спрашивается: имеет ли это различие какую-либо внутреннюю ценность, какое-либо значение ? Этот вопрос удобно решается на анализе как раз тех уже упомянутых выше в скобках словосочетаний, в которых два имени стоят в одинаковых падежах и которых тем не менее автор не зачисляет в свой 3-й разряд, а зачисляет в 4-й (среди примеров на 4-й разряд у него есть: среди этого мертвого сна природы… , 65).

Сочинения об авторе улицкая

... воду. (40)Счастливый мальчик раздаривал бумажные игрушки… Сочинение по тексту Л. Улицкой (1)Ученикам о войне он рассказывал скупо. — ... автор пишет, что «такое чувство он испытывал только во сне» – так неожиданно было для ребёнка доброе отношение окружающих. Позиция автора не выражена ... о социализации детей с синдромом Дауна, автор использует слово «вырабатывали», которое больше применимо для описания ...

Я имею в виду такие словосочетания, как куска хлеба , доброты брата , не выношу пустоты жизни , срок продажи дома , сочувствую покровительству бедноте , недоволен увлечением танцами , поражен злоупотреблением властью и т. д. Во всех этих случаях два существительных стоят в одинаковых падежах, и тем не менее никому никогда не приходило и не придет в голову отделять эти словосочетания от таких, как: кусок хлеба , доброта брата , увлечение танцами и т. д. Сочетания эти сознаются, очевидно, несмотря на тождество падежей, совершенно иначе , чем сочетания типа осетин-извозчик или господина всезнайку . А между тем с точки зрения чисто грамматической (т. е. при полном отвлечении от лексических условий) различие между теми и другими словосочетаниями сводится только к одному : в первом типе выразителем данного отношения является форма лишь одного из тождественных падежей (например, отношение слов пустоты жизни всецело определяется флексией второго родительного, флексия же первого родительного определяет отношения слов в совсем другом словосочетании: не сознаю пустоты ), во втором типе – формы обоих.

Не трудно видеть, что в отношениях первого типа как раз и проявляется наиболее резким образом то, что называется обычно зависимостью слов друг от друга . Напротив, в отношения второго типа, т. е. при так называемом «приложении» или при именных безглагольных сочетаниях типа: он доктор , собака животное и т. д. (если их не объединять с соответствующими связочными сочетаниями в прошедшем и в будущем времени), зависимость определяется всегда либо лексически (например, видовое или индивидуальное имя считается господствующим, а родовое – зависимым, предметное – господствующим, а качественное – зависимым и т. д.), либо на основании вспомогательных (для русского зыка) синтаксических средств: интонации и порядка слов.

В первом случае явно выходят за пределы грамматики, и, по-моему, здесь уже нельзя говорить о грамматической зависимости. Во втором случае, когда показателем зависимости считается более слабое ударение слова (при приложении), или, наоборот, более сильное (при именном сказуемом), или принудительная постановка слова на втором месте, получается опять же самое: показатель зависимости сознается лишь в одном из соотносящихся. Впрочем, оба указанные вспомогательные признака в данном случае (если исключить так называемые «обособленные» приложения) крайне шатки, и фактически вопрос о зависимости решается здесь всегда на почве лексики – обстоятельство, заставившее меня в конце концов отказаться от понятия «приложения» и ввести понятие взаимного согласования существительных (зависимость именного сказуемого определяю иным путем: на почве сближения этих сочетаний со связочными в прошедшем и будущем времени).

Образ сестры милосердия времен Крымской войны

... История сестер милосердия На заре существования христианства не было специально организованных женских общин, занимавшихся благотворительностью. Упоминаются лишь некоторые ... же первого почётного медицинского общества стали слова: Любовь, Мужество, Честь. Во время Крымской войны, ... Даши Севастопольской. Ее называли «Женщиной из легенды». Дочь матроса, погибшего в Синопском сражении, переодевшись в ...

Что интонация и порядок слов здесь мало значат, видно из таких случаев, где лексика не дает никаких указаний: гуси-лебеди , тучей-бурею , путем-дорогою и т. д. (другие примеры см. у Шахматова «Синтаксисе русского языка», вып. 1, стр. 283).

