…О, если б высший мир по воле Провиденья,
Мог вести дольнему ниспосылать порой,
Какими б звуками, в минуты откровенья,
Упоевал нас голос твой!
Тогда на робкой нашей лире
Иль онемела бы струна,
Или переняла б она
Те гимны, что поют в эфире!
И. Бороздна. Тень Пушкина.
После долгого ожидания указка задвигалась по азбуке и началась диктовка. Стало складываться нечто, занявшее много времени, а потом оказавшееся чем-то вроде стихов. Вот конец: «Плетение стихов моя ведь специальность; я вас потешить прихожу, и если вам моя оригинальность не по душе, то я уйду.
Александр Сергеевич, только не Пушкин, а Иванов». А.Н. Аксаков. Материалы для суждения об автоматическом письме…
1
«Hе было еще ученого, который бы по-настоящему, именно как ученый, относился к привидениям, — писал в самом начале “Призраков Маркса” Жак Деррида (1994).
— Традиционный ученый не верит ни в привидения, ни в то, что может быть названо виртуальным пространством спектральности (spectrality)». Это утверждение, конечно, слишком категорично (достаточно вспомнить Фрейда и его последователей), но, действительно, вплоть до последнего времени привидения в науке влачили призрачное существование. Ситуация изменилась в 1990-е годы, когда культурная значимость призраков и фантомов была осознана учеными самых разных направлений. Среди важных работ последнего времени, в различных методологических ракурсах рассматривающих роль и бытование привидения в культуре и литературе, следует назвать, помимо книги Деррида, исследования Тери Кэсл («The Female Thermometer: Eighteenth-Century Culture and the Invention of the Uncanny», 1995), Эвери Ф. Гордон («Ghostly Mat-ters: Haunting and the Sociological Imagination», 1996), Стивена Гринблата («HamletinPurgatory», 2001) и Элен Сорд («GhostwritingModernism», 2002).
Несмотря на радикальные различия в подходах, эти работы объединяются общим стремлением «разговорить» привидение, заставить его рассказать о тех религиозных, культурных, психологических, идеологических или социальных конфликтах, которые оно «материализует». Привидение предстает здесь как метафора некой «больной» реальности (идеологической, психологической, социально-исторической), поддающаяся научной дешифровке (деконструктивистской, фрейдистской или новоисторической).
В чем секрет поздних стихов Гумилева
... поколения, и.у этих последних, но это стало видно лишь в поздних стихах, Гумилев одновременно и акмеист, и футурист (притом крайний), и имажинист. В чем секрет поздних стихов Гумилева? Они отличаются ... Однако от откровенных ритмических экспериментов в духе Андрея Белого Гумилев постепенно уходил. Символисты и особенности их поэтических сочинений для Гумилева были школой, пройдя которую он ...
Попыткой «выслушать привидение» является и предлагаемая работа. В ней мы рискнули обратиться к группе текстов, которые весьма сложно — но в то же время интересно — воспринимать серьезно. Речь идет о стихотворениях, «полученных» на спиритических сеансах во второй половине XIX века и приписываемых медиумами духам умерших писателей. Осмеянные юмористами, эти медиумические опусы пользовались большой популярностью среди сочувственников спиритизма. Цель нашей работы двояка — рассмотреть своеобразный феномен «загробного авторства», во-никший в определенном историко-культурном контексте, и представить вниманию читателей небольшую откомментированную антологию «загробной поэзии» на русском языке.
Изобретение в начале 1850-х годов планшетки (столика о трех ножках, с карандашом вместо третьей 2) и признание возможности непосредственного воздействия духа на руку медиума привели к тому, что «сообщение и размен мыслей с духами» сделались, по словам современника, «столь же быстры и легки, как и между живыми людьми»: «Это открытие нового ми-ра представило обширное поле для исследования. Как микроскоп открыл мир бесконечно малых, так вертящиеся столы открыли нам мир невидимых» (Болтин: 14).
