| — А ты знаешь такие слова, которые соединяют?
— Да; и их не мало; и ты их знаешь. — Ну-ка? Какие это слова? — Да хоть бы искусство… родина, наука, свобода, справедливость. — А любовь? — спросил Шубин. — И любовь соединяющее слово; но не та любовь, которой ты теперь жаждешь; не любовь-наслаждение, любовь-жертва. |
| Иван Тургенев, «Накануне». |
-
Подобно всем другим литературам мира, русская литература уделяет теме любви немалое место; ее «удельный», скажем так, вес ничуть не меньше, нежели во французской или английской литературах (хотя «любовные истории» в чистом виде в русской литературе встречаются не столь уж часто, чаще любовный сюжет отягощен побочными линиями и темами).
Однако реализация данной темы в различных текстах, принадлежащих русской классической литературе, обладает большим своеобразием, резко отличающим ее от всех других литератур мира. Рассмотрим, в чем именно заключается данное своеобразие.
-
Прежде всего, для русской литературы характерен серьезный и пристальный взгляд на любовь и, шире, интимные отношения между мужчиной и женщиной. Девизом такого отношения может служить известная пословица «с любовью не шутят». Русская сатира мало и неохотно вторгается в область личного. Минутная влюбленность Чичикова в тоненькую и прозрачную институтку, оказавшуюся дочерью губернатора, имеет также мало отношения к любовной теме, как и «страдания» овдовевшей дамочки из раннего чеховского рассказа «Загадочная натура», бросившей когда-то любимого человека ради богатого генерала и теперь не имеющей силы отказаться во имя своих чувств от другого богатого генерала.
-
Причина такой серьезности одна: любовь в русской литературе почти всегда принадлежит области драматического и очень часто — трагического пафоса, но крайне редко история отношений мужчины и женщины — в прозе ли, в поэзии — дает повод для веселья. «Хэппи энд», любимый Диккенсом и порой допускаемый даже Бальзаком, в русской литературе не просто отсутствует, он столь же чужероден ей, как чужеродны вальсы Шопена и южнокитайская народная музыка. Все знаменитые любовные истории русской классики, от «Бедной Лизы» Карамзина до «Темных аллей» Бунина протекают весьма напряженно и заканчиваются очень плохо. «Хэппи эндом» в таком контексте можно считать финал «Евгения Онегина» — Татьяна, будучи верной женой другого, будет вечно любить человека, недостойного ее, Онегин вечно будет одинок, но по крайней мере они остались живы.
-
Можно ли считать, что на столь мрачную окраску любовной темы в русской литературе повлияли какие-то более общие закономерности, например, какой-то особенный надрыв и трагизм, ей присущий? Подобная постановка вопроса представляется спорной. Бердяев когда-то назвал русскую литературу «профетической», и это действительно так, но вряд ли ее можно упрекнуть (как и всю русскую культуру в целом) в безысходной мрачности. (Сомневающимся рекомендуем сравнить «Песни западных славян» с русским фольклором, записанным тем же Александром Сергеевичем).
Конечно, реализация данной темы соприкасается с общей духовной доминантой и философской парадигмой русской литературы, но происходит это несколько иначе.
-
Трагизм в разработке любовной тематики вытекает из нескольких источников, наиболее давним и полноводным из которых является, конечно же, народная традиция. Только в русском фольклоре любовные частушки называются «страдания», только в русской деревне синонимом слова «любить» было слово «жалеть». Заметьте, акцент делается именно на печальной, мучительной стороне взаимоотношений мужчины и женщины, а во главу отношений возводится не половое желание (что не означает, конечно, отсутствия в том же фольклоре особой субкультуры, описывающей «срамное» — сказки, частушки и т.д.), но духовное начало — жалость. Вслушаемся в смысл слова «супруги»: это не узаконенные любовники, это «соупряжники», тянущие в одной упряжи общий воз. Здесь народное, может быть, еще языческое понимание брака и любви перекликается с христианским, православным пониманием брака как испытания прочности духовных и физических сил человека, тяжкого труда во имя высшей цели. Из языческого прошлого шли свадебные обряды на русском Севере: в архангельских селах невеста, пышно наряженная на свадебном пиру, под венец шла в том же «синяке», простом синем сарафане, в котором кладут в гроб. Таким образом, вступление в брак по значению находилось на том же уровне, что и рождение и смерть. (Заметим в скобках, что интересно сопоставить этот обычай с мыслью Толстого, что жениться надо как умирать, только когда нельзя иначе.)
