Впечатляет искренность стихотворения, как будто автор действительно нашёл старые письма, всколыхнувшие те воспоминания, которые своей силой причиняют боль. Хотя на момент написания произведения (1859 год) Афанасию Фету едва исполнилось сорок лет, строчки пронизаны столь мощным сожалением и ностальгией, что заставляют сжиматься сердце читателя.
Композиция стихотворения построена как диалог: лирический герой обращается к найдённым письмам и к тому образу, который скрывается за ними. «Черты заветные», «свидетели немые» — так называет автор то ли строки письма, то ли свои воспоминания о той, которая их написала. Во всём стихотворении ни разу не указывается, кто же скрывается за «старыми письмами». Однако слова «доверчивость, надежда и любовь», эпитеты «задушевные», «светлые, святые, молодые» не оставляют сомнений в том, что послания эти — любовные.
Стихотворение обладает чётко выраженной структурой. Первая строфа — предыстория, завязка действия. «Давно забытые, под лёгким слоем пыли» — эти обстоятельства указывают на то, что все чувства, когда-то владевшие лирическим героем, отгорели и угасли. Но память о них осталась где-то в сокровенном уголке сердца, поэтому «забытые черты» сразу называются «заветными». Словно отдёрнутый занавес, письма сразу раскрывают все воспоминания и переживания, связанные с той, что их писала. «Мгновенно воскресить» можно лишь то, что подспудно жило в тайниках души.
Вторая и третья строфа — развитие действия. Лирический герой признаёт, что его роль в этой переписке и её финал вызывают у него стыд, раскаяние, сожаление. «Я вами осуждён», «горя огнём стыда», «тот ужасный час, когда прощались мы» — всё это заставляет предположить некую трагическую развязку, обстоятельства, помешавшие ответить взаимностью.
Но в четвёртой строфе — кульминации произведения — звучит открытое раскаяние в своём поступке. «Доверился предательскому звуку,- Как будто вне любви есть в мире что-нибудь!- Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку, Я осудил себя на вечную разлуку…» — эти слова передают порыв души, жаждущей всё исправить своим сожалением и признанием вины. Даже то, что четвёртая строфа удлинена на одну строчку, ещё явственней показывает, что лирический герой торопится всё высказать, раскаяться в своей слепоте и жестокости. Пока не возвратится мыслями в настоящее…
Заключительная пятая строфа несёт в себе горькое разочарование, печаль, неверие в счастье. Письма, всколыхнувшие столь сильные чувства, остаются всего лишь письмами — устаревшими, неживыми. Всё, что было связано с ними, невозвратимо ушло. «Души не воскресит и голос всепрощенья, не смоет строк и жгучая слеза», — с горечью говорит лирический герой. В последней строфе словно перечёркивается вся болезненная радость, вызванная находкой, и волнение уступает место равнодушию.
Лирические отступления в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя и их роль в поэме
... только одни. И надевать их можно только при входе в дом. Образ Руси в лирических отступлениях писателя Картина, описанная писателем, поистине горестная. Но Гоголь старается ... Образы помещиков в отступлениях автора В отступлениях автор раскрывает характеры помещиков. Как известно, главы в «Мёртвых душах» расположены в соответствии со степенью деградации людских качеств, а в отступлениях литератор ...
Стихотворение написано шестистопным ямбом с одной безударной стопой в каждой строке, с перекрёстной рифмой. Размер, как нельзя более подходящий к искреннему живому разговору: длинная строка позволяет отобразить самые тонкие оттенки чувства, а скорый ритм избавляет от возможной излишней сентиментальности.
Пронзительная лирика «Старых писем», покоряющая правдивостью переживаний, по праву делает это произведение Афанасия Фета одним из ключевых в его творчестве.
Стихотворение «Старые письма»
Давно забытые, под легким слоем пыли,
Черты заветные, вы вновь передо мной
И в час душевных мук мгновенно воскресили
Всё, что давно-давно, утрачено душой.
Горя огнем стыда, опять встречают взоры
Одну доверчивость, надежду и любовь,
И задушевных слов поблекшие узоры
От сердца моего к ланитам гонят кровь.
Я вами осужден, свидетели немые
Весны души моей и сумрачной зимы.
Вы те же светлые, святые, молодые,
Как в тот ужасный час, когда прощались мы.
А я доверился предательскому звуку,-
Как будто вне любви есть в мире что-нибудь!-
Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,
Я осудил себя на вечную разлуку
И с холодом в груди пустился в дальний путь.
Зачем же с прежнею улыбкой умиленья
Шептать мне о любви, глядеть в мои глаза?
Души не воскресит и голос всепрощенья,
Не смоет этих строк и жгучая слеза.
1859 (?)
