1.1.3. Как описание возможной «обыденной» судьбы Ленского соотносится с авторским размышлением из 6 главы поэмы Н. В. Гоголя «Мёртвые души» (см.ниже)?
1.2.3. Что сближает стихотворение М. Ю. Лермонтова с приведённым ниже стихотворением А. А. Блока?
Прочитайте приведённые ниже фрагменты произведений и выполните задание 1.1.3.
| XXXVI
Друзья мои, вам жаль поэта: Во цвете радостных надежд, Их не свершив ещё для света, Чуть из младенческих одежд, Увял! Где жаркое волненье, Где благородное стремленье И чувств и мыслей молодых, Высоких, нежных, удалых? Где бурные любви желанья, И жажда знаний и труда, И страх порока и стыда, И вы, заветные мечтанья, Вы, призрак жизни неземной, Вы, сны поэзии святой! XXXVII Быть может, он для блага мира Иль хоть для славы был рождён; Его умолкнувшая лира Гремучий, непрерывный звон В веках поднять могла. Поэта, Быть может, на ступенях света Ждала высокая ступень. Его страдальческая тень, Быть может, унесла с собою Святую тайну, и для нас Погиб животворящий глас, И за могильною чертою К ней не домчится гимн времён, Благословение племён. XXXVIII.XXXIX А может быть и то: поэта Обыкновенный ждал удел. Прошли бы юношества лета: В нём пыл души бы охладел. Во многом он бы изменился, Расстался б с музами, женился, В деревне, счастлив и рогат, Носил бы стёганый халат; Узнал бы жизнь на самом деле, Подагру б в сорок лет имел, Пил, ел, скучал, толстел, хирел И наконец в своей постеле Скончался б посреди детей, Плаксивых баб и лекарей. |
А. С. Пушкин «Евгений Онегин»
***********************
Мавра ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо, долго ещё ворочал на все стороны четвёртку, придумывая: нельзя ли отделить от неё ещё осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу с какою-то заплесневшею жидкостью и множеством мух на дне и стал писать, выставляя буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть руки, которая расска-кивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку и не без сожаления подумывая о том, что всё ещё останется много чистого пробела.
И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! мог так измениться! И похоже это на правду? Всё похоже на правду, всё может статься с человеком. Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости. Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом! Грозна, страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдаёт назад и обратно! Могила милосерднее её, на могиле напишется: «Здесь погребён чело-век!» — но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости.
Н. В. Гоголь «Мёртвые души», Прочитайте приведённые ниже произведения и выполните задание 1.2.3.
| Родина
Не победит её рассудок мой. Ни слава, купленная кровью, Ни полный гордого доверия покой, Ни тёмной старины заветные преданья Не шевелят во мне отрадного мечтанья. Но я люблю — за что, не знаю сам — Её степей холодное молчанье, Её лесов безбрежных колыханье, Разливы рек её, подобные морям; Просёлочным путём люблю скакать в телеге И, взором медленным пронзая ночи тень, Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге, Дрожащие огни печальных деревень; Люблю дымок спалённой жнивы, В степи ночующий обоз И на холме средь жёлтой нивы Чету белеющих берёз. С отрадой, многим незнакомой, Я вижу полное гумно, Избу, покрытую соломой, С резными ставнями окно; И в праздник, вечером росистым, Смотреть до полночи готов На пляску с топаньем и свистом Под говор пьяных мужичков. М. Ю. Лермонтов, 1841 |
Россия
Опять, как в годы золотые, Три стёртых треплются шлеи, И вязнут спицы росписные В расхлябанные колеи… Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые, — Как слёзы первые любви! Тебя жалеть я не умею И крест свой бережно несу… Какому хочешь чародею Отдай разбойную красу! Пускай заманит и обманет, — Не пропадёшь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты… Ну что ж? Одной заботой боле — Одной слезой река шумней, А ты всё та же — лес, да поле, Да плат узорный до бровей… И невозможное возможно, Дорога долгая легка, Когда блеснёт в дали дорожной Мгновенный взор из-под платка, Когда звенит тоской острожной Глухая песня ямщика!.. A. A. Блок |
Пояснение.
1.1.3. Пушкиным не исключается вариант, что Ленского затянет обывательская жизнь, и он станет таким же провинциальным помещиком, каких встречает в доме Лариных. Предпосылки для этого у Ленского есть: он уже поселился в деревне, стал помещиком, собирается жениться на Ольге Лариной, барышне недалекой, лишенной высоких идеалов, пустой кокетке. Гоголь размышляет о деградации человека на примере Плюшкина. Предупреждает, насколько страшным может стать это падение. Призывает к сохранению в себе Человека: «Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!»
1.2.3. Лермонтов не мыслил себя без родины, без России. А Россию не мыслил без русского народа.
Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой, —
признается поэт в стихотворении «Родина». Эта любовь шла от самого сердца, которому были бесконечно дороги и «степей холодное молчанье», и «лесов безбрежных колыханье», и «разливы рек ее, подобные морям», и «дрожащие огни печальных деревень». Но взгляд поэта на любимую родину вовсе не был идеализированным. Именно потому свою любовь к родине Лермонтов называл «странною» — в ней соединились счастье и боль, стремление сделать все возможное для и сознание собственного бессилия.
Подобными настроениями пронизано и стихотворение Блока.
