«Фольклорные традиции в произведениях П.П. Бажова»

метки: Сказка, Рабочий, Писатель, Фольклор, Ощущать, Знать, Уральский, Предание

Введение, Хозяина, старика, горного духа

Богатство поэтического языка, совершенство художественной формы уральских сказов увлекли писателя П.П. Бажова. В своих произведениях Бажов использует, развивает и дополняет фольклорные традиционные мотивы. Творчество П.П. Бажова прочно связано с жизнью горнозаводского Урала. Будущий писатель жил и формировался в среде уральских горнорабочих. Старые рабочие, «бывальцы», являлись хранителями народных горняцких легенд и поверий. Горщики, рудобои, камнерезы — все, кто неразрывно связан был своим трудом с природой Урала, искали объяснения земляным богатствам и создавали легенды, в которых нашла выражение любовь русских людей к родной земле.

Сказы и легенды бережно передавались в рабочих семьях из поколения в поколение. Условия Урала, Сибири и других мест, где рабочие жили в окружении суровой и дикой природы, привели к возрождению языческих верований. Мечты «первых добытчиков» облекались в кладоискательские сказы, в которых говорилось о несметных сокровищах уральской земли, не только уже открытых, но и главным образом о тех, какие еще не найдены и хранятся в недрах гор, охраняемые «тайной силой»: девкой Азовкой, Малахитницей, гигантским змеем Полозом и его дочерьми Змеевками. Говорилось и о «первых добытчиках», которым таинственные хозяева гор приоткрывали путь к руде, к золоту, а также о прославленных мастерах, что «секрет» знают…

Еще ребенком Павел Петрович Бажов любил слушать истории о «тайной силе», которые рассказывали старики. Позднее, в 1899 году, став народным учителем, в течение пятнадцати лет, каждый год во время школьных каникул, он пешком странствовал по родному краю, изучая труд камнерезов, литейщиков, оружейников и многих других уральских мастеров, беседовал с ними о тайнах их мастерства и вел обширные записи, записывая все, что ему рассказывали: были и небылицы, подлинные истории и народные предания, песни, сложенные столетия назад.

О фольклоризме бажовских сказов написано доста­точно много. Еще в конце 30 — начале 40-х годов, когда потребовались доказательства литературной ориги­нальности сказов, критики, журналисты обращались в первую очередь к Бажову с просьбами объяснить, рас­толковать, «раскрыть секрет» того или иного фольк­лорного сюжета, мотива, образа, охарактеризовать ге­нетические истоки какого-нибудь сказа и т. п. Бажов постоянно отвечал, что он ничего не сочиняет, а просто в меру своих сил, способностей передает то, что когда- то слышал в рабочей среде. Его суждения, воспоминания записывались собе­седниками и в дальнейшем служили К. Рождествен­ской, Л. Скорипо, М. Батину и другим фактической основой для работ о творчестве писателя.

Мини реферат бажов творческий путь 5 класс

... в своем родном городе. Творчество П. П. Бажов стал известен благодаря своим уральским сказам. Под сказами помают старинные устные предания горнорабочих Урала. Сказы создавались в достаточно непростых условиях. В то ... что перед ним Хозяйка Медной горы. Хозяйка просит передать приказчику, что бы рабочие уходили из Красногорского рудника. Вернувшись Степан передал просьбу Хозяйки Медной горы. За ...

1. П. П. БАЖОВ КАК СОБИРАТЕЛЬ РАБОЧЕГО ФОЛЬКЛОРА

В беседах, письмах, газетных статьях и выступле­ниях на конференциях Бажов постоянно касался исто­рии рабочего фольклора, методики собирания и публи­кации народной поэзии. Он много лет занимался соби­ранием рабочего фольклора, поэтому его наблюдения до сих пор не потеряли своей ценности . Бажов заметил, что старый рабочий фольклор осо­бенно интересен в среде пожилых людей, поэтому к ним он всегда обращался за любой фольклорно-этнографи­ческой информацией и уважительно называл их «ин­ститутом заводских стариков». Одновременно Бажов отмечал, что хотя старики многое знают и оценивают по-своему, часто эта «оцен­ка противоречива». Рассказы заводских стариков «нужно воспринимать критически», но в целом все- таки относиться к таким людям «с большим уважени­ем».