«Новый мир» был не только миром живым, населенным, но и миром слышащим и говорящим, свидетельствующим о самом себе и поучающим посредством «разумных» стуков и письменных ответов живущих. Духи говорили на разных языках, включая древние и инопланетные, сообщали спиритам о тайнах мироздания и делах давно минувших дней, предсказывали будущее, часто давали советы, выписывали лекарства больным и диктовали целые религиозно-мистические доктрины 3. Особое место в спиритической продукции второй половины XIX века занимали послания от великих людей, «властителей дум» прежних эпох, — отцов церкви, философов, исторических деятелей, наконец, писателей, то есть лиц, пользующихся наибольшим авторитетом в европейской культуре. В 1850— 1900-е годы литературные произведения, полученные от «духов» известных авторов с помощью столов, планшеток, обыкновенных блюдечек, погружения медиума в транс или без всякого посредничества, прямо от покойников 4, печатались в книгах и журналах и живо обсуждались в обществе. Своеобразная «антология загробной классики» на Западе включала сочинения, переданные духами Гомера, Вергилия, Данте, Петрарки, Боккаччо, Мильтона, Шекспира, Драйдена, Байрона, Корнеля, Шатобриана, Гёте, Эдгара Аллана По и других корифеев мировой литературы.
В практике спиритизма подобные тексты имели прежде всего прикладную функцию: в эпоху безверия и материализма они служили авторитетными эмпирическими доказательствами существования загробной жизни. Между тем спиритуалистическая убедительность этих сообщений напрямую зависела от того, насколько точно они отвечали представлениям читателей о «духе и стиле» прижизненных произведений опрошенных авторов. Выбор последних обусловливался, как правило, их значимостью для национальной (и миро-вой) литературы, наличием «духовной» темы в их творчестве и некоторыми фактами из их «биографических мифов», имевшими непосредственное отношение к спиритистской проблематике: ранняя кончина, несправедливое отношение современников при жизни, не законченное при жизни дело, таинственные обстоятельства смерти и т.п. Необходим был лишь очень чуткий приемник подобных произведений-сообщений, то есть талантливый медиум5.
Исследовательский проект «Книги в нашей жизни» (английский ...
... книгах?»; 80%-захотели прочитать произведения английских писателей; 90% -. считают нужным продолжить исследовательские работы на английском языке. 6 Библиография [Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/tvorcheskaya/my-favourite-invention/ Журина Т.Ю. «55 устных ...
Рядовые участники сеанса, в свою очередь, выступали как свидетели подлинности полученного «оттуда» произведения, то есть как своего рода научный консилиум, постулирующий на основании эмпирических наблюдений истинность (или сомнительность) явления 6. «Спиритизм, — говорилось в воззвании американских спиритов “ко всем народам земного шара” (1865), — есть религия и вместе с тем философия, основанная на фактах» (цит. по: Лесевич: 194; курсив мой. — И.В.).
С историко-культурной точки зрения спиритическое письмо — парадоксальный феномен позитивистской эпохи (Страхов: 982) 7, одержимой, как показывают новейшие исследования, бесчисленными призраками (см.: Derrida, Castle).
2
Возможность получения художественных произведений «с того света» объяснялась спиритами тем, что, будучи продуктом душевной (психической) деятельности индивидуума, такие произведения вполне могут производиться душою писателя (или его «посмертной энергией») и после его физической смерти 8. О том, что поэзия существует и в загробном мире, писал еще Сведенборг, подчеркивая, однако, что это поэзия на особом, высшем языке, не доступном ни пониманию, ни даже восприятию людей. В то же время Сведенборг допускал возможность духов сообщаться с людьми на их земных наречиях: в случае такой коммуникации духовный язык преломляется в сознании смертного, как бы материализуется («одевается») в «физическую» форму. Спириты, наследники Сведенборга, превратили это допущение в регулярную практику и заменили эзотерический опыт массовым производством. Получалось, что духи диктуют произведения на нашем (их бывшем) несовершенном языке (косвенно этот тезис оправдывал графоманский характер абсолютного большинства посланий), но эти произведения отражают новый, более высокий, духовный, статус покойных авторов. Отсюда медиумические тексты оказываются в высшей степени — дистиллированно! — спиритуальны, то есть свободны от свойственных прижизненному творчеству данного автора материалистических «пятен» и «заблуждений».
В каждом таком тексте видели последнее, итоговое, суммированное суждение автора о себе и оставленном мире 9. В итоге получалось, что, хотя Шекспир писал оттуда «по-шекспировски», Байрон —«по-байроновски», а Шатобриан — «по-шатобриански», медиумические опросы писателей сливались в своего рода коллективный психологический (или пневматологический) портрет счастливого мертвого автора, отличительными чертами которого являлись покой, прощение обид, отрешение от всего земного, сочувствие к тем, кто еще не перешагнул черты, отделяющей земной мир от духовного, восхваление красот загробного мира. Сравните, например, «посмертные» стихи Эдгара Аллана По, переданные через посредство известного американского медиума Лиззи Доутен (стихотворение, «отменяющее» знаменитый «Raven», называется «Resurrexi»):
From the throne of Life Eternal
From the home of love supernal,
Where the angels’ feet make music over all the starry floor —
Mortals, I have come to meet you,
По произведению : Времена года в поэзии Тютчева
... воспринимается как контекстуальный синоним жизни. Одно из самых замечательных явлений русской поэзии – стихи Тютчева о пленительной русской природе, которая в его стихах всегда одухотворена: Не то, ... все времена восхищали сцены чудесного «переодевания» природы. Пушкин любил осень, Блок воспевал весну. Тютчев равно любит все проявления природы. Он создал незабываемые поэтические картины «осени ...