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу… —
восклицает поэт. Ему, так же как и Лермонтову, прекрасно знакомы все тяготы жизни своего народа, его страдания, и потому сердце поэта скорбит вместе с Родиной. Однако все равно поэт верит, что Россия не пропадет, возродится, какие бы испытания не выпали на ее долю.
В поэме Гоголя «» представлена целая галерея образов крепостников-душевладельцев: обитатель мира «деятельности безделья» Манилов, картежник и лжец Ноздрев, обстоятельная Коробочка, изворотливый и настойчивый в преследовании своей выгоды Собакевич. Но образ Плюшкина предстает как отрицание всех и всяческих разновидностей «общественного характера», как приговор истории всем перечисленным выше дельцам и их социальному и политическому строю. Плюшкин — это самоотрицание деятельности, преследующей какие-либо реальные цели. Это переход действия в свою противоположность — антидействие.
В первую очередь, необходимо отметить, что сама фамилия, которая является «говорящей», стала нарицательным именем для людей, страдающих болезненной страстью накопительства. Уже на пороге имения Плюшкина Чичиков встречает крестьян, очень точно охарактеризовавших этого помещика: «заплатанной, заплатанной!» Село Плюшкина представляет собой довольно жалкое зрелище: ветхие деревенские строения, избенки без стекол, некоторые из которых заткнуты тряпкой или зипуном. Имение помещика поражает воображение своей убогостью: «каким-то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок, длинный, длинный непомерно».
Первое знакомство Чичикова с Плюшкиным было и смешным и печальным одновременно. С первого взгляда Чичиков вообще не мог понять, кто перед ним, — мужчина или женщина. На фигуре бесполого существа было платье «совершенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак, какой носят деревенские дворовые бабы, только один голос показался ему несколько сиплым для женщины». Таким же невыразительным было и лицо помещика: «оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков». Его глаза служили исключительно практическим целям: «высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка, и нюхают подозрительно самый воздух ». Авторское сравнение глаз Плюшкина с маленькими хитрыми мышками становится понятным, когда мы узнаем больше о его жизни.
Ко времени встречи с Чичиковым Плюшкин дошел до черты крайнего убожества, поэтому столь отчаянно звучит авторский призыв к юноше забирать с собой в путь, выходя из юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, все человеческие качества и порывы: «Не оставляйте их на дороге, не подымите потом! Грозна, страшна грядущая впереди старость!» На одно мгновение во время разговора с Чичиковым о знакомых в Плюшкине просыпаются человеческие эмоции: «на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч». Но это был лишь проблеск: «лицо Плюшкина вслед за мгновенно скользнувшим на нем чувством стало еще бесчувственнее и еще пошлее». С одной стороны, Плюшкин вызывает жалость: старость наложила на него свой жестокий, безысходный отпечаток. На это и указывает автор в размышлениях об ушедшей юности: «Могила милосерднее ее, на могиле напишется: «Здесь погребен человек!» — но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловеческой старости». Но с другой стороны, ужас леденит сердце, когда представишь, что в руках этой «бесчеловечной старости» оказались судьбы тысячи ни в чем не повинных людей. Подчиненные злой волей Плюшкину, они должны были выносить на своих плечах чужую душевную болезнь.
«И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! мог так измениться! И похоже это на правду? Все похоже на правду, все может статься с человеком. Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости. Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом! Грозна страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдает назад и обратно! Могила милосерднее ее, на могиле напишется: «Здесь погребен человек!», но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости».
М-да-а…, справедливый и жестокий гений мой… Оно бы еще хорошо, здорово просто, если б так: «Здесь погребен человек». Это ж еще поди-постарайся, человек, чтобы эдакое вывела б на кленовом, железном иль каменном православном кресте или безбожном камне твоем какая благодарная иль хотя бы просто учтивая рука. Прибрала бы, подравняла просевший горбик твой, порвала бы полынь, посадила б цветок или хоть ветку еловую воткнула бы заботливая сыновняя иль вдовья забота по весне, — и такое-то не всякому достанется по неумолимой смерти его, но что б написать: «Здесь погребен человек»?.. Не начертало, не высекло, не придумало еще витиеватое, изощренное умом и слогом человечество лучшей эпитафии, но как заслужить такую, ежели оглянешься на пройденный путь, а там, по обочинам, лежат, гниют все те человеческие движения, что оставил ты по причине суетной спешки, излишней тяжести иль за на тот момент ненадобностью, неудобностью для бега? Куда, к чему, к какой занебесной цели бега? А и прав грустный гений – не подымешь уже и ничего не отдает назад и обратно грядущая впереди старость.
Может и хорошо, правильно так Господь уложил, что пройдись по любому на земле кладбищу человечьему, а такой надписи и не встретишь? Вдруг так надо Ему было зачем, чтобы людей среди людей случались единицы? Оно возможно конечно — сесть вот сейчас за стол да приписать к завещанию своему короткую, но обязательную, нотариусом припечатанную строчку, что б всенепременно такое было б начертано на могиле твоей, но сделает ли это тебя человеком? уж не теперь – теперь упущено все, но после, в памяти людской?
