Прошлое, настоящее и будущее России в поэзии А.А. Блока

В начале мировой войны 1914 — 1918 годов Блок, веря в Вифлеемскую звезду над Россией, бросает ей огненное обви­нение. Стихи эти выжжены в каждой русской душе:

Грешить бесстыдно, непробудно,

Счет потерять ночам и дням,

И, с головой от хмеля трудной,

Пройти сторонкой в Божий храм.

Три раза преклониться долу,

Семь — осенить себя крестом,

Тайком к заплеванному полу

Горячим прикоснуться лбом.

Воротясь домой, обмерить ближнего на грош, пить чай под иконой, переслюнить купоны и завалиться на пуховые перины — вот звериный лик темной Руси… И неожиданный конец:

Да! И такой, моя Россия,

Ты всех краев дороже мне!

Это та любовь, которая не ведает зла, все прощает, всему радуется.

Эпилогом к стихам «Родина» Служит лирическое стихо­творение «Последнее напутствие». Умирающего поэта посе­щают предсмертные видения: вот является она — «легкий образ рая» и трогает его сердце «нежной скрипкой»; вот про­плывают мимо люди, здания, города; коварство, слава, золо­то, лесть и безысходная, величавая, бесконечная человече­ская глупость. «Что ж, конец?» — спрашивает умирающий:

Нет… еще леса, поляны,

И проселки, и шоссе,

Наша русская дорога,

Наши русские туманы,

Наши шелесты в овсе…

А когда пройдет все мимо,

Чем тревожила земля,

Та, кого любил ты много,

Поведет рукой любимой

В Елисейские поля.

Это уже не голос — а бесплотное дуновение; слова просве­чивают неземным светом, взлетают хихим взмахом крыльев. Вечная Подруга и Родина — «те, кого любил он много» — две женственные тени склоняются над его ложем. Русские про­селки и русские дороги ведут освобожденную душу.

Одновременно с «Двенадцатью», в том же приливе вдох­новения, были созданы и «Скифы». Таким совершенным, блистательным образцом «поэтического красноречия» явля­ется поэма «Скифы». Поэт возвращается к первым литера­турным впечатлениям юности, к высокой риторике начала XIX века, к традиции торжественных од Ломоносова и Дер­жавина. Ближайшие его вдохновители — Пушкин и Лермон­тов. Пафос пушкинского обращения «К клеветникам Рос­сии»: «О чем шумите вы, народные витии? Зачем анафемой грозите вы России?» — и огненные слова лермонтовского об­личения («На смерть Пушкина»): «А вы, надменные потом­ки Известной подлостью прославленных отцов…» — ожива­ют в медном звоне блоковских строф:

7 стр., 3212 слов

Образ Русской земли в Слове о полку Игореве (образ Руси) 9 класс

... понять все масштабы всей трагичности положения древней Руси. 9 класс Сочинение на тему Образ Русской земли в Слове о полку Игореве Величайший памятник древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» рассказывает о знаменательном событии в летописании государства Российского – военном походе двенадцатого века ...

Для вас — века, для нас — единый час.

Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас

Монголов и Европы!..

Эпиграфом к своей поэме Блок берет два стиха Владимира Соловьева:

Панмонголизм. Хоть имя дико,

Но мне ласкает слух оно…

Поэт собирает рассеянные в стихах «Родина» монголь­ские, татарские, азиатские черты России. Уже давно трево­жил его этот призрак с «раскосыми и жадными очами». Он писал: «Наш путь стрелой татарской древней воли пронзил нам грудь». Он видел: «Дико глядится лицо онемелое, очи татарские мечут огни».

И теперь в ответ новым «клеветникам России», Европе, возмущенной «русским вероломством» — Брест-Литовским миром, — он бросает в лицо «монгольскую угрозу»:

Мы широко по дебрям и лесам

Перед Европою пригожей

Расступимся!

Мы обернемся к вам

Своею азиатской рожей.

Россия перестанет защищать своей грудью западный мир: пусть Европа сама померяется силами «с монгольской дикою ордою», пусть и она понесет бремя «татарского ига»:

Не сдвинемся, когда свирепый гунн

В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,

И мясо белых братьев жарить!..

Вы с презрением и ненавистью называете нас азиатами, вы обвиняете нас в предательстве. Вы правы:

Да, скифы — мы. Да, азиаты — мы,

С раскосыми и жадными очами!

На ненависть мы ответим ненавистью. На презрение — местью. Но за «азиатской рожей» скрыто другое лицо Рос­сии, которое надменная, «пригожая» Европа упрямо не же­лает видеть, лицо неутолимой, ненасытной любви.

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя,

И с ненавистью, и с любовью.

В политическую обличительную риторику внезапно ли­рическим вихрем врываются пять вдохновенных строф о любви:

Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!

Россия любит все: и «жар холодных числ», и «божествен­ные видения», и «острый галльский смысл», и «сумрачный германский гений». Россия помнит все — и ад парижских улиц, и прохладу Венеции, и аромат лимонных рощ, и дым- ные громады Кельна… И эта Россия — обращенная к Европе скорбным и страстным лицом — не угрожает, не проклина­ет — она зовет к «братству народов»:

Придите к вам! От ужасов войны

Придите в мирные объятья!

Пока не поздно — старый меч в ножны,

Товарищи! Мы станем — братья!

Патетический призыв с новой, потрясающей силой разда­ется в финале:

В последний раз — опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

3 стр., 1074 слов

Путешествие по России / Свободная тема

... хочется, чтобы все люди поверили в это. Вот и кончилось наше путешествие по родному краю вместе с великими писателями России... Разве можно не любить мою Родину и не восхищаться ... образ народа... Некрасов всю свою жизнь посвятил народу. Вся его поэзия пронизана ненавистью к «ликующим, праздно болтающим», к безде- льникам-угнетателям и великим уважением к ...

Сзывает варварская лира!

Но зова «варварской лиры» Запад не услышал.

Блок не мог уехать из России даже тогда, когда тяжело заболел. Вот строки из воспоминаний писателя Евгения За­мятина: «Неожиданно было, когда узнали: это серьезно, и спасти его можно только одним — тотчас увезти в санаторий за границу. Никто из нас не видел его за эти три месяца его болезни: ему мешали люди, мешали даже привычные вещи, он ни с кем не хотел говорить — хотел быть один. И никак не мог оторваться от ненавистной-любимой России; не хотел со­гласиться на отъезд в финляндский санаторий, пока не по­нял: остаться здесь для него — умереть». Он умер в России со своей любимой поэтической темой на устах.[/sms]