М. В. Буташевич-Петрашевский (1821 — 1866), вокруг которого группировался этот кружок, был сторонником утопического социализма Фурье и республиканского федеративного строя. Безбожие и социализм уживались у членов кружка с идеалистическим пониманием законов общественного развития. Вообще же взгляды членов кружка были довольно неопределенны. Массовой революционной работы они не вели, но они были против самодержавия, против господствовавшего тогда крепостного права. Собрания и дискуссии этого кружка вызывали интерес среди передовой петербургской интеллигенции. Жандармы также заинтересовались деятельностью петрашевцев, особенно в связи с чтением и распространением известного письма Белинского к Гоголю, направленного против крепостнического мракобесия и поповщины. 23 апреля (5 мая) 1849 года Достоевский вместе с Петрашевским и другими участниками кружка были арестованы.
После 8-месячного тюремного
«Инсценировка казни».
Петербургский мечтатель Федор Достоевский, автор знаменитых тогда «Бедных людей» и не понятых современниками «Двойника», «Хозяйки» и «Белых ночей», 22 декабря 1849 года был возведен на эшафот вместе с другими членами демократического кружка М.В. Буташевича-Петрашевского.
«Отставного поручика Достоевского,
Писатель Достоевский, пожалуй, стоит в ряду с другими русскими диссидентами — от Аввакума до Радищева…
«смертной казни расстрелянием»… «за недонесение о распространении».
«ходил по своему каземату и все пел, громко пел, так он был рад дарованной жизни»
Остановка в Тобольске.
На пути в Омск была краткая остановка в Тобольске, встреча там с женами декабристов в пересыльной тюрьме. В беседе с ними писатель получил сведения о некоторых людях, с которыми ему предстояло встретиться в Омске, в первую очередь — об острожном начальстве. Декабристки — Н.Д. Фонвизина, П.Е. Анненкова и ее дочь Ольга рассказали Достоевскому и следовавшему вместе с ним на каторгу в Омск поэту-петрашевцу С.Ф. Дурову о возможных неприятностях от плац-майора В.Кривцова — непосредственного начальника над омскими арестантами. Участливые и благородные женщины сумели внушить осужденным надежду, что они не будут брошены на произвол судьбы. Достоевский получил в подарок Евангелие.
Его он будет хранить всю жизнь и в последний раз откроет перед самой кончиной. Надежда на возможную поддержку позволила петрашевцам увидеть свое ближайшее будущее не таким беспросветным. Но стоило найти ответы на одни вопросы, как тут же появлялись новые, еще более неразрешимые и волнующие. Неизвестность страшила и будоражила воображение.
Сочинения об авторе достоевский
... живой» Эрнест Цветков Студия психономики Сочинение по литературе. Мой достоевский [Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/esse/dostoevskiy-velikiy-pisatel/ Достоевский федор михайлович Творчество каждого писателя, поэта во многом определяется ... на 12-томнике, который купил в «Букинисте» в пору студенчества. Тогда собрание всех романов, повестей и некоторых рассказов Фёдора Михайловича обошлось ...
Омск 1850-х годов.
Ф.М. Достоевский поступил в Омский каторжный острог 23 января 1850 года. Омск в это время — центральный город Западной Сибири. Здесь находились канцелярия Западно-Сибирского генерал-губернаторства, Главное управление Западной Сибири, штаб отдельного Сибирского корпуса и первый в Сибири кадетский корпус. Тогдашний Омск — город, населенный в основном чиновниками и военными. В их среде немало образованных и передовых людей. В Омске сходились пути ссыльных. Они не только проезжали через Омск при отправке на места поселения — некоторые из них отбывали тут наказание или оставались жить по освобождении. Все это не могло не влиять на обстановку в городе.
«тихая семейная жизнь, в чистоте первобытной, подчиненная строгим приличиям».