Это очень схоже с теперешними «страданиями» по памятникам архитектуры, скажем. Ведь цельная очередь доброхотов выстроилась, кабы какое ветхое строеньице вписано было б в реестрик охраняемого государством и подлежащего реставрации. Оно понятно – по большей части денег поднять в карман на ремонтных сметах. Не сказать, чтобы все так плохо. Если б дом Пашкова развалился, к примеру, так иной бы и заплакал бы, но чего исторического в седьмой воде на киселе отпрыска рода Шереметьевых конюшне, а то бывает еще, — в таком-то вот домишке как-то заночевал иль просто попил чаю Пушкин, утомившись дорогою из Петербурга в Ижоры, где он и «взглянул на небеса». Чуть напоминает скупку мертвых душ для заклада до подачи ревизской сказки. А после?.. Не уважительнее было бы поставить часовенку на месте сровненного с пашней дома, где родился Иван Бунин, да медную табличку прикрутить: «Здесь когда-то жил человек», а не городить, прости господи, из бюджетных или подаянных средств сарай с должностишкой сборщика фонда? Где ж та грань между истинной памятью и памятью выдуманной, меж человеком вполне и не вполне человеком? Кто судья? Бог? Это вряд ли. Ему самому еще в спину многим постоять за индульгенцией от паскудств своих, — имя, может, не забудут, а вот эпитафии достойной…
Время – величайший лапидариус. Пройдет срок – само разберет не спросясь ни критика газетного, ни оратора трибунного, ни государя-приказчика, ни патриарха-фарисея, ни писарей-историков ихних; само отыщет нужную могилку заросшую, оботрет, умоет от плесени чистым дождем скрижаль гранитную, да и высечет по ней святым долотом своим скупую правду тремя словами навеки: «Здесь погребен человек». Но то Гоголю, то Пушкину, то Бунину, а тебе?.. И они, скажешь, много чего оставили на дороге? — то так, да только, похоже, никого и не интересует, чего оставил, но спросят – чего донес до могилы? Глядит из зеркала твоего на тебя хладными, бесчувственными чертами бесчеловечная твоя старость и будто приговор выносит: «Пропал, как волдырь на воде, без всякого следа, не оставивши потомков, не доставив будущим детям ни состояния, ни честного имени!». Не про тебя это будет: «Здесь погребен человек».
Плюшкин («Мертвые души»)
Многие писатели первой половины 19-го века огромную роль в своем творчестве отводили теме России. Как никто иной, они видели всю тяжесть положения крепостных крестьян и безжалостную тиранию чиновников и помещиков.
Нравственные ценности отходят на второй план, а на первый выходят деньги и положение в обществе. лежит в основе государственной системы России. Люди не стремятся к лучшему, не интересуются науками и искусством, не пытаются оставить потомкам никакого духовного наследия. Их цель — богатство.
В своем стремлении к наживе человек не остановиться ни перед чем: будет воровать, обманывать, продавать. Все это не может не волновать людей мыслящих, которым не безразлична судьба России.
И, конечно же, НВГ не мог оставить это без внимания. Смысл названия «М-ых душ» очень символичен. Г не жалеет красок, показывая читателю духовное убожество, грозящее России. Мы можем только посмеяться над тем, что не в силах исправить. Целая галерея помещиков проходит перед читателем по мере продвижения сюжета «М-ых душ», направление этого движения очень знаменательно. Начав изображение помещиков с пустого праздного мечтателя и фантазера Манилова, Г завершает эту портретную галерею «страшной прорехой на человечестве» — Плюшкиным.
Автор использует следующие , когда описывает своих героев: «говорящие фамилии», фольклор, символику, устойчивые эпитеты, зоологические сравнения, художественные детали (вид имения, дома, интерьер, внешность хозяина, обед, разговор о мертвых душах).
Описания всех помещиков происходят по одному и тому же сценарию. Наиболее выразительно использование этих средств проявляется в описании Плюшкина. Тоской проникнуто описание деревни и усадьбы этого хозяина. Окна в избах были без стекол, некоторые были заткнуты тряпкой или зипуном. Барский дом похож на огромный могильный склеп, где заживо погребен человек. Только буйно растущий сад напоминает о жизни, о красоте, резко противопоставляемой безобразной жизни помещика. Чичиков долго не может понять, кто перед ним, «баба или мужик». Наконец, он заключил, что это верно, ключница.
Предположение Чичикова многозначительно. Подобно ключнице, Плюшкин раб вещей, а не хозяин их. Ненасытная страсть приобретательства привела к тому, что он утратил реальное представление о предметах, переставая отличать полезные вещи от ненужного хлама. Плюшкин гноит зерно и хлеб, а сам трясется над маленьким кусочком кулича и бутылкой настойки, на которой сделал пометку, чтобы никто воровством не выпил.
Даже от собственных детей Плюшкин отказался. Где уж тут думать о просвещении, искусстве, нравственности. Г показывает, как постепенно распадаются человеческие личности. Когда-то Плюшкин был простым бережливым хозяином. Жажда обогащения за счет подвластных ему крестьян превратила его в скрягу, изолировала от общества. Плюшкин прервал всякие отношения с друзьями, а затем и с родственниками, руководствуемый соображениями, что дружба и родственные связи ведут за собой материальные издержки.
Окруженный вещами, он не испытывает одиночества и потребности общения с внешним миром. Крестьян Плюшкин считает тунеядцами и мошенниками, лентяями и ворами, и морит их голодом. Крепостные у него мрут, «как мухи», спасаясь от голодной смерти, они бегут из усадьбы помещика. Плюшкин жалуется, что крестьяне от праздности и прожорства «завели привычку трескать», а ему самому есть нечего. Этот живой мертвец, человеконенавистник, превратился в «прореху на человечестве».
