Данная работа не является научным трудом, не является выпускной квалификационной работой и представляет собой результат обработки, структурирования и форматирования собранной информации, предназначенной для использования в качестве источника материала при самостоятельной подготовки учебных работ.
«Про это»
Одно из самых замечательных произведений Маяковского – поэма «Про это» — как раз менее других исследована, она не раз получала в критике и литературоведении сдержанную оценку, потому что не очень вписывалась в представление об авторе как о поэте-агитаторе, горлане-главаре. Между тем это поэма о себе и о любви, поэма, в которой как раз ярче и глубже, чем в других, более поздних поэмах, раскрывается характер и личность Маяковского в ее нравственном ракурсе.
Были и раньше поэмы о любви, кроме «Облака в штанах», была пронзающая своим лиризмом и трагическим надрывам поэма «Флейта-позвоночник», была самая светлая, не осложненная драматическими коллизиями поэма «Люблю». Поэт тогда переживал пик своего чувство к Л. Ю. Брик, потому и был уверен: «Не смоют любовь ни ссоры, ни версты. Продумана, выверена, проверена».
И через год – новая поэма, «Про это» (февраль 1923-го).
То, во что верилось, было разрушено до основания. Поражением закончился «смертельной любви поединок», поражением любви. Победителем оказался самый грозный и безжалостный враг любви… быт.
Поэма «Про это» создавалась в обстоятельствах, которые нельзя не принять во внимание. Маяковский испытал разочарование в любви, это произошло летом или осенью 1922 года. Строки их стихотворения «Юбилейное», написанного в 1924 году, не оставляют сомнений в происшедшем: «Я теперь свободен об любви и от плакатов. Шкурой ревности медведь лежит когтист». «Страшнее слов» это древнее чувство, в поэме для него тоже найден образ: «скребущейся ревности времен троглодитских тогдашнее чудище». Метафора, правда, тяжеловата, громоздка.
«Освобождение» от любви произошло после написания поэмы, и, судя по некоторым данным, не сразу, но отношения между Маяковским и Л. Ю. Брик вступили в фазу кризиса.
Л. Ю. Брик была сторонницей «свободной любви», они и в лефовском кружке литераторов и художников пыталась проводить в жизнь эту идею. Маяковский остро переживал дисгармонию в их отношениях. Он не мог жить так, пишет его ближайший друг поэт Н. Асеев, касаясь внутренней темы «Про это», чтобы «реализовать свои чувство, имея результатом такой реализации только гонорары, чтобы таскать купленные на эти гонорары закуски и сласти в литературный салон». «Салон» был в Водопьяном переулке у Бриков.
Тема любви в лирике В.В. Маяковского
... Брик и ее сестра Эльза Триоде в воспоминаниях о Маяковском дают понять, что он был влюблен в них обеих — сначала младшую, а затем в старшую. Эти его чувства находят отражение в поэме ... опять мятущимся, страдающим, мучимым неудовлетворенной любовью. В тяжелом отчаянии, размышляя о жизни и смерти, он говорит о первостепенном значении для него любви: «Страшно — не любить, ужас — не ...
В течение двух месяцев работал над этой поэмой Маяковский, уединившись в маленькой комнатке в Лубянском проезде. Как на «смирял» в себе поэт интимное во имя общего, социально-разумного, «становясь на горло собственной песне», — «тема» (любовь) «приказала» писать о ней. «Тема» пришла изнутри, опровергла ригорический принцип «смирения», и «личные мотивы» могуществом гения были подняты на высоту всеобщности. Маяковский-ригорист, «в штыки» атаковавший лирику, уступил место «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Человек». Он, по словам Николая Асеева, «рискованно хватался за перенапряженные высоковольтные провода быта» в поисках социальных причин душевной драмы.
Вся вступительная глава поэмы с вопросом-названием «Про что – про это?» — доказательство неотвратимой всеобщности любви, отраженной в жизни каждого человека. Начинается вступление спокойно, как будто оно фиксирует нечто привычное, обыденное:
В этой теме, и личной и мелкой,
Перепетой не раз и не пять,
Я кружил поэтической белкой
И хочу кружиться опять.
К конце вступления усиливается напор страсти и уже чувствуется, что он может прорвать эпическую оболочку начала: «Эта тема ножом подступила к горлу». И дальше – полная личная закрепощенность любовью: «Эта тема день истемнила, в темень колотись – велела – строчками лбов». Вступительная глава отвечает на вопрос: что такое любовь?
Гонитель всяческой романсовой чувствительности и альбомных «красот» в поэзии, Маяковский загадал читателю маленькую загадку, разгадать которую не составляет труда. Во вступительной главе, отвечая на вопрос: «про что – про это?» — он говорит о «теме», ни разу не произнося слово «любовь». А в самом конце, поставив прозрачную рифму «лбов», загадывает: «Имя этой теме: ……!» Эти шесть точек и должен читатель заполнить словом любовь .