-
Древние обычаи и реалии позднейшего времени находят мощную подпитку в особенностях средневековой русской культуры. Не стоит переоценивать глубину петровских преобразований именно в области интимной, личной жизни человека . Тысячелетние устои невозможно переменить вместе с платьем. Средневековой русской (и не только русской) культуре присущ известный дуализм, разделение человека на грешную плоть и стремящийся горе дух. В Европе этот дуализм был преодолен рождением полнокровного человека Возрождения, героя Рабле и Боккаччо. Противопоставление телесного и плотского, низменного и высокого снимается. Новый человек целен и жизнерадостен, он спокойно смотрит на желания плоти, считая их естественными, и не видит большого греха в удовлетворении этих желаний.
-
В русской культуре Возрождения не было.
-
Средневековое противопоставление плоти и духа пережило петровские реформы и радикальные эксперименты позитивистов-нигилистов XIX века, дожило до XX века и все еще неплохо чувствует себя сегодня. Если кто сомневается, почитайте газеты: там время от времени публикуют письма женщин, оскорбленных рекламой прокладок по телевидению (массовое сознание, базирующееся на стереотипах, шокирует вторжение «запретных», «низовых» тем в «высокие», «культурные» сферы).
-
Итак, плоть противостоит духу. Плоть греховна, ее нужно смирять, ее бунт чреват роковыми последствиями. Что лежит в основе грехопадения русского Фауста XVII века, Саввы Грудцына? Не жажда познания и не гордыня, как у доктора Агриппы Нестгейльмского, нет, его губит плотская страсть к чужой жене. «И, захваченный обманчивою лаской женщины той, а подлинно сказать — завистью дьявола, попал Савва в сеть прелюбодеяния с этой женщиной». В обмен на ее благосклонность он продает свою душу.
-
Единственный дозволенный путь реализации грешных помыслов — брак, но и к нему отношение строгое. Интересно противопоставление самоощущения современников, Генриха VIII в Англии и Ивана Грозного в России, женатых по 6-7 раз. Иван Грозный, собственноручно душивший своих незаконнорожденных детей (он считал, что они не угодны Господу), в периоды раскаяния чувствует себя страшным грешником. Он пишет в обращении к инокам Кирилло-Белозерского монастыря: «А мне, псу смердящему, кому учити и чему наказати, в чем просветити? Сам бо всегда в пианьстве, в блуде, в прелюбодействе, в скверне, во убийстве, в хищении, в ненависти, во всяком злодействе». Подобных настроений у Генриха VIII современники никогда не отмечали. Ощутимое падение возможно только с высокой точки, и этой высокой точкой было традиционное отношение к любви и браку.
-
В нем нераздельны верхи и низы, по крайней мере, до Петровской эпохи; в русском фольклоре, в отличие от французского или древнеиндийского, отсутствует образ женщины-возлюбленной. Героиня его либо незамужняя, невинная девица, либо жена, либо вдова, добрачные отношения — отношения жениха и невесты. И, разумеется, в мире, расколотом на тьму и свет, на святость и грех, невозможно и не представимо «облегченное» отношение к сексуальной стороне жизни. Все, что происходит вне супружеского ложа, определяется не как страсть и не как естественная потребность. Для него есть только одно слово — блуд.
-
Наиболее полно и ярко это средневековый дуализм воплощен, конечно, в Катерине из «Грозы». Не протест против общества, как казалось мальчикам-критикам, загнал ее на крутой обрыв над Волгой. Для Катерины нет оправдания ее грешной страсти, потому что такого оправдания в рамках традиционной, патриархально-средневековой этики не существует. Она может либо падать дальше, все ниже и ниже (оттого и просит Бориса забрать ее, оттого и готова жить с ним в незаконной связи — все равно обратной дороги нет!), либо искупить страшный грех — долгим покаянием (может быть, пожизненным) либо смертью, что и происходит. Для «павшей» женщины или девушки в патриархальном обществе нет легитимной роли, как нет чего-то среднего между возвышенной и чистой любовью и блудом.