«патриархальных времен»
Патриархальность сказывалась и во внешнем виде крепостных сооружений, хотя, казалось бы, недалеко в прошлое ушло время, когда Омск был построен именно как крепость. Писатель П.К. Мартьянов приводит записи офицеров, служивших в Омске в середине прошлого века. В них, в частности, говорится, что здешняя «крепость как укрепление, место для защиты от врага никакого значения не имела, хотя и была снабжена достаточным числом помнивших царя Гороха чугунных, ржавых орудий с кучками сложенных в пирамиду ядер, в отверстиях между которыми ютились и обитали тарантулы, фаланги и скорпионы» . Театра в городе не было. Устраиваемые по временам баронессой Сирвельгельм спектакли для высшего общества давались на форштадте в казачьем манеже. Ни литературных вечеров, ни учебных собраний, ни лекций никто не затевал.
«Были одни танцевальные вечера да балы. На них собирались по обязанности, потому что замечались не те, кто приехал, а те, кого нет, и исследовались причины их отсутствия… Но балы были редки, а общество разъединено, поэтому каждый убивал свое свободное время в своем же тесном излюбленном кружке… Будничная же обыденная жизнь тянулась вяло, и в салонах самых элегантных женщин царила страшная скука». Несмотря на наличие образованных людей, на определенное воздействие политической ссылки, наиболее значительное влияние на формирование общественного мнения оказывала все же патриархальная среда, в которой все дела вершились «по-семейному».
Сам Омск писателю не понравился. У него, собственно говоря, и не было возможности составить всестороннее представление о городе, где он провел тяжкие годы своей жизни. Поэтому и оценки Омска, оставленные Достоевским, нельзя отнести к объективным. В одной из них столько усталости, боли, причиненной пребыванием здесь: «Омск гадкий городишко. Деревьев почти нет. Летом зной и ветер с песком, зимой буран. Природы я не видел. Городишко грязный, военный и развратный в высшей степени». Другая характеристика дана в нарочито игривом и ироническом тоне. Читатель сразу чувствует скрытый смысл, по своему значению противоположный сказанному. Введение к «Запискам из Мертвого дома» знакомит нас с городком К. Описанный так, как он описан, этот городок мог быть, конечно, любым другим городом середины XIX века. Но мы-то знаем, что Достоевский видел их не так много, а Омск стал для него особенно памятным: «Климат превосходный; есть много замечательно богатых и хлебосольных купцов, много чрезвычайно достаточных инородцев. Барышни цветут розами и нравственны до последней крайности. Дичь летает по улицам и сама натыкается на охотника. Шампанского выпивается неестественно много. Икра удивительная. Урожай бывает в иных местах сам-пятнадцать… Вообще земля благословенная. Надо только уметь ею пользоваться. В Сибири умеют ею пользоваться».
История города Омска
... генерал-губернаторства Канцевича, перенесшего свою резиденцию из Тобольска в Омск, город начал приобретать черты центра гражданского управления Западной Сибири. Сенатский Указ от 19 июля 1839 г. закрепил ... административного центра Западной Сибири и сюда были переведены из Тобольска главные учреждения военного и гражданского управлений. Со 2 половины 19 в. Омск стал главным городом Западно-Сибирского ...
Достоевский на каторге.
В каторге Достоевский стал столь же бесправным, как и остальные арестанты. На вновь прибывших в острог надевали арестантскую одежду – «лоскутные платья». Брили головы – «бродягам, срочным, гражданского и военного ведомства спереди полголовы от одного уха до другого, а всегдашним от затылка до лба полголовы с левой стороны». Такая незамысловатая «прическа» помогала острожному начальству при первом взгляде на человека определить, к какому «разряду» он принадлежит. Голова Достоевского была тоже обрита наполовину. На его спине, как и у всех, красовалась мишень: летом черный круг, зимой белый «туз». Надумай каторжник убежать из острога на глазах у конвоя — вскидывай, служивый, ружье и пали прямо в спину…
Как и все окружавшие его арестанты, он был закован в кандалы. Царским указом вводилось «непременное правило для отвращения арестантов от побегов: чтобы состоящие в разряде всегдашних арестанты, все без изъятия, были закованы; срочных же, как военного, так и гражданского ведомств арестантов, а равно и бродяг содержать без оков, но с тем, чтобы в случае побега одного арестанта из какого-либо отделения сих последних разрядов, всех арестантов, состоящих в том отделении, тотчас заковывать в кандалы, потому что они одни за других должны ответствовать».