Определить здесь, что к чему «прилагается», совершенно невозможно. Наоборот, там, где одним из членов является прилагательное, зависимость сознается с повелительной необходимостью и абсолютно не зависит от лексики: железный лист и листовое железо одинаково создают зависимость первого члена от второго, а не обратно. То же, разумеется, и при глаголе: рабочий кует и кузнец работает одинаково указывают на зависимость второго члена от первого.

Что дело идет о реальном психо-грамматическом факте, а не выдуманной в донаучном периоде грамматики этикетке (кстати сказать, эти этикетки никогда не «выдумывались», и каждая из них покоится на психо-грамматическом наблюдении, которое само по себе верно, но лишь неумело формулировано или неумело размещено в системе), весьма легко обнаруживается на тех случаях, когда лексика одинаково допускает оба типa связи и, как следствие, два разных понимания. Я думаю, не надо доказывать, что сочетания типа товарища прокурора , любимца брата , сестры учительницы , брата поэта и т. д. допускают два понимания, которые можно было бы для краткости назвать «разнопредметным» и «слитнопредметным» (ср. товарища прокурора в современном понимании и в прежнем, когда существовала такая должность), и что разница между ними обусловлена разницей в соотношении слов друг с другом. А что «разнопредметное» понимание связано именно с односторонностью синтаксической связи соответственно с восприятием грамматического знака лишь в одном из соотносящихся, а «слитно-предметное» – с обоюдосторонностью ее соответственно с восприятием таких знаков в обоих из соотносящихся, это легко уловить на тех из этих случаев, где одностороннее отношение может мыслиться попеременно то в том, то в другом направлении.

Производя перестановку в сочетании сестры учительницы , понимаемом разнопредметно , получаем два разных взаимоотношения (сестры учительницы и учительницы сестры , в первом случае говорится о сестре учительницы, во втором – об учительнице сестры, при некотором исследовательском изощрении можно и без перестановки, т. е. и при инверсивном порядке слов для одного из смыслов, различать оба смысла), производя же перестановку в том же сочетании, понимаемом однопредметно (сестры-учительницы и учительницы-сестры ) никакой разницы взаимоотношения не получим, потому что, оно в обоих случаях остается обоюдным.

В многочленных сочетаниях то, что обычно называется «ходом зависимости», и есть не что иное, как непрерывная направленность синтаксических связей в сторону грамматического показателя отношения. Определяя, например, ход зависимости обычным порядком в словосочетании: я быстро пишу тупым карандашом требование прислать немедленно достаточную охрану и разлагая его для этой цели на составляющие его словосочетания: я пишу , быстро пишу , пишу карандашом , тупым карандашом , пишу требование , требование прислать , прислать немедленно , прислать охрану , достаточную охрану , мы видим, что показатель отношения находится лишь в одном из двух членов каждого словосочетания и что направление связи от члена, лишенного показателя, к члену, имеющему его, и называется «зависимостью». Интересно отметить, что как ни элементарно вышеизложенное наблюдение, трудно найти в литературе его отчетливую формулировку.

Все признают ход зависимости, все в той или иной степени строят на нем теорию предложения и членов его с делением на главные и второстепенные (по крайней мере, поскольку не выдвигается в ней на первый план понятие предицирования), но никто не соединяет этого понятия с его звуковой базой. Из трех новейших трудов по синтаксису, затрагивающих общие вопросы его, мы в одном находим традиционное утверждение, что подлежащее и сказуемое – «господствующие» составные части предложения (dominierende Bestandteile) и что все остальные члены прямо или косвенно «зависимы» (abhängig) от них⁵⁵ , без малейшей попытки определить эти понятия; в другом находим даже всё здание синтаксиса до последнего гвоздя сознательно и планомерно построенным на понятиях «определяющего» и «определяемого» без попытки опять-таки, определить сами эти понятия⁵⁶ ; в третьем находим беглую попытку обосновать зависимость на значениях обоих соотносящихся слов, по-моему неудачную⁵⁷ . По-видимому, сама элементарность, самоочевидность понятия зависимости не внушала исследователям потребности обосновать его, а отсутствие обоснования вызвало в новейшее время отрицание реальности самого явления.

Итак, среди синтаксических отношений внутри предложения, выраженных синтаксическими формами отдельных слов, мы нашли два основных типа:

I. Тип подчинительный, неравносторонний, непараллельный, необоюдный, несимметричный, необратимый, односторонний, однонаправленный (я намеренно нагромождаю всевозможные ярлыки, чтобы отвлечь от них читателя к самой сущности явления), при котором звуковой показатель отношения имеется лишь в одном из соотносящихся. Формулировка его могла бы быть такой:

А : В = / = В : А,

а символическое изображение таким:

А → В

Это наиболее частый, господствующий тип связи внутри предложения.