Маяковский написал «Про это» «по личным мотивам об общем быте». В этой формуле ключ к пониманию лиро-эпической природы произведения. Личные мотивы – пережитое, испытанное, автобиографическое. Но – мотивы. То есть поэтическая интерпретация пережитого, а не автобиографический сюжет. Замечание об общем быте указывает на художественную природу типизации.
Самоуничижение и самопокаяние – сквозные мотивы не только второй главы, но и всей поэмы. Чтобы показать свое ближайшее окружение, его быт, поэт переводит картину в реальный план, он оказывается где-то рядом, может быть, на лестнице, за дверью, у квартиры любимой. И там, за дверьми, он видит и слышит то же самое – те же «вороны-гости», «пироги», пустые разговоры, равнодушие кА всему происходящему за этими стенами… Чем, собственно говоря, они отличаются от гостей Феклы Давидовны, которая показана в поэме в гротескно-фантастической картине рутинного быта?..
Только один человек попадает в зону бережения, только к одному человеку словно бы и не прилипает все то, «что в нас ушедшим рабьим вбито». Рыцарский характер поэта не позволяет бросить хоть малейшую тень на образ возлюбленной (в черновом варианте была названо имя – Лиля):
- Смотри, даже здесь, дорогая,
Стихами громя обыденщины жуть,
Имя любимое оберегая,
Семантико-стилистический анализ поэмы В. Маяковского «Облако в штанах»
... поэмы «Облако в штанах» очень сложна. Она напрямую связана с лексикой произведения, образуя вкупе неповторимый стиль раннего В. Маяковского. Заключение В. В. Маяковского, В. В. Маяковского Она несёт в ... далее нерв обретает способность ходить, а дальше — и вовсе пляшет чечётку ... в творчестве Маяковского и являются своего рода загадкой. Итак, в центре поэмы находится трагедия «неотвеченной» любви и ...
Тебя в проклятьях моих обхожу.
Эти прекрасные по своему благородству строки все-таки распространяются на одну зону. Зону обережения имени от проклятий. Но любимая остается вторым персонажем поэмы, она там, за дверью, объективно сливается, смешивается в одно целое с «воронами-гостями», она – их отражение, их часть. И все, относится также и к ней.
пониманием
…Исчерпывает ли для меня любовь все? Все, но только иначе. Любовь – это жизнь, это главное. От нее разворачиваются стихи, и дела, и все пр. Любовь – это сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться во всем… Но если нет «деятельности» я мертв.
…Любовь не установишь никаким «должен», никаким «нельзя» — только свободным соревнованием со всем миром».
Нет сомнения, что это – спор. Сказанное здесь невозможно совместить с идеей «свободной любви». Потому второй персонаж поэмы (она) оказывается в иной нравственной атмосфере, этого нельзя скрыть никаким рыцарским жестом.
Теперь последим дальше за сюжетом, где Маяковский сводит и разводит двух героев в едва улавливаемой последовательности, и уже молодой двойник предостерегает героя поэмы человеческой общности : «Жду, чтоб землей обезлюбленной всеемте, чтоб всей мировой человеческой гущей». Фраза имеет незаконченный вид, смысл ее тем не менее ясен. Герой прежней поэмы выступает «земной любви искупителем», он ждет любви и счастья для всех: «должен стоять и стою за всех, за всех расплачусь и за всех расплачусь». В единстве этой идеи смыкаются прежний и нынешний Маяковский, нынешний тот, который в «Прошении на имя…» скажет: «За всех – пуля, за всех – нож». Но добавит: «А мне когда? А мне-то что ж?» Счастье для всех, но счастье и для каждого – вот смысл жизни, извлеченный из опыта молодости и из опыта зрелости, сегодняшнего опыта.
Нагромождение фантастических картин дальше уже не прибавляет драматизма в ситуации противостояния героя поэмы и застойного быта, пик пройден. Ощущение исчерпанности подтверждает и тяжеловесный, вычурный стих:
Быть Сены полосе б Невой!
Грядущих лет брызгой
Хожу по мглу по Сеновой
Всей нынчести изгой.
Самые, наверное, претенциозные и насильственные строки в поэме. Впрочем, есть и другие. Тут же, почти рядом: «Рассвет. Подымаюсь сенскою сенью, синематографической серой тенью». Все это парижское виденье, помимо его поэтической неубедительности, искусственно замедляет движение к финалу. Возможно, что именно эти строки имел в виду Луначарский, в общем положительно, поначалу даже восторженно оценивавший поэму, когда впоследствии говорил о футуристических остатках в ней – «крайней манерности в пользовании словами…»
Последняя, «случайная станция» фантастического путешествия героя поэмы – купол Ивана Великого в Кремле. Удобная позиция для обозрения. Как Эйфелева башня в Париже. Москва внизу – рождественская. И здесь поэт не находит органичного образа: «С семи холмов, низвергаясь Дарьялом, бросала Тереком праздник Москва». Кавказские ассоциации слабо вписываются в раздольное гулянье русского Рождества. Но вот поэт сам переносится на Кавказ. Под ним «льдистый Машук». Возникают литературные ассоциации, «рассчитаться» с ними «идут дуэлянты». Здесь, у подножья Машука, «один уж такой попался – гусар!».
