Имя великого сына башкирского народа, талантливого поэта и полководца Салавата Юлаева (1754—1800) еще при жизни было овеяно легендами. По словам Мустая Карима, «в течение двух столетий Салават остается первым башкиром, превратившись в символ своей нации… Его помыслы намного опережали время. Из всех предводителей многих башкирских восстаний он первый предугадал, что свободу и независимость невозможно завоевать в одиночку, потому он пошел к русскому казаку Емельяну Пугачеву и под свое знамя собрал не только башкир, но и другие народности, жившие в башкирском крае. Пробудившись сам, словом и делом пробудил он подлинное национальное самосознание башкир — самосознание, вытекающее из понимания общности судеб разных народов, исключающее превосходство одних над другими.
Именно таким предстает Салават Юлаев со страниц одноименного романа, впервые увидевшего свет почти 70 лет тому назад. Автор его — Степан Павлович Злобин (1903— 1965), известный мастер русской исторической прозы.
Романы С. Злобина «Салават Юлаев», «Остров Буян» и «Степан Разин», реалистически отразившие важнейшие вехи освободительной борьбы народов нашей страны в XVII— XVIII веках, прочно вошли в сокровищницу отечественной литературы. Большую популярность получили также монументальные исторические полотна «По обрывистому пути» и «Пропавшие без вести», соответственно посвященные предреволюционным событиям начала XX века и периоду Великой Отечественной войны. Но самой любимой книгой многомиллионного читателя, несомненно, стал его первенец — «Салават Юлаев».
Благодаря этой книге имя национального героя башкирского народа Салавата Юлаева возродилось из полузабытья, стало известно и любимо в самых отдаленных уголках нашей Родины. Как свидетельствуют многочисленные читательские отзывы, полученные автором, роман о Салавате вызвал большой интерес не только на родине легендарного батыра, но и далеко за ее пределами. Этому во многом способствовало романтически восторженное описание молодым писателем подвигов бесстрашного «пугачевского бригадира, певца и импровизатора».
Еще в детстве он некоторое время жил в Уфе, учился в реальном училище. Вторично в Башкирию он попал через десять лет: за три месяца до окончания очень престижного в то время Высшего литературно-художественного института имени В. Я. Брюсова был арестован как анархист, отсидел два месяца в бутырской тюрьме, а затем, в конце мая 1924 года, выслан в арестантском вагоне в административную ссылку в Уфу. |
В обрисовке С. Злобина Салават, действительно, предстал «Первым башкиром», «символом своей нации». С трибуны Первого Всесоюзного съезда писателей С. Я. Маршак подчеркнул, что «надо оценить по достоинству смелость задачи Злобина, который попытался посмотреть на восстание Пугачева глазами башкира Салавата и для этого собрал новый, еще никем не использованный материал»
«…летом 1924 года,— вспоминает писатель,— я оказался в Уфе, где преподавал литературу и русский язык. А к лету 1925 года новая вспышка туберкулёза вывела меня из строя, пришлось отказаться от преподавания и поступить статистиком в Башкирский Госплан. Участвовал в экспедиции по горно-степному и горно-лесному районам Башкирии, много ездил верхом, ночевал на башкирских кочевьях, охотился, изучал башкирский язык, записывал песни, местные предания, пословицы, поговорки» Эти материалы легли в основу содержательных литературно-этнографических путевых заметок С. Злобина «По Башкирии» (1928).
В ту же пору совместно с А. Кийковым им была написана для первого издания Большой Советской Энциклопедии статья «Башкирская АССР»— она свидетельствовала о хорошем знании особенностей» быта башкирского народа, а также истории, экономики и культуры края.
В 1925—1927 годах С. Злобин работал над повестью «Дороги». Она была принята Московским отделением Харьковского издательства «Пролетарий», но не напечатана, так как не удовлетворила требовательного к себе автора, и он «сам настоял рассыпать уже готовую вёрстку». Кстати, это не единственное произведение С. Злобина, которое он не захотел издавать. Аналогичная участь постигла и первую редакцию романа «Степан Разин». В 1941 году он был закончен, принят издательством и даже иллюстрирован. Перед тем как отдать в типографию, автор выпросил в редакции рукопись, чтобы еще раз ее «посмотреть», и… раздумал печатать. «Издательство подало на автора в суд с требованием или отдать роман в производство, или возвратить полученный аванс,— вспоминает С. Злобин.— Даже в суде, смеясь, говорили, что в первый раз видят такое положение, когда издательство считает книгу готовой, а автор требует права на доработку. Хорошо, что к этому времени подоспел гонорар за фильм «Салават Юлаев». Старый друг Салават помог мне с честью выйти из затруднения, и, возвратив аванс, я унёс домой неизданную рукопись».