Достоевский ходил в кандалах весь назначенный ему срок каторги. Его заковали сразу по прибытии в острог. «Первые три дня я не ходил на работу, так поступали со всяким новоприбывшим: давалось отдохнуть с дороги, — «Записки из Мертвого дома». — Но на другой же день мне пришлось выйти из острога, чтоб перековаться. Кандалы мои были не форменные, кольчатые, «мелкозвон», как называли их арестанты. Они носились наружу. Форменные же острожные кандалы, приспособленные к работе, состояли не из колец, а из четырех железных прутьев, почти в палец толщиною, соединенных между собою тремя кольцами. Их должно было надевать под панталоны. К серединному кольцу привязывался ремень, который в свою очередь прикреплялся к поясному ремню, надевавшемуся прямо на рубашку».
О «чистоте» в арестантской палате вспоминал Достоевский, говоря, что здесь «все полы прогнили. Пол грязен на вершок, можно скользить и падать <…> Нас как сельдей в бочонке <…> Тут же в казарме арестанты моют белье и всю маленькую казарму заплескивают водою. Поворотиться негде. Выйти за нуждою уже нельзя с сумерек до рассвета, ибо казармы запираются, и ставится в сенях ушат, и потому духота нестерпимая. Все каторжные воняют как свиньи и говорят, что нельзя не делать свинства, дескать, «живой человек» <…> Блох, вшей и тараканов четвериками».
Достоевский рассказывал брату: «…есть давали нам хлеба и щи, в которые полагалось 1/4 фунта говядины на человека. Но говядину кладут рубленую, и я ее никогда не видал. По праздникам каша почти совсем без масла. В пост капуста с водой и почти ничего больше. Я расстроил желудок нестерпимо и был несколько раз болен. Суди, можно ли было жить без денег, и если б не было денег, я бы непременно помер, и никто, никакой арестант такой жизни не вынес бы. Но всякий что-нибудь работает, продает и имеет копейку. Я пил чай и ел иногда свой кусок говядины, и это меня спасало». Прожить на «кормовые» деньги каторжник действительно не мог. Судя по документам, «в день на человека» назначалось 9 копеек. Хотя дополнительная работа, и деньги, и все, что можно было на них купить, запрещалось, в остроге всегда работали, имели деньги, табак и даже вино. Начальство знало об этом, и ночные обыски были здесь обычным делом. Все запрещенное изымалось, виновный «бывал обыкновенно больно наказан». Но вскоре все произведенные недостатки пополнялись, заводились новые вещи, и все шло по-старому. Точно так же каторжане добывали себе одежду. Точно так же приспосабливались жить в полуразвалившихся, почти сгнивших казармах, где «все сквозное» …
В остроге Достоевского окружали в основном простолюдины. Они совершали преступления от безысходной, тяжкой доли. Жестокий помещик, опьяненный своей беспредельной властью над крепостными крестьянами, разорил их дома, довел до голодной смерти женщин и детей — и крестьяне поджигают имение, а то и убивают хозяев, выходят на большую дорогу с разбойничьим кистенем, пытаясь своими силами восстановить справедливость. В конце концов, их ловят и определяют «к месту». Некоторые крестьяне, набранные по рекрутскому набору в армию, не выдерживали издевательств со стороны офицеров, расправлялись с ними, тоже попадали на каторгу. И вот, жестоко наказанные, закованные в кандалы, они оказываются в остроге среди себе подобных. На лицах многих, осужденных на вечную каторгу, раскаленным железом выжжены буквы: ВОР или КАТ (сокращенно: каторжник).
Две буквы на щеках, одна на лбу. Большинству из них никогда не суждено было вернуться к нормальной жизни.