Come with words of peace to greet you,
And to tell you of the glory that is mine forevermore (Doten: 104—105).
Можно сказать, что в спиритистской мифологии писатель-покойник играл роль счастливого эмигранта, пишущего восторженные послания-призывы задержавшимся соотечественникам10:
Могу и я поведать миру О том блаженстве душ земных, Что уготовано для них В мирах иных (СА: 131).
Приведем в качестве иллюстрации к этой «загробной поэтологии» сообщение, полученное спириткой Олимпией Одуар (ее книга была переведена на русский язык в 1875 году).
Госпожа Одуар установила прочный медиумический контакт с духом Александра Дюма (покойный интересовался спиритизмом), который, в свою очередь, помог ей выйти на самого Уильяма Шекспира. Последний, в ответ на запрос о существовании в его времена спиритической секты (старинный спор шекспироведов), прислал следующее галантное письмо:
Сударыня, меня чрезвычайно радует вернуться на землю, чтоб послужить утверждению верования, которое было главным утешением моей столь беспокойной жизни. Да, я был спирит, и с тех пор, как я здесь, в небесных сферах, я часто спрашиваю себя, не скажут ли однажды смертные, читая мои произведения: «Но ведь тот, за которым мы признаем гений, был спирит — следовательно, верование не может быть сказкой, созданной больным мозгом. Надежда, что мои творения могут послужить нравственной поддержкой спиритизму, возбудила во мне сильнейшую радость. Если бы вы вызвали меня ранее, то я счел бы своим долгом явиться на ваш призыв, потому что для меня всякий спирит брат Если вы скажете мне, что вы недостаточно знамениты, чтобы осмелиться вызвать такого великого писателя, то я отвечу вам, сударыня, что вы оскорбляете меня, думая, что я горжусь своими произведениями. Это только человеческие произведения, и здесь они ценятся очень низко. В наших областях гений, который мы зовем величием души, может быть свойствен только очистившимся душам, для нас не имеет значения их большая или меньшая земная известность. Сколько ученых, сколько знаменитых людей, с которыми мне было бы неприятно вступить в сообщение fuitique! Но сколько, напротив, простых и неизвестных смертных, к которым бы я с радостью явился, чтобы сообщить истины о настоящей жизни — о той, которую вы называете загробной жизнью.
Далее Шекспир (его дух) сообщает, что действительно в Англии его времени была секта спиритов, к которой он принадлежал. Столами тогда не пользовались, но имели «свои вдохновения» и могли «заставлять являться духов, подобно медиуму Вилльямсу». Рассказав о своих вдохновениях и видениях, Шекспир (его дух) заключает:
Поверьте мне, сестра моя по спиритизму, что я с радостью буду являться, оказывать свою поддержку спиритизму. Мой мозг не отуманен более парами земной славы, и я часто говорю себе с чувством горечи: «Шекспира прославляют гением, но никто не думает помолиться о его душе!» Мое самолюбие перестало существовать, но моя душа — живет и стра-ает. В и л л ь я м Ш е к с п и р (Одуар: 131—134).
Где же находятся покойные авторы? Откуда они приходят к нам? Почему настроены столь демократично по отношению к любопытствующим смертным? «Элизиум поэтов», популярный в неоклассической и романтической поэзии, превращается у спиритов в своеобразную службу по вызову, то есть теряет автономию, прикрепляется к земной жизни, обслуживает ее интересы. Спиритические послания — тексты, как не раз отмечалось, слабые, скучные и предсказуемые — насквозь идеологичны и остро социальны. В них реализуется характерное для тенденциозного XIX века стремление найти последнее и окончательное подтверждение отстаиваемой идеологии, с позиции абсолютного авторитета, находящегося в том гносеологическом парадизе, где все тайны разрешены и все земные тенденции завершены. Не случайно многие реформаторы на Западе практиковали спиритизм: аболиционисты и суфражистки, социалисты и религиозные новаторы.