Интерес к Башкирии, проявившийся за годы уфимской ссылки С. Злобина, естественно, привел начинающего прозаика к углубленному изучению героической истории этого своеобразного края. «В двадцатых годах,— вспоминает писатель,— всюду велись работы по составлению первых промышленных планов. Должно быть, я проявил какие-то способности, потому что вдруг оказался экономистом Башкирского Совнархоза. Я выкраивал время и для работы в исторических архивах Уфы. Нашел интересные материалы по башкирским восстаниям и задумал писать «Салавата»… Правда, о Салавате он задумал писать не сразу. Сначала им овладела идея создания большого исследовательского труда об истории башкирских восстаний. Он пересмотрел множество исторических архивных материалов и башкирской краеведческой литературы. Материалы были очень интересными, но, уже взявшись за работу, он почувствовал, что больше склонен к художественному творчеству, чем к научной деятельности. Однако, понимая, что художественное произведение нельзя писать сразу обо всех восстаниях, которых в течение двух столетий было несколько, он стал выбирать — о каком же из восстаний писать, какое наиболее типично для Башкирии и башкирского народа?!
Особенно сильно творческое воображение С. Злобина захватили две колоритные исторические фигуры — Караса-кала и Салавата Юлаева. Наиболее значительным ему показалось восстание башкир, слившееся с Крестьянской войной, названной «пугачевщиной». «В то время как Карасакал был националистом, поднявшим сепаратно башкирское восстание под знаменем ислама,— мотивирует свой выбор писатель,— Салават был участником и одним из вождей пугачевского движения и вёл более упорную и интересную борьбу с правительством».
«Салават Юлаев» С. Злобина — первый роман, довольно полно и правдиво изобразивший жизнь и боевой путь легендарного героя башкирского народа. В то же время это первое большое произведение писателя, давшее ему литературное имя. В годы работы над ним С. Злобин увлекался поэзией, и ему казалось, что романтический образ юноши Салавата, который был вместе поэтом и вожаком повстанцев, лучше всего передаст поэма. Размером был избран четырехстопный ямб:
Урал, страна суровых гор, Взмывающих над ковылями, Я в черноземный твой простор Вхожу пустынными полями… Шайтан-Кудеев род богат, Старик Юлай — отец Кудеев, Но сын Юлая — Салават — Сильнее льва, мудрее змея…
Так начал он свою поэму! Написав около ста строк поэмы о Салавате Юлаеве, С. Злобин пометил: «1924 г.— июль-август — самая первая мысль о Салавате». Впереди было еще более четырех лет работы над первой редакцией произведения.
Однако от поэтической формы писателю вскоре пришлось отказаться: он понял, что огромное количество исторического материала о Салавате потребует целого тома. Ему же казалось, что не каждый согласится читать историческую поэму величиной с «Одиссею» или «Илиаду», а между тем очень хотелось, чтобы имя Салавата Юлаева стало известно тысячам и тысячам людей. И он окончательно остановился на прозаическом жанре.
«Видимо, эпичность материала, поэтический характер избранного героя и божественная красота башкирской природы пробудили у Степана Павловича желание писать в стихах,— вспоминал известный башкирский писатель Баязит Бикбай.— Но потом, в процессе работы над произведением, автор отклонил свой первоначальный замысел и написал «Салавата Юлаева» прозой. Однако и проза его получилась проникнутой поэтичностью, певучестью, близкой к народным песням». ,- С. Злобин долго и напряженно работал над рукописью книги,— ему, требовательному к себе, всегда казалось, что он еще слабо знает материал. Так было и с «Салаватом Юлаевым». Писатель перечитал много архивных документов, однако недостаточно хорошо знал башкирский язык, быт, одежду, утварь, оружие и местную природу. Он отложил работу над книгой и взялся за изучение языка штудировал самоучитель, брал уроки. (Но лучше всего он узнал язык во время экспедиций по горно-лесным районам Башкирии, где в ту пору некоторые местные жители вовсе не говорили по-русски) Исключительно одаренный от природы, С. Злобин, что называется, улавливал всё на лету. Писатель знал украинский и белорусский языки, очень быстро овладел гуцульским, французским, а английский выучил в плену, общаясь с человеком, который до войны жил в Америке.
