Петербург для русского сознания всегда был не просто городом, но символом новой России, символом её будущего. Поэты восемнадцатого века — Державин, Ломоносов, Сумароков — сравнивали Петербург с великими городами древности, с Афинами и Римом, имея в виду, что Петербург так же, как и они, есть средоточение великой культуры и столица великой страны.
И тема города всегда была связана с образом его основателя — Петра Великого. Деятельность этой личности очень трудно было воспринимать объективно — и одни прославляли его, называя «волшебником», а другие вспоминали мрачное пророчество Авдотьи Лопухиной: «Петербургу быть пусту». Точно такая же двойственность была и в восприятии самого города. Эту внутреннюю противоречивость гениально изобразил Александр Сергеевич Пушкин:
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит…
Наверное, самое значительное произведение первой половины девятнадцатого века — «Медный всадник» Пушкина. Напряжение в поэме создает не только противостояние Евгения и Медного всадника, но и противостояние Медного всадника, «кумира на бронзовом коне» и Петра I, каким он предстает во вступлении.
В 30-40 годы особенно популярен стал мотив затопленного стихией города, петербургского апокалипсиса. Лермонтов, по свидетельству Владимира Александровича Соллогуба, любил «чертить пером и даже кистью вид разъяренною моря, из-за которого поднималась оконечность Александровской колонны с венчающим её ангелом».
Эти образы особенно полюбились славянофилам, для которых Петербург был олицетворением насильственной европеизации, мёртвенности и холодности:
Здесь, где гранитная пустыня
Гордится мертвой красотой…
Но Петербург покорял своей магией и его нельзя было не любить, нельзя было не ненавидеть. Не было такого поэта, который не заявлял бы о своем неприятии этого города, и не было такого, который не признавался бы ему в любви:
Ах! Любовью болезненно-страстной
Я люблю этот город несчастный.
К середине века в поэзию всё больше проникают социальные проблемы. Петербург — город контрастов, где большой и несчастный, как и вся Россия, но противопоставленный ей у Некрасова город предстает инородным телом в организме России:
Петербург — город-символ в русской литературной традиции. Часть
... в романе в стихах «Евгений Онегин», город мы видим с двух сторон. Другие сочинения: ← Письмо Самсону Вырину от лица Дуни↑ ПушкинПортрет Пугачева в романе Капитанская дочка → Образ Петербурга в повести пиковая дама В ... ярких человеческих индивидуальностей эта масса постепенно превращается из отдельных людей в части тела — носы, бакенбарды, предметы туалета – шляпы, шинели‚ утрачивая присущий человеку ...
Пройдут года в борьбе бесплодной,
И на красивые плиты,
Как из машины винт негодный,
Быть может, брошен будешь ты!
В 1903 году отмечался двухсотлетний юбилей Петербурга. К этому времени русская поэзия вышла на новые рубежи, появились новые течения, темы, идеи. У «первого символиста» И.Анненского мы видим образ, который потом несколько раз повторялся у А.Блока и других.
Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
Сравните, у А.Блока:
И ни один сустав не сдавлен
Сверкнувших колец чешуи.
Символисты, погруженные в мистические предчувствия грядущей катастрофы, вспомнили о древнем пророчестве: «Петербургу быть пусту». Оно неоднократно вспоминается в стихах и романах Дмитрия Сергеевича Мережковского.
Петербургская поэзия всегда была особым явлением. Она одновременно строже, академичнее, но и мистичнее московской. Может быть, это влияние великого города над Невой, тень которого незримо витает над всей великой русской литературой.