Жанр послания в лирике Жуковского
... Жанр послания в лирике 19 века Послание - один из жанров лирического стихотворения. Оно ведет свою историю еще от поэтов Древней Греции и Рима. В русской литературе жанр послания представлен очень широко. Их писали Г. Державин. В. Жуковский, В. ...
3
Очевидно, что жанровая природа «медиумических» произведений специфична: они находятся между литературой и мистикой, верой (или суеверием) и наукой, мистификацией и мифом, посланием и эпитафией. В отличие от старинных «разговоров в царстве мертвых» и аллегорических монологов умерших гениев, популярных в классицистической и романтической традициях («Тень Мольера», «Тень Байрона» и т.п.), медиумические тексты претендуют на реальность, аутентичность сообщений покойников. В свою очередь, от видений-откровений, культивировавшихся у мистиков всех времен и народов, «посмертные» произведения отличаются тем, что вовсе не являются эзотерическими и сверхъестественными, но производятся на сеансах при свидетелях с помощью научно-эмпирических методов и, как правило, не открывают тайну, а лишь подтверждают то, во что верят или хотят уверовать участники сеанса. Получение медиумического произведения — всегда маленький спектакль, со своим сценарием, антуражем и, конечно, неизменным явлением драматического призрака — (псевдо)научный миракль, где зрители являются одновременно актерами11, а действие происходит на границе физического и духовного миров.
Это не обычная мистификация, конструирующая образ подделываемого автора «в границах возможного» (Ланн) и пытающаяся ввести в заблуждение публику. «Медиумические» произведения переступают настоящую границу, конструируя посмертный образ подделываемого автора (отсюда их можно назвать мистификацией в квадрате), и переводят частный вопрос об атрибуции текста в разряд онтологических, бытийственных.
Несомненна генетическая связь описываемого нами феномена с категориями «мнимой поэзии» и «мнимых поэтов», привлекавших в свое время пристальное внимание Ю.Н. Тынянова. Так, в конспекте предисловия к сборнику «Мнимая поэзия» (1931) Тынянов неосознанно заимствует спиритическую терминологию: «[я]вление мнимого поэта»; «отражение, тень от языка — мнимая поэзия»; «есть поэты, в которых воплотится ваше представление»; наконец, «вымышленные, отраженные поэты становятся реальностью»12 (Тынянов: 357—358).
То, о чем писал исследователь, на самом деле уже свершилось в спиритической практике, материализовавшей литературные представления современников (нас здесь интересует механизм, а не содержание подобной материализации).
«Меньше всего, — признавался в том же конспекте Тынянов, — я способен отрицать значение мнимых величин в литературе» (там же).
Спиритическая продукция принадлежит к ряду таких мнимых величин, значимых для понимания глубинных пластов общественного осознания литературы.
Разумеется (если мы не спириты), полученные сообщения из другого мира свидетельствуют не о загробном бытии и мнениях их «авторов», а о том, как последних воспринимают или хотят воспринимать участники сеансов, то есть читатели и сочувственники вызываемых писателей13. Если бы подобный эксперимент был доведен до логического предела (иначе говоря, если были бы опрошены все сколько-нибудь значительные авторы), мы бы имели своего рода мифологический дубликат «реальной» литературы, или, если хотите, особую теневую литературу, отвечающую читательским запросам и ожиданиям. В утопической (точнее, дистопической) перспективе спиритов такая «теневая литература» отменила бы «реальную» литературу вообще (и прошлую, и современную) как несовершенную (известная притча о тени, заменяющей своего носителя)14.
По литературе. Стихотворение А. С. Пушкина «Поэту»
Тема стихотворения (сонета) «Поэту» – поэт и общество. Я думаю, что это обращение, прежде всего, автора к самому себе. Пушкин рассуждает о нелегкой судьбе поэта, о его сложном, тернистом жизненном пути. ... огня поэзии. Стихотворение «Поэту» написано в форме сонета. Слово «сонет» в переводе с итальянского sonare означает «звучать». Как правило, состоит из четырнадцати стихов, построенных по строгой ...
Успех литературного столописания, видимо, был связан с тем, что оно предоставляло читателю уникальную возможность не только стать соавтором любимого автора, но и, так сказать, распорядителем, хозяином его души (дух, писал ученый критик спиритизма Д.И. Меделеев, «может говорить только то, что знакомо или мыслимо медиумам, словом, по гипотезе спиритов, дух становится рабом медиума» [Менделеев: 326]).