В «М-ых душах» Г выставляет напоказ все человеческие недостатки. Несмотря на то, что в произведении присутствует не малая доля юмора, «М д» можно назвать «смехом сквозь слезы». Автор упрекает людей в том, что в этой борьбе за власть и деньги они забыли о вечных ценностях. Жива только внешняя оболочка, а души людей мертвы. В этом виноваты не только сами люди, но и общество, в котором они живут. Забываются даже такие русские традиции как гостеприимство и хлебосольство. Все Г это не смог игнорировать и в полной мере отразил в «М-ых душах». Люди мало изменились, поэтому «М-ые души» — это предостережение и для нас.
Список литературы
[Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/sochinenie/zdes-pogreben-chelovek-mertvyie-dushi/
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ilib.ru/
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Шрифт:
100% +
Картина четвертая
У Собакевича
Первый …Мертвые? Чичиков, садясь, взглянул на стены и на висевшие на них картины. На картинах все были молодцы, все греческие полководцы. Маврокордато в красных панталонах, Миаули, Канари. Все эти герои были с такими толстыми ляжками и неслыханными усами, что дрожь проходила по телу! Между крепкими греками, неизвестно каким образом, поместился Багратион, тощий, худенький…
Чичиков . Древняя римская монархия, многоуважаемый Михаил Семенович, не была столь велика, как Русское государство, и иностранцы справедливо ему удивляются. По существующим положениям этого государства, ревизские души, окончивши жизненное поприще, числятся до подачи новой ревизской сказки наравне с живыми. При всей справедливости этой меры, она бывает отчасти тягостна для многих владельцев, обязывая их вносить подати так, как бы за живой предмет. (Пауза.) Чувствуя уважение к вам, готов бы я даже принять на себя эту тяжелую обязанность в смысле… этих… несуществующих душ…
Собакевич
Чичиков . Да, несуществующих.
Собакевич
Чичиков . А, например, как же цена? Хотя, впрочем, это такой предмет… что о цене даже странно…
Собакевич
Чичиков . По сту?!
Собакевич
Чичиков . Моя цена? Мы, верно, не понимаем друг друга. По восьми гривен за душу – это самая красная цена.
Собакевич
Чичиков . Однако ж, согласитесь сами, ведь это тоже и не люди.
Собакевич
Чичиков . Но позвольте. Ведь души-то самые давно уже умерли… Остался один не осязаемый чувствами звук. Впрочем, чтобы не входить в дальнейшие разговоры по этой части, по полтора рубли, извольте, дам, а больше не могу.
Собакевич
Чичиков . По полтинке прибавлю.
Собакевич
Чичиков . Позвольте!..
Собакевич
Чичиков . Позвольте!!
Собакевич
Чичиков . Но позвольте! Зачем же вы перечисляете все их качества?! Ведь это же все народ мертвый!
Собакевич
Чичиков . Да все же они существуют, а это ведь мечта.
Собакевич
Чичиков . Нет, больше двух рублей не могу дать.
Собакевич
Чичиков . Два рублика.
Собакевич
Первый …Ну, уж черт его побери! По полтине ему прибавь, собаке, на орехи.
Чичиков . По полтине прибавлю.
Собакевич
Чичиков . Да что, в самом деле! Как будто точно серьезное дело. Да я их в другом месте нипочем возьму…
Собакевич
Первый . Эк куда метит, подлец!
Чичиков . Я покупаю не для какой-нибудь надобности… а так, по наклонности собственных мыслей… Два с полтиной не хотите, прощайте.
Первый …«Его не собьешь, не податлив», – подумал Собакевич.
Собакевич
Чичиков . Нет, я вижу – вы не хотите продать. Прощайте, Михаил Семенович.
Собакевич
Чичиков . То есть двадцать пять рублей? Даже четверти угла не дам, копейки не прибавлю.
Собакевич
Чичиков . Не могу.
Собакевич
Чичиков . Разумеется.
Собакевич
Чичиков . К чему же вам задаточек? Вы получите в городе за одним разом все деньги.
Собакевич
Чичиков . Не знаю, как вам дать… Да вот десять рублей есть.
Собакевич
Чичиков . Нету.
Собакевич
Чичиков . Пожалуй, вот вам еще пятнадцать. Итого двадцать пять. Пожалуйте только расписку.
Собакевич
Чичиков . Не ровен час… Все может случиться…
Собакевич
Чичиков . У меня вот они, в руке. Как только напишете расписку, в ту же минуту их возьмете.
Собакевич
Чичиков . Нет, благодарю.
Собакевич
Чичиков . Нет, в женском поле не нуждаюсь.
Собакевич
Чичиков . Я хотел вас попросить, чтобы эта сделка осталась между нами.
Собакевич
Чичиков . Позвольте спросить: если выехать из ваших ворот к Плюшкину – это будет направо или налево?
Собакевич
Чичиков . Нет, я спросил не для каких-либо… Интересуюсь познанием всякого рода мест. Прощайте. (Уходит.)
Собакевич, подобравшись к окну, смотрит.
Первый …Кулак, кулак, да еще и бестия в придачу!..
Занавес
Акт второй
Картина пятая
У Плюшкина. Запущенный сад. Гнилые колонны. Терраса, набитая хламом. Закат.
