Литературной критике в той мере, в какой она является наукой, присуща одна характерная для всякой науки черта — стремление выделить в изучаемом явлении главную, наиболее существенную особенность, по отношению к которой все остальные стороны данного явления имеют подчиненное значение. Этой главной особенности, вообще говоря, на самом деле может и не быть (или же их может быть нисколько), но мы тем не менее ищем непременно ее, причем ищем не столько ради нее самой, сколько для того, чтобы представить писателя в виде определенной системы, в которой все так или иначе взаимосвязано и взаимообусловлено. Законный ли это путь? Несомненно. Однако лишь и тех случаях, когда он действительно законен, то есть когда мы проводим именно систематизацию, а не пытаемся свести все творчество писателя к какой-либо одной из его сторон, игнорируя все остальные, быть может, не менее существенные стороны и, больше того, насильственно приводя их к одному знаменателю.
К Шукшину таких «обобщающе-усредняющих» мерок прикладывалось особенно много. Предлагалось считать его адептом «нравственного превосходства деревни над городом», певцом и «отрыва», и «вечного нравственного поиска». А один из видных наших критиков даже усмотрел в шукшинских героях то общее, что «они все так или иначе погружены в беспощадную материальность интересов».
Сегодня эти определения забыты. Однако па их месте возникли новые, право же, ничуть не более основательные («герой в кирзовых сапогах», например), и сохранилось в неприкосновенности стремление искать и искать в Шукшине какую-то одну универсальную особенность, которая бы объясняла в нем все и вся. Несколько лет назад Сергей Залыгин высказал весьма оригинальную и весьма ответственную мысль. «Если кто-то из литературоведов, — не без иронии заметил он, — однажды предавшись излюбленному занятию своего цеха, станет делить творчество Шукшина на периоды… надо будет иметь при этом в виду, что Шукшин никогда и ничего не заключал, он всегда начинал, все его творчество — это сегодняшнее угадывание своего собственного творческого завтра».
Скажем, многие из вопросов, затронутых Шукшиным, оставались для него открытыми на всем протяжении его творческого пути. Но это отнюдь не значит, что, обращаясь к ним вновь и вновь, он продолжал оставаться на одной и той же точке зрения. Он мог повторять некоторые мысли, ситуации, но повторялись они у него всякий раз на новом уровне, отвечая новым творческим целям, новому, в чем-то уточненному и углубленному его взгляду на мир. Кроме того, можно указать ряд сюжетов, ряд типов подхода к изображению действительности, которые раз и навсегда оказались для него пройденными и которых в дальнейшем он не повторил бы ни при каких обстоятельствах (рассказы «Правда», «Экзамен», «Коленчатые валы», «Лтобавины» и др.).
Творчество тютчева
... ней есть язык… Сочинение на тему Поэтический мир Ф. И. Тютчева (о творчестве поэта) – по русскому языку и литературе ... лирике Тютчева Любовь, традиционно (по «преданию») представляемая как гармонический «союз души с душой родной», воспринимается Тютчевым совсем иначе: это ... всех сторон окружены. Подобный масштаб впоследствии будет нередко находить отражение в творчестве поэтов XX века. Но Тютчев жил ...
А потому даже если признать, что он ничего не заключал, а лишь начинал, то и эта самая цепь «начинаний» все равно должна рассматриваться как некий процесс, в котором, как во всяком процессе, есть свое движение, своя логика развития и, следовательно, свои периоды.
Мысль Сергея Залыгина, в силу своей выразительной парадоксальности, вскоре сделалась чем-то вроде крылатой фразы и отозвалась в критике рядом весьма примечательных следствий. Примечательных прежде всего в том отношении, что в неожиданном созвучии с нею оказались самые разные, подчас прямо противоположные взгляды на творчество Шукшина, причем такие, с которыми вряд ли согласился бы и сам С. Залыгин.
Вывод отсюда Л. Аннинский делает вот какой: «По первому впечатлению книги Шукшина — это пестрый мир самобытнейших, несхожих, самодействующих характеров, но, вдумавшись, видишь, что мир этот зыблется, словно силясь вместить что-то всеобщее, какую-то единую душу, противоречивую и непоследовательную, и вовсе не множество разных типов писал Василий Шукшин, а один психологический тип, вернее, одну судьбу, ту самую, о которой критики говорили неопределенно, по настойчиво: „шукшинская ”» ‘.