Спириты, конечно, не могли согласиться с подобным суждением 15, но, как бы то ни было, за этикетной скромностью медиумов и научной (позитивистской) корректностью участников сеансов в самом деле стояли нешуточные эгоизм и гордыня (спиритические кружки в той или иной степени осознавались их участниками как собрания избранных).
Замечательно также, что феномен «посмертного» авторства мотивируется самой спецификой обыденного восприятия литературного текста, при котором «лирический герой» произведения, идентифицируемый с «биографическим» автором, предстает как своего рода вещающее привидение: его физически нет перед читателем, но духовно он общается с ним посредством своего произведения (перед нами своеобразная формула бессмертия — по крайней мере, духовного существования поэта до того момента, пока в подлунном мире жив будет хоть один читатель)16. В известном смысле медиумическое стихотворение есть реализованная метафора такого наивного прочтения авторского текста, или — в терминах античной риторики — реализованная prosopopeia: «…the making of what is absent to speak the rhetorical device that lies behind all haunting» (Greenblatt: 251).
Ср. со спиритической практикой второй половины XIX века школьные упражнения в prosopopeia, известные в античности: создание литературных обращений от лица умерших знаменитостей, реконструирующие их характеры (NPEPP: 994).
В этой связи представляется закономерным возникновение и распрос-транение медиумической словесности в эпоху публикаторского бума, расцвета литературной критики и массового интереса к архивным изысканиям, лавинообразного возвращения прошлого: многочисленные издания «посмертных» собраний сочинений, публикации новых биографических разысканий, факсимильных изображений авторских почерков, дискуссии об атрибуции новонайденных текстов, а также истории разнообразных литературных подделок, вроде пушкинской «Русалки»17.
Иными словами, спиритическая поэзия — следствие и яркое проявление произошедшей в середине века коренной перестройки отношений между автором и читательским сообществом, «секуляризации», демократизации и коммерциализации литературного процесса. Романтический автор как Бог или как медиум, устами которого движет Бог, умер и превратился в духа, целиком и полностью зависящего от нового медиума, — будь то читателя, литературного критика или ученого, запрашивающего, в связи с актуальными общественными проблемами и ожиданиями, покойного и передающего обществу его «аутентичные» ответы. Перефразируя современного автора, душа мертвого поэта, в представлении спиритов, должна была трудиться на благо общества и день и ночь. Эту трансцендентальную гражданственность и всеотзывчивость литераторов хорошо выражают слова знаменитого литературного фантома Козьмы Пруткова из его послания с того света на родину:
Роль пушкина в становлении русского литературного языка
... развития русского литературного языка. Одним из таких этапов и является период первой половины XIX века, то есть так называемый «золотой век русской поэзии». Этот период в истории русского литературного языка связан с деятельностью Пушкина. ... I, Емельян Пугачев, Борис Годунов… Факты биографии Знаменитый русский писатель и поэт А. С. Пушкин родился 6 июня 1799 года в московской дворянско-помещичьей ...
Пером я ревностно служил родному краю,
Когда на свете жил… И кажется, давно ль?!
И вот, мертвец, я вновь в ее судьбах играю —
Роль (Прутков: 321).
4
В свете сказанного особый интерес представляет русская «почта духов» — одно из крайних выражений сложившегося у нас во второй половине XIX века квазирелигиозного культа литературы и ее мэтров (особенно покойных авторов).
С начала 1850-х годов вызов духов известных писателей и получение от них писем, стихотворений и даже романов становится одним из любимых занятий отечественных спиритов. Большинство таких текстов не вышло за пределы рукописных «канцелярий» спиритических кружков; тем не менее некоторые произведения были напечатаны и даже пользовались успехом18. В спиритистском «Ребусе» (1881—1917) публиковались полученные в разных кружках «медиумические» стихи Тредьяковского, Жуковского, Веневитинова, Пушкина, Лермонтова, Апухтина, Вейнберга, Лохвицкой и других писателей. В середине 1870-х годов (пик спиритического движения в России) получила известность рукопись второго тома «Мертвых душ», якобы продиктованного Гоголем с того света (на эту рукопись, как известно, ссылался Достоевский в «Дневнике писателя» за 1876 год (Достоевский: 37 и 441; см. также: Волгин, Рабинович))19. Почти каждый спиритический кружок, собиравшийся более или менее регулярно, имел своих духов-патронов (или контролей), среди которых было немало известных авторов. Показательно, что вслед за корифеями литературы свои тексты «надиктовывали» и покойные сочинители-дилетанты — графоманы, самозванцы и фигляры, вроде веселого духа Спиридона, постоянного собеседника А.Н. Аксакова 20. Эстетическая иерархия при этом проецировалась в иной мир, получая при этом особое морально-идеологическое осмысление (в популярной спиритической мифологии Алана Кардека духи-шутники — низшие существа).