Общение во время экспедиций с коренными башкирами, особенно с пожилыми, знавшими много легенд и преданий о Салавате, в силу необходимости приобщало к башкирскому языку. Даже через 30 лет после отъезда из Башкирии С. Злобин помнил немало башкирских слов и выражений, чем и удивил меня во время первой же нашей встречи в 1960 году.
В экспедиции он столкнулся с бытом, который мало отличался от быта, современного Салавату; бывал и жил в кочевках в войлочных «кошах», подобных тем, в которых жил и Салават, пил кумыс из деревянных чаш, из которых, быть может, пил и Салават. Он питался пресными лепешками, слушал чарующие мелодии курая, скакал по горам и степям, натягивал даже тетиву старинного лука и ездил на соколиную охоту; побывал на заводах, выстроенных на башкирских землях, интересовался их историей. Всё это дало ему возможность широко ознакомиться с башкирским народом и его бытом, с историей края.!
«Если бы эта книга была задумана на несколько лет позже,— вспоминал С. Злобин,— мне не удалось бы так глубоко ознакомиться с материалом: ведь развитие сельского хозяйства и индустриализация края изменили быт, изменили и людей, но я успел увидать этот тысячелетний быт кочевников, при котором жил Салават,— мне «повезло»… Кроме того, в поездках по Башкирии я записал много поверий, пословиц, поговорок, узнал национальные черты характера башкир, записал приметы, вслушался в стиль рассказов…»
После первой поездки по Башкирии (с июля по ноябрь 1925 года) он написал пролог к книге «Салават Юлаев», но дальше пролога дело не пошло: ему казалось, что он плохо знает материал, хотя интенсивно изучал его уже более года. Тогда он снова взялся за книги. Он читал старинные книги, журналы, листал пожелтевшие страницы архивных дел, выписывал из них целые абзацы, перечитал «Капитанскую дочку» и «Историю Пугачева» А. С. Пушкина. В богатом личном фонде писателя, хранящемся в Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве, много материалов, относящихся как к истории Башкирии вообще, так и к башкирским восстаниям в частности. Особый интерес представляют многочисленные блокноты и дневники писателя, из которых видно, как он собирал для романа о Салавате фольклорные сюжеты, изучал язык и составлял словарь башкирских слов, восторгался природой, географией Башкирии.
С. Злобин читал книги по экономической географии Урала и Приуралья, по истории уральской промышленности; изучал старинные карты Урала; очень помогли ему продолжительные экспедиции по Башкирии. Экспедиций было три: с июля по ноябрь 1925 года, с мая по ноябрь 1926-го и с мая по сентябрь 1928 года. В мае 1927 года истек срок трехгодичной административной ссылки в Уфу и целый год (с мая 1927-го по май 1928-го года) С. Злобин прожил в Москве.
Итак, в 1928 году С. Злобин поехал исследовать леса северной Башкирии. Маршруты экспедиции по счастливой случайности совпали с былыми путями Салавата. «Во время этой новой лесоэкономической экспедиции,— вспоминает писатель,— я побывал в деревне, где он родился и рос, в деревне, откуда была родом его жена, в деревнях и сёлах, где он набирал людей в свой отряд — в войска Пугачева, в тех местах, где он сражался с войсками Екатерины Второй. Здесь я ознакомился с природой мест, окружавших детство Салавата, и лучше мог себе представить его жизнь. Кроме того, в этих же местах люди рассказали мне нигде не записанные до того легенды и предания о Салавате, они пели песни, которые предание приписывает Салавату Юлаеву…».!
Не только люди, даже урочища и камни рассказывали писателю о Салавате. Так, объясняя ему дорогу, один башкир сказал: «Проедешь Салаватов двор, повернешь направо». Степан Павлович сразу же схватился за эту фразу. Когда же собеседник объяснил ему, что «Салаватов двор» — это камни, среди которых скрывался Салават в последние дни перед поимкой его екатерининскими войсками, он побывал в этих камнях.
Поляны, ручьи, овраги, камни — вся окружающая природа рассказывала пытливому писателю-исследователю о Салавате. Вначале, по неопытности, С. Злобин, по его собственным словам, вложил в книгу очень много этнографического материала, потом же, почувствовав, что от этого книга делается тяжелее, освободился от него. Он считает, что для своего произведения использовал приблизительно только одну пятую часть собранного материала, а это дало ему возможность свободнее писать, легче выбирать яркие характеры и образы.