Писатель разыскивал таких стариков через читателей, знакомых. Выступая перед читателями, он просил «указать тех стариков», которые любят рас­сказывать про старину, а приезжая в какой-нибудь по­селок, обязательно устраивал беседу. Бажов ощущал, что в первую очередь старые рабо­чие хранят то, что «свойственно только русскому на­роду» и «выражается в изображении трудовых про­цессов, в отношении к труду». Писатель умел видеть в фольклоре рабочих сущностное и особенное. И хотя до Бажова о рабочем фольклоре писали многие литераторы и исследователи, но потребовался именно бажовский взгляд, который помог выявить, например, поэтику рабочих профессий и ее отражение в народ­ном творчестве.

Устные рассказы и предания заводских стариков интересовали Бажова и как обычный источник факти­ческой информации. В них он черпал сведения о ре­шающей роли народных масс в развитии горнозавод­ской промышленности на Урале. Бажов был убежден в истинности рабочих преданий, повествовавших о том, что до организации государственных заводов на Ура­ле уже существовали «мужицкие заводы», представ­лявшие собой кузницы, переросшие в «заводы с при­менением водяной энергии и наемных рабочих».

Ради объективности стоит сказать, что Бажов не всегда последователен в своих фольклористических суждениях. Сравнивая его высказывания, можно, к примеру, заметить, что он, отвергая варианты народ­ных песен и сказок, благосклонно относился к вариан­там преданий старых производственников и фактиче­ски признавал вариант единственно возможной формой существования устной исторической информации.

Бажов не уставал говорить о своей вере в истори­ческую и эстетическую ценность рабочего фольклора, и эта вера заставляла уже немолодого писателя в трудное военное время совершать поездки по горноза­водским районам Урала, разыскивать старых рабочих, помнивших предания. Особо подчеркнем, что писатель разговаривал с заводскими стариками не о жизни во­обще, а о жизни, трудовой деятельности каждого, как он сам выражался, у него «основная ставка» была на «биографию рассказчика».

Повествуя о своей жизни, старый рабочий не толь­ко информировал писателя о работе на производстве, но и вносил много личных наблюдений, таких деталей, которые сразу оживляли рассказ, делали его истори­чески достоверным, неповторимым, особенным. Внима­ние Бажова к семейным преданиям, рассказам-воспо­минаниям показательно.

«Малахитовая шкатулка Павла Петровича Бажова»

... в жизни Бажова, сказы все-таки писались. И печатались. Сказы «Малахитовой шкатулки» были представлены читателю как восстановление по памяти воспринятого когда-то от дедушки Слышко – В.А. Хмелинина. Бажов сам ... не может найти. Меня это просто задело: как так-рабочего фольклора нет? Я сам сколько угодно этого рабочего фольклора слыхал, слыхал целые сказы. И я в виде образца ...

Старики на семейных преданиях воспитывали мо­лодежь, передавали ей свой трудовой, житейский, со­циально-общественный опыт, прививали подрастающе­му поколению уважительное отношение к дедам и пра­щурам, обыкновенным труженикам. В твоей «породе» нет бездельников, перекати-поле — такую мысль по­стоянно внушали молодым старики, хранители семей­ных и трудовых традиций. В бесхитростных на первый взгляд рассказах о том, как «родители наши» добыва­ли руду, жгли уголь, обрабатывали землю, работали на заводе, заключена простая и мудрая мысль: тру­дом жив и трудом славен человек.

Бажов был всегда внимателен к именам, уличным прозвищам, фамилиям своих собеседников; воссозда­вая в сказах жизнь рабочих, он переносил из быта заводчан традицию прозвищ. Почти в каждом сказе дей­ствуют герои с одним, а то и с двумя уличными про­звищами. Они определяли человека по одному како­му-то признаку и были не обидны, хотя порой насмеш­ливы. Зато морально нечистоплотные люди, хозяйские холуи, получали резко снижающие, сатирические про­звища.

В очерке «У старого рудника» Бажов фиксирует коллективные прозвища рабочих Сысертского горного округа: жженопятики (фабричные рабочие), кроты и пескомои (горнорабочие и старатели), лесовики (угле­жоги), несчастный подряд (возчики).

Некоторые из них встречаются в сказах. К примеру, в «Марковом камне» горщики именуют заводских рабочих жженопя- тиками; в сказе «Демидовские кафтаны» доведенные до отчаяния бедняки иногда выходили на большую дорогу какого ^: нибудь заводского барина за горло взять: «про­стой народ и даже торгашей не задевали, а барам да большому заводскому начальству сильно оберегаться приходилось» — за это иткульцев прозвали «барскими подорожниками»; в сказе «Широкое плечо» действуют хозяева хлебных лавок, содержатели постоялых дворов и их служащие — «лабазники», а с другой стороны, сле­саря и токари — «чернотропы».