Первый …Прежде, давно, в лета моей юности, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: все равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишко, село ли, слободка, – любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд. Все останавливало меня и поражало. Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся в обе стороны заступившие его сады и он покажется весь со своею, тогда, увы! – вовсе не пошлою наружностью… Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движение в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О, моя юность! О, моя свежесть!
Слышен стук в оконное стекло. Плюшкин показывается на террасе, смотрит подозрительно.
Чичиков (идет к террасе) . Послушайте, матушка, что барин?
Плюшкин . Нет дома. А что вам нужно?
Чичиков . Есть дело.
Плюшкин . Идите в комнаты. (Открывает дверь на террасу.)
Молчание.
Чичиков . Что ж барин? У себя, что ли?
Плюшкин . Здесь хозяин.
Чичиков (оглядываясь) . Где же?
Плюшкин . Что, батюшка, слепы-то, что ли? Эхва! А вить хозяин-то я.
Молчат.
Первый …если бы Чичиков встретил его у церковных дверей, то, вероятно, дал бы ему медный грош. Но перед ним стоял не нищий, перед ним стоял помещик.
Чичиков . Наслышась об экономии и редком управлении имениями, почел за долг познакомиться и принести личное свое почтение…
Плюшкин . А побрал черт бы тебя с твоим почтением. Прошу покорнейше садиться. (Пауза.) Я давненько не вижу гостей, да, признаться сказать, в них мало вижу проку. Завели пренеприличный обычай ездить друг к другу, а в хозяйстве-то упущения, да и лошадей их корми сеном. Я давно уже отобедал, а кухня у меня низкая, прескверная, и труба-то совсем развалилась, начнешь топить – пожару еще наделаешь!
Первый …Вон оно как!
Чичиков . Вон оно как.
Плюшкин . И такой скверный анекдот: сена хоть бы клок в целом хозяйстве. Да и как прибережешь его? Землишка маленькая, мужик ленив… того и гляди, пойдешь на старости лет по миру…
Чичиков . Мне, однако ж, сказывали, что у вас более тысячи душ.
Плюшкин . А кто это сказывал? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! Он, пересмешник, видно, хотел пошутить над вами. Последние три года проклятая горячка выморила у меня здоровый куш мужиков.
Чичиков . Скажите! И много выморила?
Плюшкин . До ста двадцати наберется.
Чичиков . Вправду целых сто двадцать?
Плюшкин . Стар я, батюшка, чтобы лгать. Седьмой десяток живу.
Чичиков . Соболезную я, почтеннейший, соболезную.
Плюшкин . Да ведь соболезнование в карман не положишь. Вот возле меня живет капитан, черт знает откуда взялся, говорит – родственник. «Дядюшка, дядюшка», – и в руку целует. А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка. И как начнет соболезновать, вой такой подымет, что уши береги. Верно, спустил денежки, служа в офицерах, так вот он теперь и соболезнует.
Чичиков . Мое соболезнование совсем не такого рода, как капитанское. Я готов принять на себя обязанность платить подати за всех умерших крестьян.
Плюшкин (отшатываясь) . Да ведь как же? Ведь это вам самим-то в убыток?!
Чичиков . Для удовольствия вашего готов и на убыток.
Плюшкин . Ах, батюшка! Ах, благодетель мой! Вот утешили старика… Ах, господи ты мой! Ах, святители вы мои… (Пауза.) Как же, с позволения вашего, вы за всякий год беретесь платить за них подать и деньги будете выдавать мне или в казну?
Чичиков . Да мы вот как сделаем: мы совершим на них купчую крепость, как бы они были живые и как бы вы их мне продали.
Плюшкин . Да, купчую крепость. Ведь вот, купчую крепость – все издержки…
Чичиков . Из уважения к вам готов принять даже издержки по купчей на свой счет!
Плюшкин . Батюшка! Батюшка! Желаю всяких утешений вам и деткам вашим. И деткам. (Подозрительно.) А недурно бы совершить купчую поскорее, потому что человек сегодня жив, а завтра и бог весть.
Чичиков . Хоть сию же минуту… Вам нужно будет для совершения крепости приехать в город.
Плюшкин . В город? Да как же? А дом-то как оставить? Ведь у меня народ – или вор, или мошенник: в день так оберут, что и кафтана не на чем будет повесить.
Чичиков . Так не имеете ли какого-нибудь знакомого?
Плюшкин . Да кого же знакомого? Все мои знакомые перемерли или раззнакомились. Ах, батюшка! Как не иметь? Имею. Ведь знаком сам председатель, езжал даже в старые годы ко мне. Как не знать! Однокорытники были. Вместе по заборам лазили. Уж не к нему ли написать?
Чичиков . И, конечно, к нему.
Плюшкин . К нему! К нему!
Разливается вечерняя заря, и луч ложится на лицо Плюшкина .
(Вспоминает.)
Первый …всю ночь сиял убранный огнями и громом музыки оглашенный сад…
Плюшкин . Приветливая и говорливая хозяйка… Все окна в доме были открыты… Но добрая хозяйка умерла, и стало пустее.
Чичиков . Стало пустее…
Первый …одинокая жизнь дала сытную пищу скупости, которая, как известно, имеет волчий голод и чем более пожирает, тем становится ненасытнее.
Плюшкин . На дочь я не мог положиться… Да разве я не прав? Убежала с штабс-ротмистром бог весть какого полка!..