С. Злобин настолько хорошо изучил башкирский язык и фольклор, что сочиненные им поэтические тексты ввели в заблуждение даже башкир. В одном из писем к жене из Башкирии (от 15 июля 1928 года) он с удовлетворением сообщал: «Башкиры не верят, что мои «Песни Салавата», которые я писал по-башкирски, сочинены урусом, и смеются над моим «хвастовством», когда я говорю, что это мои песни. Это меня радует».
Писатель рисует своего героя многогранно, он показывает формирование его характера и идейно-нравственную эволюцию. Первая же сцена с участием Салавата (поединок — с орлами) предвосхищает в нем будущего батыра: смелость, выносливость, помощь товарищу, попавшему в беду. В последующих эпизодах и сценах раскрываются нравственные качества героя: правдивость, честность, прямота, великодушие, желание делать людям добро. Причем Салават не стремится стать над товарищами, они сами выдвигают его из своей среды. В первой редакции романа образ главного героя был написан в подчеркнуто романтических тонах, реальное изображение нередко подменялось условностью. Не случайно позднее сам автор определил жанр своего произведения как «историко-романтическую повесть об одном герое».} Характерная особенность писательской манеры С. Злобина — начинать изображение судьбы героя с юных лет. «Почему вы всегда начинаете ваши книги с юности ваших героев? — не раз слышал я вопрос от своих читателей,— пишет он в статье «О молодежи». — Потому,— отвечаю я,— что молодость — это пора, в которой формируется так называемая «душа» героя, когда силы его кипят, когда в нем нет желаний покоя и каждое сердечное возбуждение, как и каждый помысел его, зовет к действию, к борьбе за свою правду, к ломке всего отжившего, старого, к которому в молодости еще не образовалась привычка, перерастающая в инерцию».
Любовно воспел С. Злобин легендарные подвиги башкирского богатыря, который, презрев национально-сословные предрассудки, плечом к плечу с русскими повстанцами геройски сражался за интересы угнетенных народных масс. В примечании к первому изданию «Салавата Юлаева» автор писал: «Частично книга основана на исторических документах, отчасти — на краеведческой исторической литературе и в значительной части — на легендарном материале, собранном на родине Салавата… Автор не настаивает, что Салават был именно таков, как изображен в повести, однако глубоко убежден, что социальная историческая обстановка того времени могла создать отношения и характеры, сходные с представленными в книге; иными словами — автор надеется, что за прошедшим столетием сумел разглядеть лицо бунтарей — предшественников организованного революционного движения».
Скромность двадцатипятилетнего автора достойна уважения! Книга же была восторженно встречена читателями, особенно — на родине героя. Вот как оценили ее, в частности, писатели Башкирии, лично знавшие С. Злобина: «По своей скромности, первую книгу автор назвал «повестью». На самом же деле это произведение — многоплановый роман по содержанию и по историчности. В нем речь идет не только о судьбе Салавата, но и о доле башкирского народа в ту эпоху; о нравах, самобытных обычаях и помыслах башкир»! Собирая материалы для «Салавата Юлаева», С. Злобин не мог жить только историей позапрошлого столетия, а интересовался и событиями современной действительности. В свободное от служебных дел время он уезжал в башкирские аулы, где слушал песни, предания, записывал пословицы и поговорки, общался по работе с лесоводами, инженерами, статистиками, сплавщиками, лесорубами, подрядчиками, землекопами. Запоминал их выражения, мысли, внешний облик: записывал отдельные интересные эпизоды, слова. Эти люди, разумеется, не нашли воплощения в книге о Салавате, но их образы складывались в другую систему. Так у него одновременно скапливался материал для повести «Здесь дан старт», в которой много внимания уделено лесам, их устройству и экономике, но писатель боялся перегрузить книгу научно-популярными сведениями. Работа же в лесной промышленности дала ему богатые сведения о лесах, и, чтобы рассказать об этом в занятной форме, он выбрал иной жанр — научно-популярный очерк. Так родилась другая книга — «Пробужденные дебри». Материалы к ней также были собраны во время экспедиций по лесам Башкирской республики.