Наконец, заметную роль в спиритической продукции играли послания нераскаявшихся грешников, сообщавших лживую (в глазах спиритов) информацию о загробном мире, издевавшихся над благочестивыми верованиями участников сеансов. Естественно, такие послания интерпретировались как внушенные покойным авторам «духом зла, который владеет ими, до известной, указанной свыше границы» (Вагнер: 104).
Перед нами своего рода эстетическая преисподняя загробной поэзии, литературный Бобок.
В отличие от западного спиритизма (прежде всего французского), русские духи не сообщали новых учений (хотя попытки и делались), были политически умеренными, даже консервативными, и отличались практическим складом ума («Наши соотечественники, — иронически замечал Н.С. Лесков в статье о спиритизме, — вероятно, и там держатся пореальнее французов» [Лесков: 266]).
Золотой век русской культуры
... с его творчеством связано начало золотого века в литературе. Пушкин являлся родоначальником новой литературы. Откликнувшись на вопросы, волновавшие общества и отразив русскую действительность в непревзойденных художественных ... большой человеческой истории. Значение творчества А.С. Пушкина огромно, он стоит в ряду величайших и неповторимых явлений мировой культуры. В своем творчестве и воззрении он ...
Другое отличие от западного спиритизма, практиковавшего разные методы получения загробных сочинений, состояло в том, что как «психические» (здесь — погружение медиума в транс21), так и «физические» (здесь — использование подручных средств: столов, линеек и т.п.) методы «дознания», практиковавшиеся за рубежом, в России не применялись вплоть до конца XIX века22: тексты добывались почти исключительно с помощью столов и планшеток23. Во-первых, это был самый дешевый и доступный способ, не требовавший участия профессиональных медиумов. Во-вторых, этот способ придавал полученной продукции более объективный, научный, в представлении спиритов, характер (личность медиума оказывалась не столь важной, как в случае, скажем, импровизации в состоянии транса).
В-третьих, в глазах современников он ассоциировался с традиционно-российским бюрократическим делопроиз-одством. Приведем характерный диалог начала 1850-х годов о «столописании», донесенный до нас актером и драматургом П.А. Каратыгиным:
- Вы можете сказать мне как Галилей: а земля (а стол) все-таки вертится! но я человек настойчивый и движения стола не могу приписать духам. — Не верите и тому, что стол может писать? — И того менее. — А я верю, — флегматично заметил Н.И. Бахтин, — в департаментах и вообще в присутственных местах «столы» пишут отношения, донесения, отзывы и т.д. Иного способа писания столами не допускаю. Класть бумагу на стол, чтобы писать, — это понятно;
- но ставить для этого стол на бумагу, может быть, и ново, да нелогично (Каратыгин).
Вращающийся, пишущий или выстукивающий загробные сообщения стол в русском культурном дискурсе второй половины XIX века становится одним из важных символических образов, «собирающим» вокруг себя животрепещущие темы эпохи 24. В определенном смысле литературный медиумизм — пародия на литературный реализм, с его стремлением к научной материализации «бестелесных» идеологем, призванных объяснить общественную действительность как она есть. «Чувствительный» стол, пи-ущий под воздействием рук спиритов, метонимически замещает писателя, откликающегося на общественные призывы.