Работа Бажова шла по трем линиям: во-первых, это было детальное изучение истории и заводского быта Урала, во-вторых, собирание ураль­ского фольклора в котором, по словам самого Бажова, содержится очень много ценных практических указа­ний на различные методы труда, на богатства, находя­щиеся в земных недрах, то есть изучение особенностей горнозаводского быта, отраженного в народном твор­честве, и, наконец, в-третьих, накопление богатейшего лексического фонда: слов и присловий, побасок и пого­ворок и т. д.».

Бажов всегда проводил одну идею, мно­гократно проверенную на собственной собирательской практике: рабочий фольклор — это художественно изло­женная народом история. Она дошла до нас в форме устных рассказов-воспоминаний старых производствен­ников, в форме рабочих преданий. Он собирал пре­дания в 30—40-е годы, когда в фольклористике они не пользовались особым вниманием, тем ценнее его на­блюдения и убежденность в том, что сбор произведений и сказочной прозы — важное дело.

1. ФОЛЬКЛОРНЫЙ ХАРАКТЕР ЦИКЛИЗАЦИИ СКАЗОВ П. П. БАЖОВА

   20 стр., 9609 слов

   Хозяйка медной горы (образ и характеристика персонажа рассказа бажова)

   ... Бажов литературно обработал уральский рабочий фольклор и написал ряд сказов, которые опубликовал в сборнике «Малахитовая шкатулка». Среди прочих персонажей там присутствует и Хозяйка Медной горы. Портрет Павла Бажова ... продав ни один экземпляр, в память о любимой Хозяйке Медной горы. Сочинение Степан – главный герой рассказа Медной горы Хозяйка Сделав одним из главных героев произведения крепостного ...

Черновики сказов сохраняют следы писательского труда: Бажов создавал варианты отдельных сцен, по­дыскивал имена героям, тщательно продумывал диа­логи, менял сцепления эпизодов — в целом это отдель­ная исследовательская тема, которой мы сейчас не мо­жем касаться, однако скажем, что в рукописях писа­тель постоянно помечал циклический характер своих сказов различными подзаголовками. В сохранившихся черновиках каждый второй сказ (даже больше: 29 ска­зов из 52) имеет один-два, иногда три варианта подза­головка.

циклического

регио­нальный

жан­ровый

временным

тематическим

род дея­тельности

Каждый подзаголовок, сообщая жанровую форму или тему, или профессионально-социальную обозначенность рассказчика и т. п., уже помещает сказ в соот­ветствующий ряд, приводит в соотношение с подобны­ми произведениями, делает частью какой-то общности: тематической, жанровой, репертуарной (если иметь в виду репертуар одного рассказчика) и т. п.

У Бажова было органичным, во многом идущим от фольклора стремление к циклизации, к «серийности». Многие его замыслы получали или должны были по­лучить художественное воплощение в виде цикла. Сам писатель ощущал невозможность реализации той или иной заинтересовавшей его темы в форме отдельного сказа. Один сказ тянул за собой другие и если они не появлялись, то по чисто субъективным причинам.

Сказы «Каменный цветок», «Горный мастер», «Хрупкая веточка», «Теплая грань», «Хозяйкино зару­кавье» дают историю семьи Данилы и Катерины. По такому же принципу соотнесены сказы «Про великого Полоза» и «Змеиный след», а также «Медной горы Хозяйка» и «Малахитовая шкатулка».

Как у любого исполнителя фольклорных произведе­ний, у бажовского рассказчика в 30-е и начале 40-х го­дов хронология выстраивается не по датам, а по лицам, и, в частности, для этого используется фигура приказ­чика. Правда, рассказчик может применять—и это опять-таки характерно для фольклора — неопределен­ное временное прикрепление типа «в старые времена», «с давних годов», может обозначать время повествова­ния через церковный праздник («в пасху» или: «Жаб­рей объявился по троицкой воде»), может быть также привлечено имя заводовладельца или упомянуто какое- то событие, имевшее общественный резонанс, как на­пример, в сказе «Веселухин ложок», где действие сна­чала протекает при основателях завода братьях Мосо­ловых, затем при заводовладельце Лугинине и, нако­нец,— «когда завод на казну перешел». Но в сказах, касающихся событий Сысертского округа, именно при­казчик, кроме своей сюжетной роли антагониста, вы­полняет функцию временной вехи, временного знака.

