Автобиографическая проза о советском детстве — новое явление в современной российской литературе. В течение нескольких десятилетий психологическая и историческая достоверность в изображении советского детства либо подменялась мифологизацией недавнего прошлого, либо сопровождалась умолчанием. Автобиографический ракурс призван разрушить существующие стереотипы, в том числе и в литературе для детей.
Любопытны книги, в которых точка зрения принадлежит девочке. С ней связаны коннотации “семейного” характера: девочка глубоко привязана ко всем членам семьи, она наследница рода и хранительница фамильной памяти. Социальные катаклизмы воспринимаются девочкой как непосредственная угроза семейному миру. Эта угроза звучит напрямую в книгах, посвящённых жертвам политических репрессий, но и там, где вспоминается вполне благополучное детство, угроза даёт о себе знать в политических лозунгах и общественных догмах. Защитой от них становится родительская любовь (или память о ней), а также традиции семейного мира.
Натальи Нусиновой «Приключения Джерика»
Среди того, что особенно дорого, — память о родителях, бабушке и дедушке. Все они — люди реальные (отцом писательницы был известный сценарист Илья Нусинов), и подобная достоверность в отношении “семейных корней” — характерная особенность автобиографической прозы. Даже фокстерьер Джерик, любимец всех членов семьи, существовал в действительности и прославился как киноактёр в одном из фильмов Р. Быкова. Из области документального — предметы быта, из которых можно составить целый мемориальный музей, а также зарисовки нравов и представлений советского времени. Документальность в книге переплетается с “чистой фантазией”. Она придаёт разрозненным отрывкам и воспоминаниям вид законченных диалогов и сценок, сменяющих друг друга подобно кадрам художественного кино. Причём кино это явно комедийное, а точнее, трагикомедийное. Такой выбор подсказала сама эпоха с её двойными стандартами, при которых приходилось думать одно, говорить другое, а поступать по-третьему. Ребёнок в такой “стране чудес” чувствует себя на положении кэрролловской Алисы, которая должна освоить странные “правила игры”.
И надо сказать, что двум маленьким девочкам это удаётся легко. Прежде всего потому, что всему происходящему они находят свои, по-детски удобные объяснения. И систему ценностей они выстраивают тоже свою. Поэтому главным событием в картине советского детства стало появление собаки, о которой так долго мечтали девочки (имя горячо любимого Джерика вынесено в название книги).
По социологии «Семья как малая группа и социальный институт»
... создавать свои семьи. Часто сочинение на тему семьи описывает лучшие ... на взаимные уступки. Начало семейных ценностей Семья не просто так считается важной ячейкой современного общества. ... семьи». Семья приносит полноту жизни, семья приносит счастье, но каждая семья, в особенности в жизни общества, говорил выдающийся советский ... лицом внешней угрозы русский народ понял ... так как даже не помнит, как выглядит ...
В результате такого “наивного взгляда” на мир происходит своеобразная деконструкция прошлого: сопоставимыми оказываются разновеликие в масштабе истории величины. Разумеется, что такая позиция принадлежит самой писательнице, которая с беспощадной иронией относится ко всем претензиям идеологии на “вечное” и “главное” в жизни человека.
Эти претензии разрушаются в книге с неизменным постоянством, как и стоящие за ними социальные “устои” и стереотипы. Но делается от такого “поругания” не страшно, а смешно. Смешно, когда мама с детской непосредственностью очаровывает всех членов комиссии, дающей разрешение на выезд за границу. Смешно, когда дедушка, старый большевик, неумело пытается помочь совхозу увеличить надои молока, а вместо этого приносит лишние хлопоты своим домашним. Смешно, когда девочка с готовностью рвётся исполнять в хоре “серьёзный патриотический репертуар”, а после пытается разучить его с утятами. Все ситуации, несмотря на их нелепость, типичны для своего времени. Оказавшись их участниками (добровольно или принудительно), герои книги, по уверению автора, остаются “чистыми в намерениях и бескорыстными в поступках”, и это главная причина, почему читатель начинает разделять любовь автора к своим героям.
Вообще, любовь царит в книге. Ради неё члены семьи готовы переступить социальные, имущественные и идеологические запреты. В мире, где смещены многие понятия, чувство любви оказывается самым верным ориентиром. Поэтому жена разделяет судьбу мужа, объявленного врагом народа, а маленькие девочки готовы защищать своего “опального” дедушку. Даже собака, верный член семьи, встаёт на защиту невинно гонимых: когда две сплетницы стали недвусмысленно упрекать девочку за принадлежность к “еврейской нации”, собака заняла охотничью стойку и приготовилась отразить нападение. Защищать детей приходится и взрослым от порождённых советской эпохой идей и лозунгов.
Чтобы умудрённому жизненным опытом автору удержаться в рамках детского сознания, на помощь приходят ассоциации и сопоставления, смонтированные по принципу коллажа (коллаж используется и в оформлении книги).
Например, соседа, который наслушался “вражеских голосов” и уехал за границу, возмущённая учительница заклеймила как “предателя родины”. Всё это происходило во время урока по арифметике, на котором учительница читала книгу «Джельсомино в стране лжецов». О том, что со страной не всё в порядке, свидетельствует и тот факт, что обличительница очень надеется заполучить комнату “предателя родины”.
Слёта юных ленинцев
Оксюмороны, лексические путаницы, создание новых слов из старых или переосмысление их значений — такую весёлую игру устраивает Н. Нусинова со знакомыми до боли советскими словами и выражениями (“коммуналки”, “дефицит продуктов”, “развитой социализм”).
В эту игру легко включается ребёнок. Но слово в книге Н. Нусиновой о советском детстве не только предмет игры, но и знак времени и места, словесное воплощение хронотопа, по которому ребёнок познаёт, а взрослый опознаёт эпоху. Многие слова выделяются графически, что должно подчёркивать их знаковость и их статусность, несмотря на переосмысление понятий, за ними стоящих. На память сразу приходит постмодернистский приём разоблачения “симулякров”, слов-фантомов, потерявших смысл в идеологической трескотне. Но для ребёнка слова — это не фантомы, они — важные вехи, по которым он входит в вечно обновляющийся мир. Вынесенные в специальный словарик детские толкования “политических” слов и идеологических понятий, таких, как “коммунизм” или “мавзолей” (“коммунизм — что-то вроде летних каникул для детей и взрослых, но только круглый год”), лишний раз об этой изменчивости и относительности напоминают. При этом роль слова как исторической и культурной ценности (с которой при этом можно свободно играть!) остаётся. Как любовь, семья, память. И такая система ценностей, по убеждению авторов современной автобиографической прозы, оказывается самой надёжной во все исторические эпохи.
Потребность в принадлежности. Любовь и дружба
... отсутствия принадлежности. После того, как потребности физиологического уровня и потребности уровня безопасности достаточно удовлетворены, актуализируется потребность в любви, привязанности, принадлежности, и мотивационная спираль начинает новый виток. Человек как никогда остро начинает ощущать ...