Первый …Скряга, что же послал ей на дорогу?..
Плюшкин . Проклятие… И очутился я, старик, один и сторожем и хранителем…
Первый …О, озаренная светом вечерним ветвь, лишенная зелени!
Чичиков (хмуро) . А дочь?
Плюшкин . Приехала. С двумя малютками, и привезла мне кулич к чаю и новый халат. (Щеголяет в своих лохмотьях.) Я ее простил, я простил, но ничего не дал дочери. С тем и уехала Александра Степановна…
Первый …О, бледное отражение чувства. Но лицо скряги вслед за мгновенно скользнувшим на нем чувством стало еще бесчувственнее и пошлее…
Плюшкин . Лежала на столе четвертка чистой бумаги, да не знаю, куда запропастилась, люди у меня такие негодные. Мавра! Мавра!
Мавра появляется, оборванна, грязна.
Куда ты дела, разбойница, бумагу?
Мавра . Ей-богу, барин, не видывала, опричь небольшого лоскутка, которым изволили прикрыть рюмку.
Плюшкин . А я вот по глазам вижу, что подтибрила.
Мавра . Да на что ж бы я подтибрила? Ведь мне проку с ней никакого: я грамоте не знаю.
Плюшкин . Врешь, ты снесла пономаренку; он маракует, так ты ему и снесла.
Мавра . Пономаренок… Не видал он вашего лоскутка.
Плюшкин . Вот погоди-ко: на Страшном суде черти припекут тебя за это железными рогатками.
Мавра . Да за что же припекут, коли я не брала и в руки четвертки. Уж скорей другой какой бабьей слабостью, а воровством меня еще никто не попрекал.
Плюшкин . А вот черти-то тебя и припекут. Скажут: «А вот тебя, мошенница, за то, что барина-то обманывала!» Да горячими-то тебя и припекут.
Мавра . А я скажу: «Не за что! Ей-богу, не за что! Не брала я». Да вон она лежит. Всегда понапраслиной попрекаете. (Уходит.)
Плюшкин . Экая занозистая. Ей скажи только слово, а она уж в ответ десяток… (Пишет.)
Первый . И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек? Мог так измениться? И все это похоже на правду? Все похоже. Ужасно может измениться человек! И не один пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы кто-нибудь показал ему его портрет в старости. Спешите же; спешите, выходя в суровое мужество, уносите с собой человеческие движения! Идет, идет она, нерасцепимыми когтями вас объемлет. Она как гроб, как могила, ничего не отдает назад! Но на могиле хоть пишется «здесь погребен человек». Но ничего не прочтешь в бесчувственных морщинах бесчеловечной старости!
Чичиков хмуро молчит.
Плюшкин . А не знаете ли какого-нибудь вашего приятеля, которому понадобились беглые души?
Чичиков (очнувшись) . А у вас есть и беглые?
Плюшкин . В том-то и дело, что есть.
Чичиков . А сколько их будет числом?
Плюшкин . Да десятков до семи наберется… (Подает список.) Ведь у меня что год, то бегают. Народ-то больно прожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня есть и самому нечего.
Чичиков . Будучи подвигнут участием, я готов дать по двадцати пяти копеек за беглую душу.
Плюшкин . Батюшка, ради нищеты-то моей, уж дали бы по сорока копеек!
Чичиков . Почтеннейший, не только по сорока копеек, по пятисот рублей заплатил бы… Но состояния нет… По пяти копеек, извольте, готов прибавить.
Плюшкин . Ну, батюшка, воля ваша, хоть по две копейки пристегните.
Чичиков . По две копеечки пристегну, извольте… Семьдесят восемь по тридцати… двадцать четыре рубля. Пишите расписку.
Плюшкин написал расписку, принял деньги, спрятал. Пауза.
Плюшкин . Ведь вот не сыщешь, а у меня был славный ликерчик, если только не выпили. Народ такие воры. А вот разве не это ли он? Еще покойница делала. Мошенница ключница совсем было его забросила и даже не закупорила, каналья. Козявки и всякая дрянь было понапичкалась туда, но я весь сор-то повынул, и теперь вот чистенькая, я вам налью рюмочку.
Чичиков . Нет, покорнейше благодарю… нет, пил и ел. Мне пора.
Плюшкин . Пили уже и ели? Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт. Прощайте, батюшка, да благословит вас бог. (Провожает Чичикова.)
Заря угасает. Тени.
Плюшкин (возвращается) . Мавра! Мавра!
Никто ему не отвечает. Слышно, как удаляются колокольчики Чичикова.
Первый . И погребут его, к неописанной радости зятя и дочери, а может быть, и капитана, приписавшегося ему в родню.
Занавес
Картина шестая
В доме Ноздрева. На стене сабли, два ружья и портрет Суворова. Яркий день. Кончается обед.
Ноздрев . Нет, ты попробуй. Это бургоньон и шампаньон вместе. Совершенный вкус сливок… (Наливает.)
Мижуев (вдребезги пьян) . Ну, я поеду…
Ноздрев . И ни-ни. Не пущу.
Мижуев . Нет, не обижай меня, друг мой, право, поеду я.
Ноздрев . «Поеду я»! Пустяки, пустяки. Мы соорудим сию минуту банчишку.