Как в народных преданиях, легендах, бывальщинах, так и в сказах, созданных на основе фольклорных про­изведений несказочной прозы, заложена мощная тяга к циклизации, и эта жанровая сила стяжения в тематиче­ские и прочие единства иногда проявляется даже в ска­зах, записанных от разных рассказчиков. Так, в сказах «Травяная западенка» и «Железковы покрышки», напи­санных в разное время — в 1939 и 1942 году, общий пер­сонаж Евлаха Железко. В первом сказе говорится, что он из той же семьи, что и Устя-Соловьишна: «не то внучком, не то правнучком приходится»; он знал тайну травяной западенки и ее пытались выведать у него. Во втором сказе Железко — центральный персонаж, и в це­лом связь между сказами очевидна. Но рассказчики разные.

Природа в творчестве бажова

... обширного горного округа и отразилось в творчестве. Благодаря случаю и своим способностям он получил возможность учиться. Бажов учился в мужской земской трехлетней школе, в которой был талантливый учитель ... современности. Создание сказов стало главным делом жизни Бажова. Кроме того, он редактировал книги и альманахи, в том числе по уральскому краеведению. Скончался Павел Петрович Бажов 3 декабря ...

Персонажная связь сказов не под­крепляется связью на уровне рассказчиков. Таким образом, у Бажова встречаются самые раз­ные виды межсказовых, циклических связей. Сказы мо­гут быть связаны по логике семейно-родового предания, могут быть объединены одной темой, иметь общих глав­ных (реальных, а также фантастических) или второсте­пенных персонажей, могут быть связаны по времени, месту действия или входить в репертуар одного рас­сказчика. Можно сказать точнее: сказы могут быть свя­заны на жанрово-тематическом, сюжетно-событийном, персонажном, репертуарном уровнях.

Бажов очень ответственно относился к составлению сборников. В 30-с годы писатель некоторое время счи­тал свои сказы фольклорными, «восстановленными по памяти», поэтому он следовал «принятым в фольклори­стике приемам публикации произведений народнопоэ­тического творчества». И при подготовке первого из­дания «Малахитовой шкатулки» перед Бажовым «все еще продолжал стоять образец в виде сборников фоль­клорных публикаций». Не случайно «Малахитовая шкатулка» 1939 года напоминает по структуре, оформ­лению фольклорный сборник, где материал расположен по исполнителям.

Каждый сказ Бажова — как бы фрагмент историче­ской действительности, глубокой, теряющейся в «ста­рых временах» или бывшей всего пять-десять лет назад. «Сказ послушен ходу времен, — справедливо пишет С. Антонов. История, как и жизнь, не имеет конца, и сказ, как правило, конца не имеет, что также резко от­личает его от сказки… В конце, в сущности, должна бы стоять ремарка «продолжение следует».

Тяга к цикличности, будучи родовым качеством фольклорной несказочной прозы, оказалась естественно привнесенной в сказовое творчество и стала сущност­ной для всех жанровых разновидностей сказов Бажова. Писатель ощущал ее природу и нисколько не стремился преодолеть. Напротив, он творчески использовал это жанровое свойство, о чем говорят не только публика­ции, но и черновики, где многие сказы снабжены подза­головками, указывающими на жанровую, временную, тематическую, региональную определенность сказа или обозначающими профессионально-социальную принад­лежность рассказчика.

Бажов «перевоплощается» то в деда Слышко, острослова, обладающего обширными знаниями устной истории Сысертского горного округа, то в участника гражданской войны, то в старого рабо­чего советского времени, поучающего молодежь… Лич­ность рассказчика оказывается одним из механизмов внутренней цикличности.

Бажов, для которого рабочий фольклор был личным художественным достоянием, ощущал, что каждый сказ в составе цикла приобретает дополнительную емкость, широту, — происходит увеличение смысла каждого ска­за. Писатель ощущал также, что фольклорная по при­роде циклизация является способом типизации, обоб­щения.

Работа над первым сборником привела Бажова к интересному результату. «Малахитовая шкатулка» 1939 года, с одной стороны, составлена как бы но образ­цу фольклорного сборника, представляющего произве­дения (репертуар) одного исполнителя, одного носите­ля фольклора, а с другой стороны, сказы соотнесены в хронологической последовательности в отношении вре­мени произведений, учтена «древность» фантастических существ, а также соседство семейных циклов. Каждый сказ, по сути дела, обладает композиционной закреп­ленностью. Изменение последовательности сказов при­вело бы к смысловым смещениям, как вычленение от­дельных сказов из сборника влечет за собой их пере­акцентировку.