-
«Чего-то среднего» нет и во всей русской литературе. Отношения между возлюбленными — героями русской классики — либо накалены до такого уровня чистоты и высоты, который уже третий век продолжает изумлять прочую ойкумену, либо это гнусный разврат, либо то и другое вместе (что особенно характерно для героев Достоевского).
Но очень трудно, живя на Земле в реальном мире, сохранить запредельную святость чувств, и оттого каждая вторая русская «love story» — трагедия. Кто-то погибнет, кто-то сойдет с ума, кто-то пойдет на каторгу, а многие расстанутся навеки.
-
Перережет себе горло робкий мечтатель Пискарев, обнаружив в своем идеале красоты обыкновенную проститутку; пойдет на каторгу леди Макбет Мценского уезда и туда же, искупать давний грех, поедет за Катюшей Масловой Нехлюдов. Убьет Рогожин Настасью Филипповну, Карандышев — бесприданницу Ларису, Казбич застрелит бедняжку Бэлу и Алеко своей рукой оборвет жизнь вольнолюбивой Земфиры. В монастыре встретит Лаврецкий Лизу, умрет на руках у Елены Инсаров, под колесами поезда погаснет свеча жизни Анны Карениной. Желающие могут дополнить список — Ниной ли, отравленной Арбениным, Хромоножкой ли, сошедшей с ума от любви к Ставрогину или славным казаком Андрием, погубленным любовью к прекрасной полячке, или иными героями по своему вкусу.
-
Вчитываясь в страницы, повествующие о «погибших от невиданной любви» (Высоцкий), поневоле удивишься во многом умышленной запутанности чувств и усложненности коллизий. Встает вопрос: неужели нельзя попроще, неужели нельзя не закручивать узлы до крайности? Но надрыв столь же обязателен для любовных историй героев классики, как и противопоставление «высокого» и «низкого». Они не то чтобы не могут не страдать, они именно хотят страдать (помните «страдания»?).
-
Исчерпывающе полно это формулирует Наташа из «Униженных и оскорбленных» «Но что же делать, если мне даже муки от него — счастье? Разве я на радость иду к нему?» И здесь уже непонятно, где страдание и где счастье, и можно ли их разделить. Страдание — неотъемлимая, а может быть, и главная часть любви. Не спешите произносить слово «мазохизм». Страдание тесно связано с концепцией греховности плотской любви. Пострадав, такой грешный влюбленный очищается этим самым страданием, и любовь его делается чистой. Очень хорошо показано это в «Войне и мире»: воспылав физическим влечением к Анатолю Курагину, Наташа платит за это болезнью и месяцами страданий, а вот более правильная любовь к Пьеру страданий почти и не несет. Но, конечно, не обязательно трагизм заложен внутри отношений, он может придти и извне, например, героиня страдает не от того, что любит «неправильно» и хочет помучиться, а от того, что возлюбленный, скажем, погиб на войне. Но такая ситуация бывает куда реже.
-
В страданиях, мучительстве и самомучительстве («Побранить меня некому — милого нет…») почти не остается времени для счастья. Но формула русской любви и не содержит такого элемента. Здесь мы видит поистине уникальное отношение к счастью:
Но чем бы я могла помочь? От счастья не исцеляю.
-
Счастье — не вожделенное состояние души и тела, а постыдная болезнь глухих и сытых. «Доколе нам страдать?» — спрашивает жена Аввакума и ответ протопопа «До самой смерти» сразу придает ей бодрости, так же как и ответ Мандельштама жене Надежде в аналогичной ситуации: «Почему ты думаешь, что должна быть счастлива?». В самом деле, а обладает ли счастье самоценностью? Применительно к личной жизни — явно нет, потому что нет ничего тошнотворнее семейного, скажем, единственного «правильного» личного счастья в русских романах. Да и много ли его? Женитьба господина Быкова на Вареньке Доброселовой, не несущая ей особой радости, Наташа с вечной загаженной пеленкой (ударным аргументом современных феминисток) да тщательно дрессируемая Штольцем Ольга. Ну, Пушкин, как всегда, пытается внести немного солнца в холодную атмосферу и дарит нам изумительную насмешку над стереотипами — финал «Станционного смотрителя»; но только один Пушкин. У всех прочих мы видим не семейное счастье, а разные виды несчастья, либо до брака и вовсе дело не доходит. Любопытно, что великая литература с крайне низким процентом брачности и рождаемости создавалась в эпоху и в стране, где нормой были 8-9 детей у простонародья и 3-4 у аристократов!