К сходным выводам, хотя и несколько иным путем, приходит и Владимир Коробов. Нет, оп не сваливает в одну кучу «ранних» и «поздних» героев Шукшина, не стремится па этом основании вывести некий «средний» шукшинский тип. Не пытается он и ограничить диапазон шукшинских характеров тем, что «дано» уже в его первой книге. Об эволюции Шукшина (хотя, быть может, и несколько прямолинейно им трактуемой), о направлении его творческих поисков он помнит. Но вот что примечательно: возражая критикам, утверждавшим в свое время, что «настоящий» Шукшин появился в значительно позже первых своих произведений, и возражая во многом справедливо, Вл. Коробов не находит, однако, других аргументов, кроме простого указания на самую что ни на есть поверхностную сюжетно-тематическую общность, существующую между некоторыми «ранними» и «поздипми» произведениями Шукшина. Того факта, что резкого «контраста между „ранним” и „поздним” Шукшиным нет», для него достаточно, чтобы утверждать, что «многие дорогие Шукшину мысли и образы, вплоть до отдельных стилистических особешюстей и словесных оборотов, как и перспектива усиления сатирического направления в его творчестве , — все это уже есть, и не только, так сказать, в эмбриональном состоянии — в первой его книге» .
Заслуживают внимания примеры, которые в подтверждение этой мысли Коробов приводит. Так, сравнивая два ряда шукшинских произведений, «раппих» и «поздних», ои пишет: «Легко, в сущности, переживаемая несчастная любовь деревенского парня Леньки к городской омещанившейся девушке („Ленька”) обернется нешуточной драмой Петра Ивлева ( „Там, вдали”) и приведет к трагедии в молодой семье Паратовых („Жена мужа в Париж провожала”).
„Страдания молодого Ваганова”, начинающего юриста, мало будут походить на страдания Лели Селезневой с факультета журналистики, но жизнь одинаково посмеется над их благими, но не сообразующимися с реальной действительностью порывами. Иван Петин, шофер первого класса („Раскас”), будет не менее любить свою работу, чем другой, похожий на него шофер Михайло Беспалов из „Светлых душ”, но семейная жизнь Петина будет совсем не такой безоблачной, как у Беспалова…
СОЧИНЕНИЯ по творчеству В. Шукшина
... гармонии мира и человека. Поп из рассказа "Верую!" становится страстным жизнелюбом, как бы воплощая в себе радость стихийной жизни. По Шукшину, согласие с миром возможно только тогда, ... произведениях писа- теля становится реальная жизнь. Отношение человека к жизни — вот основной критерий истинного, главное испытание героя на прочность. Сочинение Мир героев Шукшина «Все, окружающее художника, должно ...
Итак, первое и главное, в чем нуждается сегодня Шукшин,– в правильном его прочтении. В прочтении непредвзятом, спокойном, не стесненном заранее установленным углом зрения. Что для этого нужно? Я далек от мысли, что правильному прочтению Шукшина мешает недостаток у критиков проницательности, эстетического чутья, вкуса (хотя бывает подчас и такое).
Мешает другое — резкая исключительность творческой судьбы самого Василия Шукшина. Это может показаться странным, но это так. Именно она, эта исключительность, многие годы являвшаяся предметом всеобщего восторженного удивления и породившая в свое время такие многозначительные термины, как «феномен Шукшина», «шукшинская жизнь» и т. п., создала возможность думать, что все у Шукшина было не так, как у других писателей, что творчество его развивалось по каким-то особым законам. Эти-то особые законы и пытались определить, стремясь усмотреть их проявление в какой-либо особо наглядно выраженной тематической, идейной или же характерологической «доминанте».
Между тем Василий Шукшин был во всех смыслах «нормальным» писателем. Исключительной была лишь мера его дарования. Во всем же остальном он шел теми же самыми путями, что и все действительно талантливые и действительно самобытные художники. Испытал он и трудности «вхождения» в литературу, и трудности творческого становления. Были у него и поиски, и сомнения, и прямые неудачи. Самое же главное, была эволюция, движение, развитие, глубоко и сложно связанное с общим развитием советской литературы. Эти-то вопросы и подлежат прежде всего выяснению. о Шукшине должна уступить место конкретному знанию.
Нужна шпаргалка?
- Литературные сочинения!
[Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/sochinenie/tvorcheskiy-put-shukshina/