«Великие тайны Бажова» статья по литературе (9 класс)

... народных поэтов-сказочников. В сказах Бажова мы встречаем образы мастеров-камнерезов, опытных рудокопов, ... заводах старого Сысертского горного округа. Рос, духовно формировался Бажов в рабочей ... фольклора и местных диалектов. Цель моего реферата – рассказать о творчестве уральского сказителя П.П.Бажова, доказать, что его произведения – это гимн человеку – мастеру и созидателю, проследить, как в сказах ...

Иными словами, композиционная струк­тура «Малахитовой шкатулки» — это структура цикла. Перед нами сборник-цикл. Он был основным, постоян­ным в творчестве Бажова, менялась лишь степень со­пряженности сказов. Так, в начале 40-х годов Бажов при составлении сборника-цикла ослабляет межсказовые связи, сохраняя почти без изменения во всех даль­нейших изданиях «Малахитовой шкатулки» кольцевую композицию сборника: вступительный очерк «У старого рудника» и в конце — сказ «Тяжелая витушка» с «Объ­яснением отдельных слов, понятий…». Но последова­тельность сказов, их группировка могут варьировать­ся— по темам, в другом — по времени написания, в тре­тьем— для усиления актуальности сборника в число первых выдвигались сказы с отчетливым идейным зву­чанием, например сказы о Ленине. Композиционная

структура сборника-цикла очень удачно соответствова­ла названию «Малахитовая шкатулка». Название при­обрело объединяющий оттенок. Этот сборник — как шка­тулка, в которой вещи могут по-разному складываться, по оставаться вместе.

Второй тип банковского сборника представляют те, что названы по первому сказу. Эту серию сборников открывает «Ключ-камень» (1942), затем идут «Ермако­вы лебеди», «Иванко-Крылатко», «Богатырева рукави­ца»… В подобных сборниках нет кольцевой композиции, все держится на жанровой близости, иногда — отда­ленной тематической перекличке. Они, как правило, имеют подзаголовки, содержащие жанрово-региональные мотивы и призванные указать па общность сказов, собранных под одной обложкой. В ряде случаев подоб­ные подзаголовки выступали как названия: Уральские сказки, Челябинск, 1943; Уральские сказы, М.-Л., 1945 и др.

Третий тип — бажовский сборник сказов одной темы, одной проблемы с концептуальным названием. Эта форма позволила Бажову оперативно откликнуться на требования военного времени; он ее использовал трижды, выпустив сборники «Живинка в деле», «Рус­ские мастера», «Сказы о немцах», причем в последнем случае снабдил сборник вступительной статьей, связы­вающей сказы с русской литературной и уральской фольклорной традициями.

1. АНАЛИЗ ЦИКЛА СКАЗОВ В ПЛАНЕ ФОЛЬКЛОРИЗМА

Рассмотрение цикла сказов о Хозяй­ке дает основание характеризовать ее как владелицу земных богатств, хранительницу тайн прекрасного и секретов высокого мастерства. В то же время ее владе­ния лишены жизни, в них многое напоминает мертвое царство. Малахитница может быть игриво-веселой, она ищет жениха, но счастье для нее невозможно, как не­возможна безбедная жизнь для человека, вступившего в контакт с ней. Она может быть неотразимо красивой девушкой, но и обычной старухой или уродливым су­ществом, «поганью» с телом ящерицы и головой чело­века; она — оборотень с ухватками деревенской кол­дуньи: уместно вспомнить, как она оглаживала Татьяну, производила типично знахарские пассы.

Малахитница занимается только рудокопами да камнерезами и не касается чужих владении, ей, напри­мер, нет дела до углежогов, медеплавильщиков. Очень соблазнительно назвать Хозяйку помощницей рабочих. Между тем по сказам видно, что она помогает лишь тем рабочим, кто ей нужен, — холостым парням, но и в этом случае последствия ее помощи печальны.

Образ и характеристика хозяйки медной горы в сказе “медной горы ...

... Павел Бажов литературно обработал уральский рабочий фольклор и написал ряд сказов, которые опубликовал в сборнике «Малахитовая шкатулка». Среди прочих персонажей там присутствует и Хозяйка Медной горы. Портрет Павла Бажова ... Куда же ушла веселость Хозяйки Медной горы да и Степана? Почему Степан огорчился, теперь он вольный человек? Где бывал во время охоты Степан? (Перечитывание или пересказ эпизода ...