Незадолго до Великой Отечественной войны С. Злобин значительно переработал свое произведение о Салавате Юлаеве, объем его увеличился примерно в полтора раза, повесть переросла в исторический роман. Возвращение к любимому образу было связано с начавшейся в 1939 году экранизацией фильма «Салават Юлаев». |
Консультантами у С. Злобина были видные башкирские ученые, писатели, среди них историк Абубакир Усманов, писатель Баязит Бикбай.
К этому времени С. Злобин -уже стал профессиональным писателем, и он по-иному взглянул на свое первое произведение. «Подоспевшая к этой поре работа над сценарием для фильма «Салават Юлаев»,— пишет С. Злобин в «Автобиографии»,— вынудила меня возвратиться к теме моей юности. Я снова поехал в Башкирию, чтобы встряхнуть старое вино и заставить его бродить. И тема «Салавата» вдруг «забродила». Я понял, до какой степени был наивен тот двадцатилетний автор детской повести о Салавате, как не сумел он справиться с раскрытием исторического процесса и до чего же необходимо всё это сделать заново, совершенно иначе переосмысливая события Крестьянской войны XVIII века. Эту работу я делал параллельно с фильмом, появившимся на экране в 1941 году».
Выход на экраны страны кинофильма «Салават Юлаев» в постановке талантливого режиссёра Якова Протазанова стал большим событием на родине героя, в культурной жизни Башкирии. Фильм успешно демонстрировался во многих городах Советского Союза. В фонде писателя сохранились многочисленные отзывы (и все — положительные!) о кинофильме «Салават Юлаев», в частности, известного кинорежиссёра Михаила Ромма.
Автору, однако, фильм о Салавате не принёс большого творческого удовлетворения. Он был недоволен фильмом потому, что считал его примитивным. Но таковы были традиции детфильмовских работ..
Итак, в 1941 году вышла в свет вторая, основательно переработанная редакция романа «Салават Юлаев». Книге было предпослано обстоятельное предисловие академика Л. В. Черепнина.
Как справедливо отмечает критика, переработка произведения преследовала цель глубокого раскрытия исторического процесса, шла по пути, говоря словами самого С. Злобина, превращения «историко-романтической повести об одном герое» в «исторический роман». По-новому были расставлены некоторые идейные акценты, сложнее стала композиция, появились новые эпизоды, сюжетные линии, новые действующие лица. Автор стремился раскрыть, как и почему башкирский народ примкнул к восстанию русского крестьянства. Мысль об интернационализме имела место и в первой редакции произведения, но была выражена слабо. Проблему интернационализма народных масс писатель раскрывает преимущественно через образ Салавата, его идейное и нравственное мужание.
С большой требовательностью и взыскательностью относясь к своему труду, автор не только ввел в произведение ряд новых эпизодов, сюжетных линий и действующих лиц, способствующих более глубокому раскрытию центрального героя, но много поработал и над языком романа. Вторая редакция отличается от первой насыщенностью действия. С увеличением объема исторического материала раздвинулись и рамки произведения.
Во второй вариант своего романа писатель, по словам критика Г. Ленобля, привнёс «прежде всего совершенно отсутствовавшее в издании 1929 года изображение противоречий между казаками — с одной стороны, крестьянами, а также угнетенными нерусскими народностями — с другой стороны». Новые исследования отечественных историков о Салавате и других сподвижниках Пугачева позволили писателю уточнить, дополнить и расширить многие части произведения, и в 1953 году появилась третья, принципиально новая редакция романа «Салават Юлаев». Если в первой редакции основное внимание автора было сосредоточено на главном герое, то в последней образ Салавата Юлаева слит с эпохой, широко и многогранно обрисована его полководческая деятельность; существенным изменениям подвергся также образ Юлая; вновь отшлифован язык романа. «В издании 1953 года… — говорит С. Злобин,— эта книга опять-таки снова переработана в связи с накоплением вновь открытой документации, что повлекло за собою и некоторые сюжетные изменения в романе».
В третьей редакции «Салавата Юлаева» исторически верно воспроизведены типические черты и особенности стихийного народного движения крепостной эпохи, раскрыта могучая сила народных масс. Большое профессиональное мастерство позволило писателю умело сочетать историческую правду с тонким, художественным вымыслом. При этом автор широко использовал башкирский фольклор, что способствовало не только воссозданию местного колорита, но и глубокому раскрытию психологии героев. Однако, как отмечала критика, «некоторые главы книги стали кое-где довольно громоздкими» из-за подробных описаний боев, включенных в новую редакцию романа.