5
«Литературная» продукция русских столов, насколько нам известно, не привлекала еще внимания исследователей 25. Между тем анализ спиритических посланий — этих явно недостоверных, с точки зрения литературоведа, текстов — может быть, как писал Ю.М. Лотман о литературных мистификациях и подделках, «важным источником ценных сведений» (Лотман: 325) о русской литературной мифологии и массовом культурном сознании второй половины XIX века. К числу наиболее информативных в этом отношении произведений принадлежат, на наш взгляд, послания, атрибутируемые спиритами А.С. Пушкину (см. Приложение): именно в культе этого поэта (в значительной степени строившего свою поэтику как «диалог» с читателем) русский литературоцентризм прошлого (и нынешнего) веков нашел свое наиболее полное воплощение 26. Из публикуемых ниже текстов видно, что в отличие от своих, если можно так выразиться, «однозначных» собратий-призраков тень Пушкина как будто бы раздваивается, сообщая диаметрально противоположные сведения о собственном положении за гробом. Так, сестре Ольге Сергеевне поэт является из небесной обители, а г-же Блаватской — из адской бездны; в первом случае Пушкин находится в состоянии чистейшего блаженства, во втором — глубокой меланхолии; тень похабника Баркова свидетельствует о том, что «гениальный Росс» пребывает в аду, а тень благочестивого Иоанна Дамаскина немедленно опровергает певца Белинды, называя его клеветником на нашего славного поэта. Ср. в этой связи публикацию факсимиле благочестивой «загробной» записки Пушкина «Вера. Надежда. Любовь», полученной известным немецким спиритуалистом бароном Людвигом фон Гильденштуббе и ассистировавшим ему русским подданным бароном Бреверном в Париже в 1856 году в присутствии автора 27 (мой коллега Давид Пауэлсток остроумно заметил, что эта записка может быть интерпретирована и как не дошедший до нас фрагмент донжуанского списка Пушкина).
Лирика А.С. Пушкина. Творческая эволюция поэта
... «необычайно верный русской действительности, изображает ли он русскую природу или русские характеры»[18]. Ведь «для истинного художника - где жизнь, там и поэзия»[20]. А Пушкин - настоящий поэт. Его чувства ...
Совершенно очевидно, что приведенные свидетельства есть не что иное, как своеобразная реализация метафорических «воззрений» на Пушкина, из которых, как говорил уже его первый биограф П.В. Анненков, «одно представляет его прототипом демонической натуры, не признававшей ничего святого на земле, а другое, наоборот, переносит на него всю нежность, свежесть и задушевность его лирических произведений, считая человека и поэта за одно и то же духовное лицо…» (Анненков).
Спор о Пушкине, таким образом, спириты пытались решить с помощью вызова самого покойного поэта. Здесь, как мы показываем в специальном исследовании о «тени Пушкина» в русской культуре (в печати), выражается не только спиритистское стремление найти авторитетное подтверждение существованию духовного мира, но и определенный культурный запрос, характерный для русского самосознания, — необходимость быть в постоянном «контакте» с Пушкиным. Можно сказать, что «медиумические» стихотворения Пушкина находятся как бы на пересечении двух «мифологий», сформировавшихся приблизительно в одно и то же время (1850—1880-е годы): спиритистской (о душах умерших, приходящих по нашему вызову с вестями о загробном мире) и литературной (о поэтическом бессмертии Пушкина, его необходимом присутствии в нашей культуре).
О «взаимообратимости» этих мифологий в названную эпоху свидетельствуют, в частности, публикуемые ниже шуточные «загробные» эпиграммы, появившиеся вместе с письмом Пушкина «с того света» в юмористической «Стрекозе» (Василевского-Буквы) за 1880 год (см. Приложение).
Эти псевдоспиритические послания имеют сугубо мирскую, литературную, направленность: насмешки над «исаковским» изданием сочинений Пушкина 1880 года (под ред. П.А. Ефремова).
Знаменательно, что «загробные» эпиграммы завершали номер «Стрекозы» от 8 июня, посвященный торжествам по поводу открытия памятника Пушкину в Москве и включавший подборку его стихотворений. Этот номер открывался большим портретом поэта в черной рамке, с романтической виньеткой и подписью «А.С. Пушкин. Родился 26 мая 1799 года, умер… совсем не умер и до днесь». Добавим, что само открытие памятника Пушкину было осмыслено в общественном сознании эпохи как материальное свидетельство поэтического бессмертия певца Алеко и Татьяны:
Стоит на граните высоко, безмолвный,
С главою поникшей и шляпой в руке,
Как чудный, неведомый призрак загробный,
С бессмертною лирой в лавровом венке (А. Иваницкий).
Заметим также, что вскоре в печати появилась уже «серьезная» (то есть претендующая на аутентичность) эпиграмма Пушкина «на Булгарина», полученная спиритическим путем (см. Приложение).
О смешении литературного и спиритического преданий в пушкинском мифе свидетельствует и любопытная медиумическая «Адская поэма», сообщенная доверчивому профессору Н.П. Вагнеру тенью Ивана Баркова (см. Приложение).
Стихотворение, показавшееся Вагнеру похожим на пушкинское, написано онегинской строфой, носит заглавие одного из пушкинских отрывков и, наконец, реализует сюжетный ход пресловутой «Тени Баркова», приписываемой с середины 1860-х годов самому Пушкину (ср. полуторавековую дискуссию об атрибуции этого текста, недавно «подытоженную» современными исследователями)…
«Отзывался часто Пушкин из могилы, — писал в начале XX века пушкинист Лернер. — Не раз отзывался он и в наше время…» (Лернер: 190).