Еще более соблазнительно сказать, что Хозяйка не только помога­ет труженикам, но и сурово наказывает барских при­служников. Она их действительно наказывает, но толь­ко тогда, когда они не выполняют ее требований или бахвалятся, унижают ее. Так, Душной козел выполнил ее требование и остался жив-здоров, зато ослушники ею сурово наказываются. Она не вмешивается, когда надзиратели избивают рабочих в цехе, в конторе, где-нибудь еще — ей нет до этого дела. Но в своих владени­ях (шахтах) она сама властвует над рабочими и не терпит, когда надзиратели или приказчики открыто проявляют свою власть. Северьян бил людей прямо в шахте, Хозяйка его дважды предупредила, а на третий раз наказала.

Мера жестокости ее наказания зависит от меры человечности виноватого. Если живодер Се­верьян был превращен в пустую породу, то его слуги, «которые хуже всех были, те все мертвые, а кои хоть маленько стыд имели, те только изувечены». Пока Вань­ка Сочень был просто «нюхалкой-наушником», Хозяйка его не трогала, а когда он с помощью бабки Колесишки и священника (а все, связанное с церковью, ненавистно Малахитнице) решил взять богатство на Красногорке, она подвела его под плети. Иными словами, социальное зло наказуется только тогда, когда оно одновременно задевает и рабочих, и Хозяйку, а если оно касается лишь рабочих, Хозяйка остается безразличной, пассивной.

В целом можно сказать, что в Хозяйке сосуществу­ют, составляя ее сущность, доброе и злое, живое и мерт­вое, возвышенно-прекрасное и низменно-отвратительное, т. е. Малахитница — это типично амбивалентный об­раз. И наше толкование сути образа Малахитницы спо­собствует более глубокому раскрытию идейно-худо­жественного смысла бажовских сказов и пониманию Бажова как писателя, помогающего своими сказами восстановить процесс формирования самосознания рус­ских рабочих.

В рассмотренном цикле сталкиваются три силы: коллектив рабочих, хозяева (сюда же примыкают те, кто опустился до положения хозяйских лакеев) и стихий­ная сила, персонифицированная в образе Хозяйки. В ос­нове этих сил обнаруживается заданность, фольклорная по своей природе и связанная с социально-поэтическими воззрениями уральских рабочих XVIII—XIX веков.

Так, поведение Малахитницы ограничено рамками фольклорной поэтики. Фольклорная субстанция образа Хозяйки остается или незамутненной литературными привнесениями, или — чаще — деформируется ими в пределах, допускаемых народнопоэтической традицией. Можно сказать еще так: Малахитница существует в бажовских сказах по обычным или редуцированным за­конам фольклорного искусства.

Заданность ощутима и в характеристике хозяев. Из­вестно, что «парод или любит или ненавидит, средних чувств в его поэзии не бывает» (В. Я. Пропп).

Это лег­ко ощущается и в сказах Бажова, в которых хозяева, хотя и имеют характеристическую амплитуду, все-таки рисуются в одном плане: они, как типичные фольклор­ные антагонисты, обладают только отрицательными свойствами. Можно напомнить, что в других случаях (письмах, рецензиях, беседах) Бажов характеризовал уральских промышленников иначе, например, он отме­чал подвижничество, талантливость и ряд других дос­тойных свойств первых Демидовых, но в сказах ничего подобного нет ни о Турчаниновых, ни о Соломирских.

С этой же позиции изображаются рабочие. Поскольку они находятся во власти хозяев и «тайной силы», то в столкновениях с хозяевами их действиями управляют преимущественно нормы народной этики, а в контактах с Малахитницей на эти нормы накладываются еще и регламентации фольклорной поэтики.

При создании сказов Бажов использовал фольклор­ные поэтические закономерности, бережно редуцируя их. Для этого он применял различные литературные приемы: вводил многочисленные и многообразные мо­тивировки, описывал события в предположительной форме или через совпадения фольклорных символов, или в виде слухов, толков, наговоров, пьяной болтовни,

1. П. П. БАЖОВ—НОСИТЕЛЬ РАБОЧЕГО ФОЛЬКЛОРА

Литераторы, с которыми Бажов проработал не один год, пишут, что он постоянно подчеркивал свою полную зависимость от фольклора, долгое время называл себя сказочником, фольклористом, но не писателем.