Мижуев . Нет, сооружай, брат, сам, а я не могу. Жена будет в большой претензии, право; я должен ей рассказать о ярмарке…
Ноздрев . Ну ее, жену, к… важное, в самом деле, дело станете делать вместе.
Мижуев . Нет, брат, она такая добрая жена… Уж точно почтенная и верная. Услуги оказывает такие… поверишь, у меня слезы на глазах.
Чичиков (тихо) . Пусть едет, что в нем проку.
Ноздрев . А и вправду. Смерть не люблю таких растепелей. Ну, черт с тобой, поезжай бабиться с женой, фетюк!
Мижуев . Нет, брат, ты не ругай меня фетюком. Я ей жизнью обязан. Такая, право, добрая, такие ласки оказывает. Спросит, что видел на ярмарке…
Ноздрев . Ну, поезжай, ври ей чепуху. Вот картуз твой.
Мижуев . Нет, брат, тебе совсем не следует о ней так отзываться.
Ноздрев . Ну, так и убирайся к ней скорее!
Мижуев . Да, брат, поеду. Извини, что не могу остаться.
Ноздрев . Поезжай, поезжай…
Мижуев . Душой бы рад был, но не могу…
Ноздрев . Да поезжай к чертям!
Мижуев удаляется.
(Вооружаясь колодой.)
Чичиков . А, чтоб не позабыть: у меня к тебе просьба.
Ноздрев . Какая?
Чичиков . Дай прежде слово, что исполнишь.
Ноздрев . Изволь.
Чичиков . Честное слово?
Ноздрев . Честное слово.
Чичиков . Вот какая просьба: у тебя есть, чай, много умерших крестьян, которые еще не вычеркнуты из ревизии?
Ноздрев . Ну, есть. А что?
Чичиков . Переведи их на меня, на мое имя.
Ноздрев . А на что тебе?
Чичиков . Ну, да мне нужно.
Ноздрев . Ну, уж верно, что-нибудь затеял. Признайся, что?
Чичиков . Да что ж – затеял. Из этакого пустяка и затеять ничего нельзя.
Ноздрев . Да зачем они тебе?
Чичиков . Ох, какой любопытный. Ну, просто так, пришла фантазия.
Ноздрев . Так вот же: до тех пор, пока не скажешь, не сделаю.
Чичиков . Ну, вот видишь, душа, вот уж и нечестно с твоей стороны. Слово дал, да и на попятный двор.
Ноздрев . Ну, как ты себе хочешь, а не сделаю, пока не скажешь, на что.
Чичиков (тихо) . Что бы такое сказать ему… Гм… (Громко.) Мертвые души мне нужны для приобретения весу в обществе…
Ноздрев . Врешь, врешь…
Чичиков . Ну, так я ж тебе скажу прямее. Я задумал жениться; но нужно тебе знать, что отец и мать невесты – преамбициозные люди…
Ноздрев . Врешь, врешь…
Чичиков . Однако ж это обидно… Почему я непременно лгу?
Надвигается туча. Видимо, будет гроза.
Ноздрев . Ну да ведь я знаю тебя; ведь ты большой мошенник, позволь мне это тебе сказать по дружбе! Ежели бы я был твоим начальником, я бы тебя повесил на первом дереве. Я говорю тебе это откровенно, не с тем, чтобы обидеть тебя, а просто по-дружески говорю.
Чичиков . Всему есть границы… Если хочешь пощеголять подобными речами, так ступай в казармы. (Пауза.) Не хочешь подарить, так продай.
Ноздрев . Продать? Да ведь я знаю тебя, ведь ты подлец, ведь ты дорого не дашь за них.
Чичиков . Эх, да ты ведь тоже хорош! Что они у тебя, бриллиантовые, что ли?
Ноздрев . Ну, послушай: чтобы доказать тебе, что я вовсе не какой-нибудь скалдырник, я не возьму за них ничего. Купи у меня жеребца розовой шерсти, я тебе дам их в придачу.
Чичиков . Помилуй, на что ж мне жеребец?
Ноздрев . Как на что? Да ведь я за него заплатил десять тысяч, а тебе отдаю за четыре.
Чичиков . Да на что мне жеребец?
Ноздрев . Ты не понимаешь, ведь я с тебя возьму теперь только три тысячи, а остальную тысячу ты можешь уплатить мне после.
Чичиков . Да не нужен мне жеребец, бог с ним!
Ноздрев . Ну, купи каурую кобылу.
Чичиков . И кобылы не нужно.
Ноздрев . За кобылу и за серого коня возьму я с тебя только две тысячи.
Чичиков . Да не нужны мне лошади!
Ноздрев . Ты их продашь; тебе на первой ярмарке дадут за них втрое больше.
Чичиков . Так лучше ж ты их сам продай, когда уверен, что выиграешь втрое.
Ноздрев . Мне хочется, чтобы ты получил выгоду.
Чичиков . Благодарю за расположение. Не нужно мне каурой кобылы.
Ноздрев . Ну, так купи собак. Я тебе продам такую пару, просто мороз по коже подирает. Брудастая с усами собака…
Чичиков . Да зачем мне собака с усами? Я не охотник.
Ноздрев . Если не хочешь собак, купи у меня шарманку.
Чичиков . Да зачем мне шарманка?! Ведь я не немец, чтобы, тащася по дорогам, выпрашивать деньги.