Смысл четырех «долой!» в поэме В.В. Маяковского «облако в штанах
... поэмы Маяковского «Облако в штанах» – это бунтующий герой. Он восстает против религии, политики, искусства и любви буржуазного мира. Герой призывает к решительным действиям. Своим произведениям Маяковский утверждает, что роль поэта в ... смирный любеночек», «миллионы огромных, чистых любовей», «вечер декабрый», «улица безъязыкая», «грудь испешеходили». 5. В области стиха – использование «лесенки», ...
Это еще одна отвратительная сторона быта, на этот раз быта литературного, способного убивать ложью, клеветой, пулей. Подводя жертву (поэта) под пулю, Маяковский создает еще один эмоциональный пик перед финалом. Он уступает по силе воздействия кульминационному моменту в конфликте, однако вносит дополнительный штрих в образ героя поэмы, уже не только в интимной, но и в общественной функции сближая его с автором. И с этой позиции – важнейшая деталь: «Окончилась бойня», жизнь вошла в обычную колею, «лишь на Кремле поэтовы клочья сияли по ветру красным флажком». Отсюда и произрастает трудная победительная мелодия стиха, звучащего «мирозданию в шум». Меняется пейзаж: «Дни улыбаются с пристани». Произведен расчет с прошлым. Кризис преодолен.
В черновом варианте поэмы «Про это» вступление была названо по-канцелярски «Объяснительной запиской», а заключительная глава «Резолюцией». Ясно, что в этих кнцеляризмах заключена была ирония и, возможно, желание таким образом приглушить трагическое звучание любовной темы. Вспомним, что Маяковский в «Приказе № 2 армии искусств» высмеивал любовные стихи.
«Прошение на имя…» — заключительный монолог. Название «Резолюция» не подходит к этому страстному лирическому высказыванию, Маяковский справедливо отказался от него. Монолог Маяковского – вера и надежда, любовь и ненависть поэта. Ненависть к тому, что «в нас ушедшим рабьим вбито», что «осело бытом даже в нашем краснофлагом строе». В заключительном монологе поэт снимает с себя тяжесть вины за все, что взвалил только на себя, высказывая твердое убеждение, что после смерти достоин лежать «с легшими под красным флагом».
Обратим внимание: последние подглавки имеют названия «Вера», «Надежда», «Любовь». «Вера» — это вера поэта в «изумительную жизнь», где «большелобный тихий химик» в мастерской человечьих воскрешений смотрит XX век, выискивает, кого бы воскресить. «Надежда» — страстная мольба (и надежда) о воскрешении с проникновенными, очень доверительными строчками:
Я свое, земное не дожил,
На земле свое не долюбил.
И среди прочих заслуг, добродетелей и обещаний – если воскресят – делать все «даром»: «чистить, мыть, стеречь, мотаться, месть», а также «развлекать, стихами балагуря», — поэт столь же проникновенно говорит о любви к «зверью»
Я люблю зверье. Увидишь собачонку –
Тут у булочной одна – сплошная плешь, —
Из себя и то готов отдать печенку
Мне не жалко, дорога, ешь!
такую любовь
Поэма «Про это» — последний страстный выплеск любовной лирики Маяковского в начале 20-х годов. После нее любовная тема надолго исчезла из его поэзии. Была попытка реанимировать прежние отношения с Л. Ю. Брик, ничего серьезного из этого не вышло. В 1928 году пришла новая любовь, появились стихи «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви», «Письмо Татьяне Яковлевой», но это уже другая тема…
Вера, Надежда, Любовь
... мирового существования, чтобы обрести веру, надежду и любовь, и построить общество высоких социальных гарантий, свободы и защищенности каждого гражданина. В ХIХ веке, поэт Алексей Хомяков писал: РОССИИ ... И вот , наконец, волна перестройки. Появилась надежда, что жить будет лучше, ан нет. Опять потеря всякой веры, надежды. Осталась только любовь к Богу: началось бурное движение восстановления ...
Поэма «Про это» оставила глубокий след в творчестве Маяковского, она опровергала рационалистические установки левого искусства на «производсвенничесво», поставив в центре внутреннюю жизнь человека. Поэма в личном плане завершила конфликт поэта с враждебным человек миром поругания любви. Она явилась своеобразным мостом к лироэпосу поэм о Ленине и «Хорошо!». После написания поэмы «Про это» начался перелом в отношении Маяковского к традициям, к классическому наследию. Поэма как бы сама собой опровергала безличный коллективизм лефовцев, безличное «мы», поглощавшее лирическое «я». Неоднократно в «штыки» атакованная лирика вдруг выявила власть над человеком индивидуально-личных интимно-природных чувств в его развитии и духовно-нравственном становлении, выявила одну из замечательных традиций классической литературы.
Дальнейший путь Маяковского – к поэмам о Ленине и «Хорошо!», к сатирическим пьесам, к поэме «Во весь голос» — путь к реализму, к традициям, но и путь новатора, открывателя новых сфер и возможностей в революционном искусстве.