II. Тип сочинительный, равносторонний, параллельный, обоюдный, симметричный, обратимый, обоюдосторонний, обоюдонаправленный, при котором показатель отношения имеется в каждом из относящихся. Формулировка его:

А : В = В : А,

а символическое изображение:

АВ.

Этот тип в области рассмотренных пока разрядов словосочетаний почти столь же редок, как и то математическое равенство, которым он здесь выражен (возможно лишь при А = В).

Само собой разумеется, что исторический термин «зависимость» при всей его антропоморфичности может быть сохранен для отношений первого рода, раз условность такого обозначения оговорена ⁵⁸ .

Что касается отношений второго рода, то здесь пока что предложены лишь два термина: «согласование на равных правах» (Д. И. Овсянико-Куликовский, «Синтаксис русского языка») и «взаимное согласование» (мой «Наш язык»), причем сфера применения терминов у обоих авторов различна. Впрочем, ввиду того, что «зависимость» включает в себя в свою очередь три вида связи: согласование (неравноправное), управление и примыкание, так что получается совпадение терминов для двух принципиально различных рубрик («согласование» простое и «согласование» взаимное), лучше, кажется, перенести внутрь простого предложения термины, исторически создавшиеся для сложного предложения: подчинение и сочинение (гипотаксис и паратаксис), тем более, что, как увидит ниже читатель, разницы между связями внутри предложения и связями между предложениями здесь по существу нет. «Подчинение» же уже делилось бы на согласование, управление и примыкание.

Переходя к пятому, шестому и седьмому разделам нашей исходной схемы, т. е. к тем случаям, когда отношение выражено особым служебным словом (одним или в соединении с синтаксической формой одного из знаменательных соединяемых слов), мы прежде всего должны исключить из нашего рассмотрения раздел седьмой (сочетания с вспомогательным глаголом; «он был болен» и т. д.), так как наличность глагола, согласованного подчинительно с подлежащим, сразу отбрасывает эти сочетания в разряд несимметричных или неравносторонних, и этот тип сочетаний можно, таким образом, считать уже рассмотренным, тем более, что и предикативный член всегда проявляет здесь те или иные вносящие асимметрию признаки.

Остаются, следовательно, только два разряда: предложные сочетания и союзные. В первых выразителем отношения является не только предлог, но и флексия того имени, которое мыслится в сочетании с предлогом. Это уже предопределяет асимметричный, односторонний характер отношения, сближая его с рассмотренными выше отношениями раздела четвертого («отношение выражено падежным окончанием»).

