ПРОТОТИПЫ «ГОРЯ ОТ УМА» А.С. ГРИБОЕДОВА
Сведений о реально существовавших лицах, послуживших прототипами «Горя от ума», имеется много, но достоверность их невелика.
Все те указания на прототипы «Горя от ума», которые имеются в грибоедовской литературе, следует принимать не в прямом, а в условном значении, т. е. 446 что то или другое лицо из числа современников Грибоедова похоже более или менее на того или иного героя комедии и могло дать ту или другую черту для выведенного художественного типа, причем, конечно, в большинстве случаев поэт отвлекал характерные типичные черты от многих лиц и свободно их комбинировал.
Прототипом Фамусова (от лат.: fama — молва) называли дядю Грибоедова, Алексея Федоровича. Сам поэт в отрывке «Характер моего дяди» так изображает его: «Вот характер, который почти исчез в наше время, но двадцать лет тому назад был господствующим, характер моего дяди. Историку предоставляю объяснить, почему в тогдашнем поколении развита была повсюду какая-то смесь пороков и любезности; извне рыцарство в нравах, а в сердцах отсутствие всякого чувства. Тогда уже многие дуэллировались, но всякий пылал непреодолимою страстью обманывать женщин в любви, мужчин в карты или иначе; по службе начальник уловлял подчиненного в разные подлости обещаниями, которых не мог исполнить, покровительством, не основанном ни на какой истине; но за то как и платили их светлостям мелкие чиновники, верные рабы — спутники до первого затмения! Объяснимся круглее: у всякого была в душе бесчестность и лживость на языке. Кажется, нынче этого нет, а может быть и есть; но дядя мой принадлежит к той эпохе. Он как лев дрался с турками при Суворове, потом пресмыкался в передних всех случайных людей в Петербурге, в отставке жил сплетнями. Образец его нравоучений: «я, брат!»». Нельзя не признать, что самый тон этой характеристики близко напоминает монологи Чацкого, обращенные к Фамусову. «Образец нравоучений» дяди поэта «я, брат!» воспроизводится в словах Фамусова: «Мы, например…» (д. II, 65).
А. Ф. Грибоедова же напоминают слова Чацкого: «Не тот ли, вы к кому меня еще с пелен, для замыслов каких-то непонятных, дитей возили на поклон». Сохранился рассказ С. Н. Бегичева, что именно так поступал с юношей-Грибоедовым его дядя. Широкое гостеприимство Фамусова также напоминает Грибоедова-дядю, о котором К. Н. Батюшков писал Н. И. Гнедичу в феврале 447 1810 г.: «Сегодня ужасный маскарад у г-на Грибоедова, вся Москва будет». Но, разумеется, сходство не идет далее нескольких черт — психологических и бытовых. В Фамусове столько типичного, что в нем узнавались черты многих московских бар.
Фамусов и жизненная философия отцов в комедии А. С. Грибоедова ...
... неизбежна. В статье описан образ героя Фамусова, его характеристика и взгляды на жизнь – эта информация пригодится 9 классам при подготовке сочинения на тему «Образ Фамусова в комедии «Горе от ума»» ... и понять идеологию общества того времени, суть конфликта поколений. Описание внешности и характера Фамусова Павел Афанасьевич Фамусов – вдовец, воспитывающий дочь Софью. Барин гордится своим вдовством. ...
По связи с А. Ф. Грибоедовым, предполагаемым прототипом Фамусова, в его же семье искали прототип Софьи. Возможно, некоторые черты Софьи Павловны Фамусовой напоминают одну из двух дочерей А. Ф. Грибоедова, Софью Алексеевну, вышедшую замуж за С. А. Римского-Корсакова, но совершенно невероятно, чтобы драматическая ситуация Софьи Фамусовой была подсказана обстоятельствами в семье А. Ф. Грибоедова. Автор «Горя от ума» был так тесно связан с семьей своего дяди, так дружен со своими двоюродными сестрами, что никогда не решился бы подобные обстоятельства сделать мотивом сценической интриги.
Догадок о прототипе Молчалина современниками высказано много. В. В. Каллаш сообщил, что на полях одной старинной рукописи «Горя от ума» им был назван некто Полуденский, секретарь почетного опекуна Лунина (Русский архив, 1905, № 5, стр. 175— 176).