В издании 1962 года С. Злобин вновь подверг текст произведения стилистической правке, но — незначительной. По утверждению вдовы писателя В. В. Злобиной, «для переиздания 1962 года С. Злобин вновь прочел роман (лежа: был болен), кое-что стал поправлять, потом сказал: «Ничего не надо, хватит: ловлю блох!».
Как видим, с образом Салавата писатель не расставался на протяжении целых сорока лет, и его герой рос духовно и идейно вместе с ростом художественного таланта самого автора. Зрелость Салавата сказалась, в частности, во вдохновенном воззвании к башкирам и русским:
Сравнение и сопоставление различных редакций романа показывает, как кропотливо и настойчиво работал С. Злобин над своим первенцем, от редакции к редакции углубляя его реализм, уточняя отдельные детали. Вместе с тем каждая из редакций по-своему интересна, оригинальна и значительна. Если первая редакция примечательна своим романтическим пафосом, поэтичностью, авторской непосредственностью и непринужденностью, обилием фольклорного материала, то последующим редакциям присуща реалистическая направленность, строго научный подход к решению поставленной в романе проблемы — народ и история. В последних редакциях писатель выступает как зрелый мастер, в совершенстве владеющий богатым арсеналом художественного воссоздания исторического прошлого.
Образ Салавата раскрыт через описание богатой приключениями и событиями жизни героя. Салават честен, неподкупно прям, предан своему делу, великодушен, поражает необыкновенным героизмом. Он прекрасный организатор, искусный воин, талантливый поэт. Писатель стремится к всесторонней характеристике исторического героя. В Салавате он выделяет не только черты руководителя движения, но и человеческое обаяние».
Роман о национальном герое башкирского народа Салавате Юлаеве, талантливо воссоздавший легендарный образ батыра-воина, замечательного певца-импровизатора, бесстрашного пугачевского полководца, оказал влияние на башкирских писателей, работавших в исторических жанрах. «Салават Юлаев» возвестил о приходе в советскую литературу талантливого, смелого писателя, и нам, молодым башкирским писателям,— пишет Баязит Бикбай,— показал хороший пример того, как создавать большие полотна из жизни исторического прошлого своего народа.
Творческие, деловые и дружеские связи С. Злобина с Башкирией продолжались в течение всей жизни, поэтому-то он любил наш край, свою писательскую колыбель, как родину.
Размышляя о судьбах народов России и мира, волнуясь извечными проблемами свободы и счастья, писатель колоритно рисует те обрывистые пути, по которым идут его уфимские герои — люди мужественные и самоотверженно борющиеся за утро Нового века.
-..Прошло почти 70 лет с выхода в свет первого издания романа «Салават Юлаев». Он сразу же стал бестселлером, неоднократно переиздавался, был переведен на многие языки народов нашей страны и ряд иностранных. На башкирский язык его перевел народный поэт Башкортостана Рашит Нигмати. Не одно поколение молодежи восхищалось мужеством и благородством башкирского батыра и его соратников, немало юношей и девушек испытало на себе благородное влияние героев Степана Злобина.
Мы, земляки легендарного героя башкирского народа, глубоко благодарны замечательному русскому писателю за талантливое воплощение образа славного Салавата Юлаева, ставшего ныне символом на национальном гербе суверенной Республики Башкортостан.
Использованная литература
[Электронный ресурс]//URL: https://litfac.ru/referat/pro-salavata-yulaeva/
1. Мустай Карим. Собр. соч.: В 3 т. М.: Худож. лит. 1983. Т. 3. С. 285.
2. Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический
отчет. М., 1934. С. 36.
3. См.: Материалы семейного архива С. Злобина.— См. также: И. Козлов . Исторические романы Степана Злобина (Вступительная статья).— Степан Злобин. Собр. соч.: В 4 т. М.: Худож. лит. 1980.— Т. 1. С. 13.
4. Степан Злобин. Собр. соч.: В 4 т. М.: Худож. лит. 1980. Т. 1. С. 12.
5. См.: Г. Ленобль. Степан Злобин и его роман «Салават Юлаев». (Предисловие).
— Степан Злобин. Салават Юлаев. Свердловск: СУКИ, 1973. С. 10—12.
6. Е. Кудряшова. Степан Злобин как автор исторических романов. Критико-биографический очерк. Белгород, 1961. С. 19.