Кроме того, хотя здесь показателей отношения и два, но оба они сдвинуты к одному из соотносящихся и слиты в нем и внешне, и внутренне настолько, что образуют в сущности один сложный показатель (ср. проклитичность предлогов или энклитичность следующих за ним имен в русском языке, с одной стороны, и трудность определения значения падежа в отрыве от значения предлога в таких сочетаниях, как за доской , над доской , о человеке , по человеку и т. д. – с другой), так что здесь опять-таки показатель отношения выражен, в сущности, лишь в одном из соотносящихся (разговор за доской ) и отнесение этих сочетаний к подчинительному типу не может вызывать никаких возражений и осложнений. Напротив, тип союзный (конь и всадник , хлеба и зрелищ , живота или смерти , но справедлив ), несмотря на свою прозрачность, должен несколько дольше занять нас, так как здесь полностью развертывается сочинительный тип , как раз чрезвычайно бедно представленный в предыдущем. Прежде всего читатель, склонный к внешнему, вещевому пониманию языка, может возразить, что и здесь показатель отношения (союз) является либо проклитикой ко второму из соединяемых слов, либо энклитикой к первому (смотря по положению тактовой границы внутри словосочетания) и что, следовательно, и здесь он дан лишь при одном из соотносящихся, т. е. должен создавать подчинение, а не сочинение. Но нетрудно видеть, что при таком рассуждении чисто фонетическое членение речи смешивается с грамматическим. Фонетически (ритмически) союз, как безударное по большей части слово, конечно, должен примкнуть к одному из соединяемых им слов. Но по внутренней связи он не примыкает ни к одному из них, а стоит между ними . Это доказывается обратимостью всех подобных сочетаний (всадник и конь , зрелищ и хлеба , смерти или живота , справедлив , но строг ), причем отношение между соединяемыми представлениями, поскольку оно не осложнено оттенком, вносимым самым порядком слов, не меняется . Напротив, в предложных сочетаниях (подбираем для простоты такие сочетания, которые допускали бы перестановку без сопутствующих грамматических модификаций и без изменения значения предлога) находим: Здесь нет хлопушки для мух и здесь нет мух для хлопушки , он дождался обеда без сладкого и он дождался сладкого без обеда . Перемена отношения в противоположность союзным сочетаниям очевидна. С другой стороны, можно было бы предположить, что в союзных сочетаниях показателями отношения служат не только сами союзы, а и флексии тех слов, которые ими соединяются, так что этого рода показатели оказались бы уже в обоих соотносящихся, и этим такие сочетания приравнивались бы к выше рассмотренному типу («приложение» и то, к чему оно «приложено»), а особое их рассмотрение лишилось бы оправдания. Но такого толкования, хотя оно и «льет воду на мою мельницу», я не могу принять, так как, во-первых, возможны и бесфлексийные союзные сочетания (здесь и там , вниз и вверх ) или сочетания с флексией лишь в одном члене (всем и всюду , верхом и бодрый ) и так как, во-вторых, флексии в данном случае суть показатели отношения каждого из соединяемых членов к их общему подчинителю, а совпадение флексий есть лишь благоприятствующее условие для соединения представлений, но не выразитель самого соединения. Зато интересно отметить, что для двух групп союзов, встречающихся внутри предложения, именно для союзов соединительных и разделительных возможны повторения союзов (и – и , ни – ни , или – или , либо – либо и т. д.), что, несомненно, стоит в связи с «сочинительным» характером отношения (показатель отношения при каждом из соотносящихся), и только противительные союзы не допускают такого повторения. Таким образом, из трех априорных возможностей при выражении отношения отдельным служебным словом (1) служебное слово связано с одним из соединяемых слов, 2) служебное слово стоит при каждом из соединяемых слов, 3) служебное слово стоит между соединяемыми словами, не сливаясь по смыслу ни с одним из них) первая, естественно, отходит на долю подчинения , а вторые две на долю сочинения .

Рассмотрев подчинительный и сочинительный типы отношений внутри предложения, перейдем в следующем разделе к основной задаче статьи: анализу в этом отношении сложного предложения.

II

В первых изданиях своего «Русского синтаксиса в научном освещении» я пытался, исходя из буквального смысла термина «подчинение», вскрыть в значениях подчинительных союзов элементы неравноправности соединяемых ими мыслей, преобладания одной из них над другой, хотя бы и не логического, а чисто психологического. В настоящее время такая точка зрения не кажется мне продуктивной. Мудрено, в самом деле, доказать, что слова, обозначающие цель, менее важны для говорящего, чем слова, обозначающие средство (союз чтобы ), или что слова, обозначающие причину, менее важны, чем слова, обозначающие следствие (союз потому что ), тем более, что напр., в последнем случае имеется и специальный союз следствия (так что ), и для этого союза пришлось бы доказывать обратное. Теперь мне кажется более целесообразным исследовать сами отношения, выражаемые союзами, со стороны их обратимости и необратимости, как это мы сделали с отношениями внутри предложений. Подходя к вопросу с этой точки зрения, мы увидим, что те союзы, которые употребляются внутри предложений, обозначают и между отдельными предложениями отношения обратимые , а все остальные союзы и союзные слова – необратимые . С этим связан и ряд других отличий в предложениях, соединяемых союзами последнего рода. Таким образом, разницу между сочинением и подчинением я провожу теперь там же, где проводил ее в 1914 г. (союзы, употребляющиеся в слитном предложении, – сочинительные, а все остальные – подчинительные), но самое содержание понятий сочинения и подчинения меняю в корне.