Кроме этого свидетельства мы располагаем еще только одним глухим указанием А. Н. Веселовского: «Молчалин срисован с одного усердного посетителя всех знатных прихожих, умершего уже давно в сане почетного опекуна» (Русский архив, 1874, № 6, стлб. 1540).
Лицом, на которое указывали как на прототип Чацкого, был П. Я. Чаадаев. Об этом говорили уже осенью 1823 г., когда комедия впервые стала известной в рукописи. Наконец, если не прототипом, то типом для Чацкого могли служить многие декабристы.
Яркая типичность образа Скалозуба поощряла современников к бесконечным предположениям о его оригинале. Смутное московское предание считало таковым Сергея Александровича Римского-Корсакова, женившегося на Софье Алексеевне Грибоедовой, которую в свою очередь называли прототипом Софьи Фамусовой (Гарусов И. Д. — издание 1875 г. С. 260; Оболенский Д. Д. — Русский архив, 1895, № 3. С. 366 и др.).
По другой версии, оригиналом Скалозуба следует считать полковника (или генерала) Фролова (Стахович А. А. Клочки воспоминаний. М., 1904. С. 153—154, Филипсон Г. И. Русский архив, 1883. Т. III. С. 255).
Третьи называли прототипом Скалозуба И. Н. Скобелева (Петербургская газета, 1873 г., 14 авг. № 55; Голос, 1867 г., 5 дек., № 331).
А. Н. Веселовский, основывавшийся на изустной 450 московской традиции, писал: «Относительно лица, послужившего оригиналом Скалозуба, были разные мнения. Одни видели в нем Паскевича, другие с несколько большим основанием лицо, еще выше поставленное в управлении армии» (намек на Аракчеева или на великого князя Николая Павловича, будущего императора Николая I).
Но здесь же А. Н. Веселовский заявляет: «Сергей Сергеевич Скалозуб, воплотивший в себе тип фрунтовика-служаки, какими кишели в то время войска, разумеется, снят с натуры и, хотя потом подновлен несколькими чертами, взятыми у одной определенной личности (именно дивизионного генерала Фр-л-ва), представляет как бы собирательный характер, в котором обрисован целый класс подобных людей» (Русский архив, 1874, № 6, стлб. 1534—1535).
Есть сведения о том, что тип Скалозуба автор «Горя от ума» наблюдал еще в юности, среди офицеров Иркутского полка, в котором Грибоедов служил. (Альбовский Е. История Иркутского полка, ч. II. Минск, 1902).
Отношение чацкого к образованию
... отношение к карьере военного. Грибоедов и Чацкий Александр Чацкий не является прототипом самого автора, но, безусловно, Грибоедов относится к ... Чацкий смог получить очень даже достойное образование но, к ... привыкли хитрить. Сочинение на тему Умен ли Чацкий Автор ... Скалозуб и Чацкий. Художник Т. Александрова Молодой дворянин Александр Андреевич Чацкий ... подчеркивает, что в русском обществе человек гениальный ...
Декабрист Н. Лорер говорит, что вызвавший бунт Семеновского полка (1820) полковник Шварц был «человек без всякого образования, тип Скалозуба в «Горе от ума». До той же поры он командовал армейским полком и отличался своею строгостью, формалистикой, ни о чем больше не умел говорить, как о ремешках, пригонке аммуниции, выправке и проч.» (Лорер Н. Из записок декабриста // Русское богатство, 1904, № 3. С. 61).
Декабрист И. Д. Якушкин заявляет: «На каждом шагу встречались Скалозубы не только в армии, но и в гвардии, для которых было непонятно, чтобы из русского человека возможно выправить годного солдата, не изломав на его спине нескольких возов палок». (Якушкин И.Д. Записки. М., 1905. С. 18).