Достоевский вместе со всеми арестантами ходил на работы. Их водили на кирпичный завод, расположенный на правом берегу вниз по Иртышу, верстах в трех или четырех от крепости. По замечанию А.Ф. Палашенкова, работа на заводе считалась самой трудной. Каждому арестанту необходимо было выполнить «урок» — изготовить 2-2,5 сотни кирпичей, причем самому выполнить весь подготовительный цикл: вывезти и вымесить глину, наносить воды, а затем складировать готовую продукцию. В сарае, стоявшем на тогда пустынном берегу Иртыша, Ф.М. Достоевский обжигал и толок алебастр (сейчас на этом месте находится пляж Центрального района Омска).
«Алебастровцев» отправляли на работу рано утром. По приходе арестанты растапливали печь и укладывали в нее алебастр. «На другой день, когда алебастр бывал уже совсем обожжен, его выгружали в ящики. Затем каждый арестант брал свой ящик и тяжелой колотушкой дробил его». Это, по выражению Достоевского, была премилая работа. На нее писатель попадал вместе с поляками, осужденными за участие в освободительной борьбе против России. Во время толчения алебастра Достоевский и поляки постоянно спорили. Их молоты вздымались чаще и чаще, голоса становились все громче и ожесточенней. Поляки осуждали политику России, называли ее захватнической, а Достоевский отстаивал особую, прогрессивную миссию России в Европе. Поляки переносили свою ненависть к власти на весь народ, а Достоевский доказывал «широту», восприимчивость и терпимость русского характера. Вместе с другими каторжниками автор Михаил Фёдорович ходил в инженерную мастерскую, где вручную приводил в движение большое точильное колесо, разгребал снег на улицах Омска. Однако на какую бы работу ни попадал Достоевский, он, как дворянин, всегда находился в более тяжелых условиях, чем остальные арестанты.
Каторга позволила Достоевскому ощутить себя частью целого. По выражению о. Автонома Булгакова, на каторге Достоевский «полюбил русского простолюдина не отвлеченною любовью агитатора, а живым сочувствием собрата». Теперь, оказавшись в непосредственной близости с народом, писатель мог сложить о нем свое собственное мнение. Судя по произведениям, созданным Достоевским после выхода из острога, ему удалось это сделать. Несмотря на самокритичность, Достоевский остался чрезвычайно доволен проделанной духовной работой. «Если я узнал не Россию, — пишет он брату после выхода из каторги, — так народ русский хорошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его. Но это мое маленькое самолюбие! Надеюсь, простительно».
В Омске Достоевский жил за плотным тюремным забором: «Случалось, посмотришь сквозь щели забора на свет божий: не увидишь ли хоть чего-нибудь? — и только и увидишь, что краешек неба да высокий земляной вал, поросший бурьяном, а взад и вперед по валу, день и ночь расхаживают часовые; и тут же подумаешь, что пройдут целые годы, а ты точно так же пойдешь смотреть сквозь щели забора и увидишь тот же вал, таких же часовых и тот же маленький краешек неба, не того неба, которое над острогом, а другого, далекого, вольного неба…» А когда Достоевский ощущал несвободу, не только внешнюю, как в остроге, но и внутреннюю — как было во время его вынужденного пребывания в Европе, или — в Петербурге, когда со всех сторон атаковали кредиторы, и он должен был подписывать кабальные договоры, — он начинал воспринимать окружающий мир довольно мрачно. Омск ассоциировался у него с понятием «тюрьма», поэтому он ему не мог нравиться: «Если б не нашел здесь людей, я бы погиб совершенно…» К счастью, рядом с Достоевским всегда оказывались благородные люди, принимавшие деятельное участие в его судьбе. В Омске ими были военные и некоторые чиновники Главного управления Западной Сибири. Особое внимание уделял Достоевскому Алексей Федорович де Граве — комендант Омской крепости, который старался оградить писателя-арестанта от тяжелых работ и пытался облегчить его положение.