совершенно

1. Язык мой немеет , и взор мой угас … (А. Толстой.) … руки тряслись от волнения , и усталые ноги спотыкались (Л. Толстой.) … единственная женщина в мире , которая любит меня и которую я люблю … (Гончаров.) Я там чуть не умер с голода да еще вдобавок меня хотели утопить (Лермонтов). 2. … пили настой липового цвету , натирались теплым маслом по пояснице – или капали горячим салом на подошвы – и в скорости все проходило (Тургенев.) Сядь или ляг как хочешь . (Пример из словаря Даля, литературные случаи одиночного «или» между предложениями вообще редки.) 3. Она , казалось , ждала вопроса , но я молчал , полный неизъяснимого смущения (Лермонтов.) В комнате ее стоял рояль , но никто не слыхал , чтобы она играла (Лермонтов.) Им можно , а вам нельзя (Достоевский.) Уже могила сравнялась с землей , а она все еще стоит (Горький.)

Взор мой угас , и язык мой немеет . Усталые ноги спотыкались , и руки тряслись от волнения . … единственная женщина в мире , которую я люблю и которая меня любит . Меня там хотели утопить , да еще вдобавок я чуть не умер с голода . … пили настой липового цвету , капали горячим салом на подошвы – или натирались теплым маслом по пояснице – и в скорости все проходило . Ляг или сядь , как хочешь . Я молчал , полный неизъяснимого смущения , но она , казалось , ждала вопроса . Никто не слыхал , чтобы она играла , но в комнате ее стоял рояль . Вам нельзя , а им можно . Она все еще стоит , а уже могила сравнялась с землей .

подчинении

противился

1. Сказуемые в соединяемых предложениях выражают факты, следующие друг за другом во времени , причем формы времени в глаголах сами по себе этой последовательности не обозначают.

Приди и возьми! (Слова спартанского царя Леонида.)

Дверь раскрылась , и вошла Марья Павловна . (Тургенев.)

На одной свадьбе он увидел Магуль-Мегери , и они полюбили друг друга . (Лермонтов.)

Лекарь ушел , а Платонида Ивановна пригорюнилась . (Тургенев.)

Само собой разумеется, что перестановка в этих случаях перевертывает хронологию и может приводить к нелепости. Но тут надо вникнуть в то, какими средствами выражена в языке эта хронология. Из того факта, что союзы эти могут соединять и одновременные факты, и последовательные, и вневременные (счастье есть любовь , и любовь есть счастье ), и даже обратно-последовательные (ее муж завтра уедет , и она уже пригорюнилась ), заключаем, что никакой временной связи они сами по себе не выражают, последование же фактов, поскольку оно не обозначается специальными формами времен глаголов, обозначается последованием самих предложений , эти факты обозначающих. Немудрено поэтому, что, перевертывая предложения, мы перевертываем факты, но к значению союзов это в данном случае никакого касательства не имеет. То же следует сказать и о тех оттенках причины, условия и следствия, которые некоторые синтаксисты отмечают в значении союза и (см. у Петерсона на стр. 107: становилось жарко , и я поспешил домой . Он знак подаст , и все хлопочут ).

Оттенки эти как раз необратимы (причина и условие не так относятся к следствию, как следствие к причине и условию), но я сильно сомневаюсь, чтобы мы могли признать за союзом и такую многозначность. Частью здесь приписывается союзу то, что на самом деле выражено интонацией или формами сказуемости (напр., во втором из только что приведенных примеров с условностью связаны и интонация, и особое значение формы совершенного вида в глаголе подаст ), а частью просто сваливается в значение союза все, что можно извлечь из вещественного содержания соединяемых им предложений. Правда, методология отделения формальных значений от вещественных находится еще в зачаточном состоянии. Но из этого не следует, чтобы мы должны были отказаться от этого отделения, которое все-таки как-никак является порогом грамматического знания.

2. Второе из соединяемых предложений заключает в себе местоимение или местоименного характера слово, относящееся к какому-либо слову предыдущего предложения:

На том есть могила ,

А в ней император зарыт . (Лермонтов.)

Не много слов доходит до меня ,

А прочее погибло невозвратно . (Пушкин.)

Земля тянет , и надо с этим мириться (Куприн.)

император

противительным

Бей , но выслушай! (Слова Фемистокла.)

Грядущие годы таятся во мгле ,

Но вижу твой жребий на светлом челе .(Пушкин.)

… и холод и сеча ему ничего ,

Но примешь ты смерть от коня своего .(Пушкин.)

При перестановке таких предложений необходимо противительный союз заменить уступительным союзом ( выслушай , хотя и бей и т. д.), иначе получается либо полная бессмыслица (выслушай , но бей ), либо во всяком случае нескладность (примешь ты смерть от коня своего , но холод и сеча ему ничего ).