Наиболее единодушны современники и историки в определении прототипа Анфисы Ниловны Хлёстовой. Ее оригиналом называют Настасью Дмитриевну Офросимову, большую московскую барыню, известную своим умом, крутым характером, откровенностью и причудами. Она была чрезвычайно популярна в большом обществе допожарной Москвы, и о ней сохранилось много рассказов и анекдотов. Д. Н. Свербеев передает 451 любопытные подробности об одной из встреч с Офросимовой: «Возвратившись в Россию из-за границы в 1822 году и не успев еще сделать в Москве никаких визитов, я отправился на бал в Благородное собрание; туда по вторникам съезжалось иногда до двух тысяч человек. Издали заметил я сидевшую с дочерью на одной из скамеек между колоннами Настасью Дмитриевну Офросимову и, предвидя бурю, всячески старался держать себя от нее вдали, притворившись, будто ничего не слыхал, когда она на ползалы закричала мне: «Свербеев! поди сюда!» Бросившись в противоположный угол огромной залы, надеялся я, что обойдусь без грозной с нею встречи, но не прошло и четверти часа, как дежуривший на этот вечер старшина, мне незнакомый, с учтивой улыбкой пригласил меня идти к Настасье Дмитриевне. Я отвечал: «сейчас». Старшина, повторяя приглашение, объявил, что ему приказано меня к ней привести.— «Что это ты с собой делаешь? Небось, давно здесь, а у меня еще не был! Видно, таскаешься по трактирам, да по кабакам, да где-нибудь еще хуже,— сказала она,— оттого и порядочных людей бегаешь. Ты знаешь, я любила твою мать, уважала твоего отца» …и пошла, и пошла! Я стоял перед ней, как осужденный к торговой казни, но как всему бывает конец, то и она успокоилась». (Свербеев Д. Н. Записки. М., 1899. Т. I. С. 262—263).
«Старуху-Хлёстову я хорошо помню,— пишет другой мемуарист: — это была Настасья Дмитриевиа Офросимова; <…> ее же под именем Марии Дмитриевны Ахросимовой, описал в «Войне и мире» граф Л. Н. Толстой. Офросимова была одного с нами прихода Иоанна Предтечи в Старой Конюшенной; она строго блюла порядок и благочиние в церкви, запрещала разговоры, громко бранила дьячков за непристойное пение, или за нерасторопность в служении; дирала за уши (как Чацкого) мальчиков, выходивших со свечами при чтении Евангелия и ходивших с тарелочкою за свечным старостой, держала в решпекте и просвирню. К кресту Офросимова всегда подходила первою, раз послала она дьячка к незнакомой ей даме, которая крестилась в перчатке, громко, на всю церковь, дав ему приказание: «Скажи ей, чтоб сняла собачью шкуру!»» (Стахович А. А. Указ. 452 соч. С. 154; см. также: Гершензон М. Грибоедовская Москва. Изд. 2-е. М., 1916. С. 107—111).
Грибоедов Александр Сергеевич
... сарбазами (русскими солдатами, поступившими в персидское регулярное войско) на улице, - писал Бегичев, - он (Грибоедов) начал говорить им, что они поступили подло, изменив присяге и отечеству и ... не проронить ни одного слова. В числе гостей тут был некто Василий Михайлович Федоров, сочинитель драмы «Лиза, или Торжество благодарности» и других давно уже забытых ...
Прикрепление Хлёстовой к оригиналу Офросимовой — одно из самых убедительных в литературе о прототипах грибоедовских героев, хотя есть и другие указания на прототипы Хлёстовой, которую близко напоминают, например, душевный облик и внешнее поведение самой матери поэта, Настасьи Федоровны Грибоедовой (см. Русское слово, 1859, № 4, С. 1).
По сообщению А. Н. Веселовского, основанному на московской традиции, оригиналом Репетилова (от лат.: repeto — повторяю) послужил Николай Александрович Шатилов, с которым Грибоедов служил в Московском гусарском, а потом в Иркутском гусарском полку. «Господин этот, по словам Бегичева, был добрый малый, очень пустой и одержимый несчастной страстью безпрестанно острить и говорить каламбуры. Этим наконец он так надоел Грибоедову, что тот купил альманах анекдотов Биевра и как только тот каламбур, к нему сейчас обращался с вопросом: ,,На какой странице?» — Свое, ей богу, свое,— отвечал он всегда. Остряк этот был в Москве, когда Грибоедов привез туда оконченную комедию. Автор сам прочел ему роль Репетилова. Тот расхохотался, говоря: «Я знаю, на кого ты тут метишь! — На Чаадаева»…» (Русский архив, 1874, VI, стлб. 1555).
В указаниях на оригиналы Загорецкого имеется несколько вариантов. И. Д. Гарусов, специально собиравший на этот счет сведения, писал, что «одни признавали в нем только что начинавшего свою карьеру, ловко втиравшегося в знать, не брезгавшего никакими средствами для наживы московского и ярославского откупщика А-ва <…>, другие видели в нем тоже откупщика, по московского, *-ва, впоследствии ставшего крупным капиталистом. Третьи думали, что выведен в Загорецком один из содержателей игорных домов, шулер, обыгрывавший всех наверняка…» (издание 1875 г. С. 371—372).