-
Нежелание быть счастливым и принципиальный трагизм любовных историй невозможно объяснить только средневековой этической парадигмой или влиянием русского фольклора. Трагическая тема любви в русской классике неразрывно связана с общими ее тенденциями, такими, как мучительный поиск гармонии в мире хаоса, жажда веры и стремление к недостижимым идеалам во всех областях духовного и физического бытия. «Нельзя ли идеалов посвятее?» — восклицает Достоевский. Если есть идеал любви, то это любовь как высшее воплощение совершенной гармонии, как апофеоз веры («Бог есть любовь») и синоним идеального бытия («Только влюбленный имеет право на звание человека»).
Но вопрос, возможно ли торжество гармонии в раздираемом противоречиями макрокосме, также риторичен, как вопрос, возможна ли окончательная победа добра над злом. Мир русской литературы — мир трагичный, мир вечных вопросов, не имеющих ответов, в нем колеблются онтологические сваи бытия и торжествует энтропия, и в этом мире любая попытка противопоставления отдельного, личного уютного уголка со счастливой любовью и хэппи-эндом срывающему покровы ветру хаоса с головой выдает философскую несостоятельность и творческую бездарность автора, если не полный его непрофессионализм.
В знаменитом 66-м сонете Шекспира именно любовь выступает силой, способной примирить человека с хаосом действительности, она то, что удерживает над бездной. Tired with all these, for restful death J cry… Помните? После перечня всех несправедливостей мира и тягот жизни поэт говорит:
Tired with all these, from these J would be gone, Save that, to die, J leave my love alone.
-
Такое понимание любви есть и в русской традиции, когда через любовь и страдание человек поднимается к более высоким уровням сознания, обретает смысл жизни и путь к истине. Но никогда чувство не превращается в один из кирпичиков успешного домостроительства: независимо от финала отношений оно всегда поднимается до космических масштабов («Любить — это с простынь, бессоницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику…»), превращая судьбы обитателей заштатных скотопригоньевсков и безвестных деревень в легенды и жития, а их самих — в главных участников вселенской мистерии, «Где Бог с Дьяволом борется, а поле битвы — сердца людей».
30 июня 2001 г.,
19.55 — 22.06
© , 2001-2021. © Сетевая Словесность , 2002-2021.
Школьные сочинения: Анализ темы любви в русской литературе
НОВИНКИ «СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ» : Гутен абенд в Хренове [Тук-тук!! Тук-тук-тук в стекло!!!… Мама, мама, мамочка моя… Покойница в окно стучит, косы седые распущены, машет мне, машет: иди в дом, иди… Мамочкаааааа…] : И здесь без феминитивов: о поэзии Еганы Джаббаровой [Местоположение Еганы Джаббаровой на сегодняшнем культурном поле и характер ее участия в литпроцессе во многом уникальны…] [Немецкоязычный поэт (1977 г., Дрезден). / / Ночь хранит у себя во рту молчание, / носит его от одного гнезда к другому. / / Я проскользнул…] : Обитатели чердаков [А я пишу о всякой ерунде, в которой нет приправы в виде тайны. О том, как пролетел столичный день, что в сонный дождь вплетается трамвайный холодный стук…] : Оранжевый четверг [Никак в толк не возьму, как могло такое случиться. Всегда знаю точно день недели и дату. Вчера было тринадцатое и среда, значит… Смотрю: пятница и пятнадцатое…] [Чтение и письмо — едва ли не основные составляющие жизни поэта, критика, в чем-то даже «менеджера от литературы» Бориса Кутенкова. Впрочем, наиболее подробно…] : Жить [Но желанья того не избыть, / Будь ты слеп, будь ты глух или нем: / «Только б жить, дольше жить, вечно жить!» / Даже не понимая зачем.] : Письма [Слепыми нитями, mon cher, / Был мир под утро соткан. / Как хорошо, когда в душе / Нет ни дверей, ни окон…]
|
|