Это самый затруднительный случай для развиваемой здесь теории.

Однако и тут углубленный анализ вскрывает те особые условия, которые создают необратимость отношения и которые со значением самого союза, собственно, не связаны. Эти особые условия заключаются здесь в предыдущей и последующей речи, причем наравне с предыдущей речью может влиять и обстановка речи. Взятое вне контекста сочинение твой конь убьет тебя , но он прекрасен выражало бы то же самое отношение между предложениями, что и сочетание: твой конь прекрасен , но он убьет тебя . Однако в данной связи, после того как очень долго описываются достоинства коня, затем им противополагается предсказание о смерти из-за коня и, наконец, описывается исполнение предсказания, перестановка оказывается абсурдной. Тот же обязательный ход мыслей, связанный с ходом всего изложения, имеется в предыдущем примере (предоставляю читателю провести анализ).

Наконец, в первом примере реальные условия, предшествовавшие речи, вызвали обязательный порядок мыслей. Здесь в сущности (и в той или иной мере это относится ко всякому противоположению) mutatis mutandis происходит то же самое, что при последовании фактов, выраженном соединительными союзами: порядок предложений выражает порядок мыслей, а этот последний обусловлен общим порядком изложения, т. е. ближайшим образом непосредственно предшествующей и непосредственно последующей речью. Как там перестановка перевертывает хронологию, так здесь она перевертывает ассоциативный ход мыслей, не меняя отношения между ними. И чем крепче у первой мысли ассоциации с предыдущим, а у второй с последующим, тем труднее, очевидно, переставить их, оставляя в той же связи. Но поскольку возможно их изолировать, постольку их можно и переставить.

4. Особые стилистические условия (по-видимому, весьма разнообразные) могут также затруднять непосредственную перестановку:

Волхвы не боятся могучих владык ,

А княжеский дар им не нужен …

княжеский

Переходя к союзам и союзным словам, не употребляющимся в слитном предложении, мы встречаем совершенно иную картину: всякая попытка оторвать здесь союз от того предложения, которое он собой начинает, создает или полную бессмыслицу ( он говорит , что хозяин приехал – хозяин приехал , что он говорит ), или явный переворот отношения (он говорит , что он думает – он думает , что он говорит ).

Оставляя в стороне случаи первого рода, так как в них сказывается затемняющее влияние лексики (хотя характерно, что при сочинении таких абсолютно абсурдных сочетаний никогда не получается), я дам здесь ряд примеров на все семантические рубрики этого рода союзов и союзных слов, причем примеры будут подобраны так, что перестановка будет лексически и стилистически возможна , но тем яснее будет сдвиг выражаемого союзного отношения:

Он не был в классе , потому что заболел . Он сделал это , чтобы все вышли . Стол перенесен был перед диван , так что в комнате стало очень теснош (Достоевский.) По лицу вижу , что говоришь неправду (Чехов.) Челюсти заболят , если съешь такой кусок (Гоголь.) Мы не остались на отбитой позиции , хотя турки были сбиты повсюду (Гаршин.) Молодой человек получал из дома более , нежели должен был ожидать (Пушкин.) Только что я вошел в опушку , вальдшнеп со стуком поднялся из куста … (Тургенев.) Он говорит , точно горохом сыплет . И вот , что грезилось , все было … (Брюсов.) В ком есть и совесть и закон , тот не украдет , не обманет (Крылов.)

Он заболел , потому что не был в классе . Все вышли , чтобы он сделал это . В комнате стало очень тесно , так что стол перенесен был перед диван . Говоришь неправду , что по лицу вижу (т. е. на самом деле я по другим признакам вижу). Съешь такой кусок , если челюсти заболят (кусок – средство от челюстной боли). Турки были сбиты повсюду , хотя мы не остались на отбитой позиции . Молодой человек должен был ожидать из дома более , нежели получал . Только что вальдшнеп со стуком поднялся из куста , я вошел в опушку . Он горохом сыплет , точно говорит (редкий смысл обратного сравнения). И вот , что было , все грезилось . Кто не украдет , не обманет , в том есть и совесть и закон .

Примеры можно продолжать до бесконечности. Исключений здесь мне не удалось найти. Правда, относительно временных и сравнительных союзов можно было бы возразить, что изменение отношения здесь состоит в том самом перевороте хронологии, который мы видели уже при союзе и , или в том самом перевороте звеньев ассоциативного ряда, который мы видели при противительных союзах (ср. выше пример на только что и на точно ).