В качестве иного оригинала Загорецкого еще ранее был указан тротьестепенный литератор А. Элькан (см.: Л.<ернер> Н. Прототип Загорецкого.— Русская старина, 1908, № 12. С. 607—613).
По словам А. Н. Веселовского, «для определения 453 оригинала Загорецкого существует более разнообразных предположений, чем относительно других действующих лиц. Явный признак, что современное общество изобиловало темными личностями в этом роде. С наибольшим правдоподобием до сих пор указывали на Арс. Барт-ва» (Русская библиотека, вып. V, изд. 2. С. 158).
Разных лиц называют также прототипом Платона Михайловича. «В лице добродушного и неповоротливого, честного малого Платона Михайловича Горичева,— писал А. Н. Веселовский,— Грибоедов не задумался изобразить своего старого приятеля и родственника, Илью Ивановича Огарева и, по старым рассказам, сам же приехал к другу и признался, что вставил его в свою комедию» (Русский архив, 1874, VI, стлб. 1540).
С Огаревым Грибоедов встречался на Кавказе, где тот служил на военной службе. Впоследствии Огарев был архангельским и пермским губернатором.
Другим прототипом Платона Михайловича называли Дмитрия Никитича Бегичева, с которым Грибоедов был дружен, как и с его братом, С. Н. Бегичевым. «Дмитрий Никитич, отличавшийся необычайным добродушием в обхождении, казалось, должен был навсегда оставаться добрым московским семьянином» (Полевой К. А. Записки. СПб., 1888. С. 297), но потом он получил место губернатора в Воронеже. Племянница Бегичевых, Е. П. Соковнина, возражала К. А. Полевому, ссылаясь на энергично-деятельный характер Д. Н. Бегичева. Молву же об изображении Д. Н. Бегичева в роли Платона Михайловича она объясняет одной случайностью: «В 1823 г. А. С. Грибоедов гостил летом в деревне друга своего Степана Никитича Бегичева, и здесь исправлял и кончал свою бессмертную комедию, поселясь в саду, в беседке, освещаемой двумя большими окнами. Д. Н. Бегичев в это лето приехал к брату с своей женою. Раз Грибоедов пришел в дом к вечернему чаю и нашел обоих братьев Бегичевых сидящими у открытого окна в жаркой беседе о давно прошедших временах. Так как вечер был очень теплый, то Дмитрий Никитич расстегнул жилет. Жена его Александра Васильевна, урожденная Давыдова, несколько раз подходила к нему, убеждая застегнуть 454 жилет и ссылаясь на сквозной ветер. Д. Н., увлеченный разговором, не обращал внимания на ее просьбы, и, наконец, с нетерпением воскликнул: «Эх, матушка!» и, обратясь к брату, сказал: «А славное было время тогда! А. С. Грибоедов, безмолвный свидетель этой сцены, расхохотался, побежал в сад, и, вскоре за тем принеся свою рукопись, прочел им сцену между Платоном Михайловичем и Натальей Дмитриевной, только что им написанную, прибавив при этом: «Ну, не подумайте, что я вас изобразил в этой сцене; я только что окончил ее перед приходом к вам». Конечно, все смеялись, и так как этот маленький эпизод был передан Д. Н. Бегичевым братьям его жены и, между прочим, Денису Васильевичу (Давыдову, поэту.— Н. П.), словоохотливому весельчаку, то не мудрено, что стоустая молва поспешила разнести весть, что А. С. Грибоедов изобразил своего друга Д. Н. Бегичева в роли Платона Михайловича. Жена Д. Н. Бегичева, Александра Васильевна, не имела ничего общего с светской и бесцветной московской барыней Натальей Дмитриевной, изображенной в «Горе от ума»». (Соковнина Е.П. Воспоминания о Д. Н. Бегичеве.— Исторический вестник, 1889, № 3. С. 665—666).
Сравнительная характеристика Фамусова и Чацкого в комедии Грибоедова
... балу Чацкий встречает своего друга Платона Михайловича и ... Чацкого говорит сам Грибоедов. Да и действующие лица комедии описаны автором так, будто это писал сам Чацкий. ... 9 А.А Загорецкий Слайд 10 ... смех!». В сцене бала происходит окончательный разрыв Чацкого с Фамусовским общества. После бала Чацкий решает выяснить истинное отношение Софии к нему, так происходит и развязка любого конфликта. Комедия ...