Думается, не из-за обычной скромности Бажов дол­гое время называл себя сказочником, фольклористом, собирателем фольклора. Он сам для себя, очевидно, пытался объяснить и успех сказов, и глубинные творче­ские закономерности, и непохожесть своей писательской индивидуальности. Он брал какую-то «сюжетную за­вязь», тщательно обдумывал сюжет, композицию п т. д., а когда сказ бывал готов, оказывалось, что он как бы фольклорный, и по структуре, расстановке персонажей, стилю — он напоминал читателям и самому писателю те устные повествования, которые приходилось слышать в детстве, отрочестве у караулки на Думной горе. Как никто другой, Бажов знал, что он сочиняет, создает свои произведения, а не «восстанавливает по памяти» когда- то слышанное, он работает по-писательски, а из-под его пера выходят сказы, весьма похожие на фольклорные. Как это объяснить?

Сам писатель затруднялся сделать это. Рецензенты и критики объясняли неудовлетворительно. Лишь однажды в рецензии мелькнула очень точная мысль, вы­сказанная А. Ладейщиковым: «Немногим дано это счастье—понимать и чувствовать законы вкуса и худо­жественной меры, лежащие в основе произведений на­родного творчества, — Бажову это дано. Его поэтика, стиль—на уровне народной поэтики, и это — высшая похвала, которая может быть дана литературному ма­стерству»

Сила и оригинальность Бажова не в том, что он опирался на рабочий фольклор, а в том, что он его знал. Он уникален своими познаниями в области рабо­чего фольклора — в советской литературе нет писателя, работавшего или работающего в жанре сказа, который мог бы встать рядом с ним, хотя бажовских последова­телей много: М. Кочнев, Б. Шергип, II. Ермаков, С. Вла­сова, С. Черепанов, недавно появившийся

Ю. Еребеньков…

Бажов видел и писал о том, что было скрыто от других, а такую способность опять-таки обеспечивало «исконное» знание рабочего фольклора. Он был настоя­щий самородок, хотя нужно заметить, что про многих литераторов так говорят. В массе работ пишут: народ­ный самородок, народный поэт, глубокий знаток фольк­лора и т. п., чтобы выразить близость какого-нибудь литератора к народному творчеству. Но достигается ли этим конкретность, выделяется ли субстанциональное качество художественного потенциала данного писате­ля? Нет, конечно. И, очевидно, есть необходимость вве­сти или, точнее сказать, придать терминологический смысл выражению «носитель фольклора», чтобы этот термин выражал атрибутивное свойство творческой лич­ности.

Ведь нет литераторов, совершенно лишенных связи с национальным народным искусством, которое прямо или опосредованно не влияло бы на их творчество,— они составляют одну группу, очень многочисленную. А вторую группу, легко обозримую в каждой националь­ной литературе, образуют носители фольклора.

Подлинный носитель фольклора — это человек, ко­торый усвоил из устной традиции не только широкий круг сюжетов, жанровую специфику, основные идеи, проблемы родного фольклора, «технику» создания фольклорных произведений, но и весь комплекс традицион­ных национальных воззрений, сущность социального мироощущения, строй образного народного мышления, закономерности которого пронизывают его (носителя) видение мира. В отличие от других литераторов, писа­тель— носитель фольклора — не просто держит в памя­ти усвоенную народнопоэтическую информацию и пере­дает ее с большей или меньшей степенью самостоятель­ности, но всегда художественно воссоздает ее; духовная деятельность носителя фольклора — и мыслительная, и интуитивная, и эмоциональная — способна протекать в фольклорных жанровых формах.

Бажов был подлинным носителем рабочего фолькло­ра. Он усвоил с детства сюжетный состав фольклора, бытовавшего в рабочей среде, весь сложный и противо­речивый комплекс воззрений этой среды, нормативную фольклорную поэтику, закономерности которой стали одним из организующих начал образного мышления пи­сателя.

В сказах Бажова можно встретить исторические, семейно-родовые топонимические предания или их фраг­менты, всевозможные афористические речения, в том числе коллективные прозвища, представляющие, по мы­сли писателя, своеобразный социальный знак, а также народные гадания, различные приметы («Голубая змей­ка», «Тяжелая витушка», «Круговой фонарь»), мотивы свадебной обрядности, быличек («Старых гор подаренье», «Надпись на камне»), в пародической трансфор­мации народные заговоры («Травяная западенка», «Сочневы камешки»), весьма многочисленные послови­цы, поговорки, побаски, устные рассказы-воспоминания, легенды… Правда, в сказах нет частушек, редко встре­чаются песни («Не та цапля»), но Бажов эти жанры знал, о чем свидетельствует его публикация в известном сборнике В. П. Бирюкова «Дореволюционный фольклор па Урале» девяти песен, бытовавших в среде сысертских рабочих.