Ноздрев . Да ведь это не такая шарманка, как носят немцы. Это орган… Вся из красного дерева. (Тащит Чичикова к шарманке, та играет «Мальбруг в поход…».)
Вдали начинает погромыхивать.
Я тебе дам шарманку и мертвые души, а ты мне свою бричку и триста рублей придачи.
Чичиков . А я в чем поеду?!
Ноздрев . Я тебе дам другую бричку. Ты ее только перекрасишь, и будет чудо-бричка!
Чичиков . Эк тебя неугомонный бес как обуял!
Ноздрев . Бричка, шарманка, мертвые души!..
Чичиков . Не хочу…
Ноздрев . Ну, послушай, хочешь, метнем банчик? Я поставлю всех умерших на карту… шарманку тоже… Будь только на твоей стороне счастье, ты можешь выиграть чертову пропасть. (Мечет.) Экое счастье! Так и колотит! Вон она!..
Чичиков . Кто?
Ноздрев . Проклятая девятка, на которой я все просадил. Чувствовал, что продаст, да уж зажмурил глаза… Думаю себе, черт тебя подери, продавай, проклятая! Не хочешь играть?
Чичиков . Нет.
Ноздрев . Ну, дрянь же ты.
Чичиков (обидевшись) . Селифан! Подавай. (Берет картуз.)
Ноздрев . Я думал было прежде, что ты хоть сколько-нибудь порядочный человек, а ты никакого не понимаешь обращения…
Чичиков . За что ты бранишь меня? Виноват разве я, что не играю?! Продай мне души!..
Ноздрев . Черта лысого получишь! Хотел было даром отдать, но теперь вот не получишь же!
Чичиков . Селифан!
Ноздрев . Постой. Ну, послушай… сыграем в шашки, выиграешь – все твои. Ведь это не банк; тут никакого не может быть счастья или фальши. Я даже тебя предваряю, что совсем не умею играть…
Первый (тихо). …«Сем-ка я… – подумал Чичиков. – В шашки игрывал я недурно, а на штуки ему здесь трудно подняться».
Чичиков . Изволь, так и быть, в шашки сыграю.
Ноздрев . Души идут в ста рублях.
Чичиков . Довольно, если пойдут в пятидесяти.
Ноздрев . Нет, что ж за куш – пятьдесят… Лучше ж в эту сумму я включу тебе какого-нибудь щенка средней руки или золотую печатку к часам.
Чичиков . Ну, изволь…
Ноздрев . Сколько же ты мне дашь вперед?
Чичиков . Это с какой стати? Я сам плохо играю.
Играют.
Ноздрев
Чичиков
Ноздрев . Знаем мы вас, как вы плохо играете.
Чичиков . Давненько не брал я в руки шашек.
Ноздрев . Знаем мы вас, как вы плохо играете.
Чичиков . Давненько не брал я в руки… Э… Э… Это что? Отсади-ка ее назад.
Ноздрев . Кого?
Чичиков . Да шашку-то… А другая!.. Нет, с тобой нет никакой возможности играть! Этак не ходят, по три шашки вдруг…
Ноздрев . За кого же ты меня почитаешь? Стану я разве плутовать?..
Чичиков . Я тебя ни за кого не почитаю, но только играть с этих пор никогда не буду. (Смешал шашки.)
Ноздрев . Я тебя заставлю играть. Это ничего, что ты смешал шашки, я помню все ходы.
Чичиков . Нет, я с тобой не стану играть.
Ноздрев . Так ты не хочешь играть? Отвечай мне напрямик.
Чичиков (оглянувшись) . Селиф… Если бы ты играл как прилично честному человеку, но теперь не могу.
Ноздрев . А, так ты не можешь? А, так ты не можешь? Подлец! Когда увидел, что не твоя берет, так не можешь? Сукина дочь! Бейте его!! (Бросается на Чичикова, тот взлетает на буфет.)
Первый …«Бейте его!» – закричал он таким же голосом, как во время великого приступа кричит своему взводу: «Ребята, вперед!» – какой-нибудь отчаянный поручик, когда все пошло кругом в голове его!..
Раздается удар грома.
Ноздрев . Пожар! Скосырь! Черкай! Северга! (Свистит, слышен собачий лай.) Бейте его!.. Порфирий! Павлушка!
Искаженное лицо Селифана появляется в окне. Ноздрев хватает шарманку, швыряет ее в Чичикова, та разбивается, играет «Мальбруга»… Послышались вдруг колокольчики, с храпом стала тройка.
Капитан-исправник
Ноздрев . Позвольте прежде узнать, с кем имею честь говорить?
Капитан-исправник, Чичиков осторожно слезает с буфета.
Я приехал объявить вам, что вы находитесь под судом до времени окончания решения по вашему делу.
Ноздрев . Что за вздор? По какому делу?
Чичиков исчезает, исчезает и лицо Селифана в окне., Капитан-исправник
Ноздрев . Вы врете! Я и в глаза не видал помещика Максимова!
Капитан-исправник
Ноздрев (обернувшись, увидев, что Чичикова нет, бросается к окну) . Держи его!.. (Свистит.)
Грянули колокольчики, послышался такой звук, как будто кто-то кому-то за сценой дал плюху, послышался вопль Селифана: «Выноси, любезные, грабят…», потом все это унеслось и остался лишь звук «Мальбруга» и пораженный Капитан-исправник. Затем все потемнело и хлынул ливень. Гроза!