И последние по времени пушкинские торжества показали, что миф об отзывчивой тени Пушкина продолжает действовать и что в уста этой тени постоянно вкладываются мнения, выгодные той или иной идеологической группе. Не останавливаясь подробно на этой интересной теме, укажем лишь на показательную «пушкинскую анкету», предложенную «Литературной газетой» десяти современным писателям и включавшую, в частности, следующие вопросы:
3. В чем, по-вашему, заключается присутствие П. в нашей жизни?
5. О чем бы вы хотели его спросить?
6. О чем поспорить?
Вот некоторые ответы: «О том, почему у великих покойников пока нет права с небес спрашивать с ныне живущих рекламодателей и разных “ведов” по большому счету, а еще лучше — давать некоторым из них в морду» (Виктор Конецкий); «Как ему, земному в жизни, удалось стать неземным в поэзии» (Рыгор Бородулин); «То и дело обращаюсь к нему с вопросами: о народе, России, о Чечне, об истории, о прозе, литературе…» (Михаил Рощин) (Литературная газета. 1999. 2 июня. С. 55).
Как некогда воскликнул отец госпожи Блаватской, ознакомившись с «загробными» стихами Пушкина: «Бедный Александр Сергеевич!»
«Столы в наше время не только движутся, — писал в 1853 году “Москвитянин”, — но даже пишут, и что еще удивительнее, сочиняют» (Кн. 1. № 21. Отд. VII. С. 7).
Сочинения русских столов никогда не рассматривались как литературные факты, имеющие прямое отношение к онтологии авторства в русском культурном сознании. Нам бы хотелось, чтобы прилагаемая ниже коллекция спиритических сочинений 1850 — 1900-х годов была воспринята читателями не как забавный курьез, но как материал, в какой-то степени обнажающий механизм бытования «мертвого автора» в русской культуре Нового времени, — культуре, находящейся в постоянном, часто навязчивом, «сообщении» с властителями дум и душ миновавших эпох, постоянно озабоченной вопросом, который можно было бы назвать главным латентным вопросом русской интеллигенции: кого слушать? кому верить? — и ищущей ответа у великих теней, откликающихся, как солдаты на поверке:
Спирит мне держит речь, под гробовую крышу:
- «Мудрец и патриот! Пришла чреда твоя;
Наставь и помоги! Прутков! Ты слышишь?»
- Слышу
Я! (Прутков: 321)
Приложение
ВЫБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ АНТОЛОГИИ РУССКОЙ «ЗАГРОБНОЙ ПОЭЗИИ» 1850—1900-х гг.
Гоголь пишет в Москву с того света утвердительно, что это черти. Я читал письмо, слог его. Убеждает не вызывать чертей, не вертеть столов, не связываться: «Не дразните чертей, не якшайтесь, грех дразнить чертей… Если ночью тебя начнет мучить нервическая бессонница, не злись, а молись, это черти; крести рубашку, твори молитву».
Ф.М. Достоевский. Дневник писателя
I. ЗАГРОБНО-ДИДАКТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
1) ВАСИЛИЙ КИРИЛЛОВИЧ ТРЕДЬЯКОВСКИЙ (ум. 1768)
Надо мною люди потешались;
Бия мя по ланитам, похвалялись,
Моя душа, любовью не согрета,
Не прощала во все жизни лета,
Бросив земную заботу,
Позабыла их злую жестоту.
Получены в 1882 году «типтологическим путем, т. е. выстуканы по алфавиту ножкою стола, в присутствии медиума О.В. К…вой». В сопроводительной заметке говорилось:
Принимая во внимание известную печальную участь этого писателя, тема стихотворения получает полный смысл. При сообщении его автор указал на то, что он выдержал в нем свой характерный стиль умышленно [Ребус. 1883. № 48. С. 498].
2) ИВАН БАРКОВ (ум. 1768)
Адская поэма
I
Моя команда в полном сборе,
Абрамка, Мопс и Вельзевул.
Мы здесь гуляем на просторе.
И смеха и веселья гул
Здесь слышен по ночам туманным.
По шерсти и по лицам странным
Земные жители, ей-ей!
Нас принимают за чертей…
Не верьте возгласам Монаха,
Сего святейшего глупца.
Гоните Грандта-п