Бажов был кровно связан с Уралом, рабочим клас­сом, его искусством, его можно соотнести с охаракте­ризованным им самим институтом заводских стариков, включающим знатоков устной народной истории, вооб­ще хранителей народознания, блюстителей нравствен­ных правил, норм, предписаний, завещанных пред­ками.

Разумеется, Бажов был знаком с историей по фун­даментальным, редким, архивным печатно-рукописным источникам — это его отличает от заводских стариков, знатоков местной и «общерусской» истории, однако есть и то, что роднит, сближает их — это принципиальное доверие к народной истории, существующей в форме преданий. «Стариковский взгляд» на историю, но Бажо­ву, — как бы особый взгляд опытного, много видевшего и слышавшего человека, и такой взгляд не только мо­жет, но и должен корректировать письменно зафикси­рованные исторические факты.

Поэтому Бажов мог, вы­ступая даже перед профессиональными историками, сказать, что ему хочется привлечь внимание к вопросам, «которые, на взгляд городских стариков моего типа, ка­жутся неправильно, недостаточно или вовсе неосвещен­ными в работах по истории» . Самое ценное, что «взгляд городских стариков» бажовского типа оказы­вался удивительно острым, точным, особенно там, где речь шла о роли народных масс, рабочего класса, о приоритете русских мастеров, о развитии производства па горнозаводском Урале.

Разумеется, объем, структура исторических знаний Бажова ни в какое сравнение не идут с исторической информацией самого одаренного представителя инсти­тута заводских стариков, но все-таки позиция Бажова, его угол зрения на историческое прошлое, его ориенти­ры в мире социальных измерений часто совпадают с по­зицией заводских стариков, с народным взглядом и при­вносят подлинную народность в его сказы.

Как подлинный носитель фольклора, Бажов мог раз­вернуть в сказ «сюжетную завязь» ^. Именно из сю­жетной завязи» возникли такие сказы, как «Таюткино зеркальце», «Веселухин ложок», многие сказы о нем­цах, «Огневушка-Поскакушка», «Васина гора», «Ши­рокое плечо», «Не та цапля»…

Заключение

Бажов собирал рабочий фольклор как писатель и записывал далеко не все, что мог бы па его месте записать фольклорист, преследующий науч­ные цели. Бажов не делал паспортизации, поскольку она ему была не нужна, но о ее значении знал и пуб­лично о ней говорил.

Будучи «политработником», «журна­листом первого призыва», активно защищавшим идеа­лы Коммунистической партии, интересы рабочего клас­са, Бажов ощущал неразрывное единство прошлого и настоящего трудового народа и видел иногда недоста­точное, а иногда искаженное освещение истории горно­заводского Урала в письменных источниках, в исследо­ваниях XVIII — начала XX века. Он смотрел на прош­лое горнозаводского Урала глазами народного истори­ка. Это принципиальная позиция Бажова.

Собирательская деятельность Бажова показывает, что надо записывать из рабочего фолькло­ра. Он не возражал, чтобы фольклористы фиксировали все, что поется и рассказывается в рабочей среде, даже непристойные вещи, однако сам записывал главным образом предания, рассказы-воспоминания, слухи и тол­ки о прошлом, дошедшие в виде реплик, образных суж­дений (Бажов называл их «завязью сюжета»), а также афористические речения, индивидуальные, семейно-родо­вые и коллективные прозвища, которые часто несли в себе первичную обобщенность и образность. Своеобыч­ность уральского фольклора в полной мере выражена в повсеместно бытующих произведениях несказочной про­зы, где главная тема — это тема труда.

В отличие от профессиональных фольклористов своего времени Бажов направлял внимание на семью, потому что знал: в старой рабочей среде семья была хранительницей трудового, производственного опыта, социально-общественных знаний, морально-этических ценностей, бытовых навыков.

Своими сказами он открыл миру уральские легенды и характеры людей, уральский язык. В его сказах – жизнь и работа уральских мастеров: гранильщиков, камнерезов, старателей. Но и сам Павел Петрович, как большой мастер вложил много труда, знания, вдохновения. Поэтому до сих пор они радуют и увлекают. Каждый из вас может открыть, его книгу достать из неё сказ и полюбоваться Бажовским, уральским словом.

18