Но дело все в том, что здесь сам союз обозначает временное последование или сравнительную ассоциативную связь, так что порядок предложений здесь не играет роли (ср. возможность здесь двоякого порядка при одном и том же отношении: вальдшнеп со стуком поднялся из куста , только что я вошел , и только что я вошел , вальдшнеп со стуком поднялся из куста ), и, следовательно, переменой порядка самой по себе нельзя объяснить перемены отношения, как это было при сочинении. Остается только одно объяснение: перемена отношения вызвана отрывом союза от того предложения , которое он собой начинает , и прикреплением его к другому предложению . А если так, то союз здесь не ритмически только примыкает к своему предложению, а составляет его органическую формальную принадлежность , какую составляет морфема в отдельном слове. Другими словами, здесь показатель отношения не только внешне, но и внутренно помещен лишь в одном из соотносящихся , что и создает подчинительный тип сочетания. Этим и объясняется ход зависимости в многочисленных сложных предложениях, который ощущался издавна всеми синтаксистами. Если мы обозначим особыми знаками связь подчинительного союза с вводимым им предложением:

[я знаю] → [что (твой брат сделает это )] → [если (он захочет )] → [чтобы (ты чувствовал себя так же )] → [как (это бывало прежде )] ,

то получим ту же непрерывную направленность синтаксических связей в сторону показателя грамматического отношения, какую мы видели внутри предложения:

я знаю → человека , → желающего → сделать → это

стой только разницей, что в одном случае показатели помещаются в начале своих членов, а в другом – в конце. И как внутри предложения, так и между предложениями, соединение двух не связанных непосредственно зависимостью членов дает либо бессмыслицу я/человека , я/желающего , я /сделать и т. д. – я знаю/если он захочет , я знаю/чтобы ты чувствовал себя так же и т. д.), либо иной смысл, не имевшийся в виду в данном сочетании (знаю это— знаю , как это бывало прежде ). Конечно,фактическая картина связей и там и тут гораздо сложнее, так как: 1) подчинение все время переплетается с сочинением, 2) расположение членов может там и сям идти и не полинии связи, а в обратном направлении. Но важно то, что все эти модификации одинаково повторяются и внутри предложения и между предложениями.

Отмечу еще два внешних признака подчинения предложений:

1. Различные особенности форм сказуемости в подчиненных предложениях. Хотя в русском языке это и слабее выражено, чем во многих других, однако и тут мы встречаем инфинитив в качестве сказуемого при союзах цели ( чтоб музыкантом быть … ), условия (коль любить , так не на шутку ), сравнения (чем на мост нам идти … ) я некоторые др., причем инфинитив этот не самостоятелен, как это бывает в независимых инфинитивных предложениях, а органически связан с союзом; встречаем также и форму прошедшего времени без соответствующего значения и в органической связи с союзом (хочет , чтобы я пошел ; не то чтоб новизны вводили … ), по справедливости заслуживающую названия русского subjonctiv’a.

2. Возможность вставки подчиненного предложения в разные пункты подчиняющего: Когда я приехал , все были дома . Все были , когда я приехал , дома . Все , когда я приехал , были домами т. д. Нетрудно видеть, что этот признак связан с той самой припаянностьюподчинительного союза к своему предложению, которую выше я старался доказать. При сочинении одно из сочиненных предложений никак нельзя вставить в другое (например, вместо Ему отвели комнату , и он поселился в крепости , сказать: Ему и он поселился в крепости отвели комнату , или Ему отвели и он поселился в крепости комнату ), потому, что союз не оформляет здесь такой величины, которая, как цельная глыба, могла бы перекатываться с места на место: он одинаково чужд и одинаково общ обеим соединяемым величинам.

В настоящей статье я не мог по условиям места коснуться методической стороны вопроса, т. е. того, насколько сущность подчинения и сочинения в том понимании их, какое здесь дано, доступна школе или каким путем она может сделаться доступной ей. Мне хотелось только сообщить товарищам педагогам, что результаты моей исследовательской работы оправдывают в общем и в целом то, что делалось до сих пор в школе при различении сочинения и подчинения, и что скептическое направление трудов некоторых ученых в этой области прежде всего само заслуживает скепсиса.