3 Модульная контрольная работа по истории русской литературы
4. «Петербург» А. Белого как символистский роман.
А. Белый, начавший свою художественную практику одновременно с теоретическими штудиями правоверного символиста, тем самым вставал на путь и выходящего из-под его авторского контроля экспериментаторства. Сакральность символа, его иррациональная неисчерпаемость, стимулируя философско-эстетические искания, придавала и художественным поискам статус мистических первооткровений. В прозе, жанре более всего “нисходящим”, используя термин “реалистического” символиста Вяч. Иванова, это выразилось в детективной напряженности повествования. Очевидно, поэтому А. Белый и выбрал жанр романа как наиболее приемлемое средство материализации интриги символистских умозрений в интригу спровоцированных авантюр.
В этом смысле роман “Петербург” не случайно совпал по замыслу и содержанию с “Бесами” Достоевского, хотя в 1906 г. (т.е. до появления собственной прозы) А. Белый заявлял: “Перед моим взором теперь созревает план будущих работ, которые создадут совсем новую форму литературы”. И тем не менее “Серебряный голубь” (1909 г.) оказался, выражаясь словами О. Форш, “срежиссированным” под Гоголя, а “Петербург” – под Достоевского. А. Белому, располагавшему опытом оригинальнейших лейтмотивно-построенных “Симфоний” теперь оказалось важно подчеркнуть не изыски формы, а саму атмосферу “бесовского” детектива, отправляющегося от хроники: глазами автора-наблюдателя (и одновременно действующего лица) и хроники газетной. А. Белый намеренно не скрывает этого, развертывая сюжет в контексте образов, ситуаций, хронотопов (г. Петербург) криминально-философских романов Достоевского.
Символике лжепророка Достоевского, изгнанию “бесов” из тела России, ее исцелению духом “синодального православия”, торжеству в ней людей, подобных Шатову, Белый намеревался противопоставить другую “символику”: грядущий революционный взрыв, победу не “лимонадной”, а “настоящей” революции, торжество в ней не “клопов”, вроде Шатова, а людей типа Верховенского-Нечаева, людей “кремниевых”, пахнущих “огнем и серою”. С другой стороны, в отличие от Достоевского, проблема вселения “бесов” в людей решается А. Белым в “Петербурге” в параметрах уже иной реальности, иной пространственности. И если символизм в целом культивирует сугубо пространственные модели универсума, то для “поэтики А. Белого, – уточняет В. Паперный, – характерна трансформация существующей во времени традиции в структуру чисто пространственную… – в семантическую структуру художественного текста”. Одновременно при описании этого гиперпространства символология Белого, требовавшая, по мысли Е. Григорьевой, “не диалектических, а абсолютных характеристик”, тем не менее опиралась на методологию точных наук.
По роману Федора Достоевского «Бедные люди»
... начинал бы его совсем.» Сочинение на тему “”Бедные люди” Достоевского: дебют писателя” ” Так писал о себе Достоевский в 1877 году, будучи ... мае 1837 года по дороге из Москвы в Петербург, куда шестнадцатилетний Федор с братом Михаилом ехали по решению отца ... вам прямо сейчас. Расчет стоимости Гарантии Отзывы Оказавшись в военно-учебном заведении, юноша Достоевский по-прежнему жил в мире литературы, ...
Белый демонстративно и наглядно усиливает условно-символическое в персонажах своего романа, благодаря чему черты типические и символические перекрещиваются, переплетаются, почти сливаются. Необходимое и условное, подлинное, достоверное и вымышленное, обобщенно-гротескное с редким художественным мастерством слиты в романе Белого. Таких экспериментов до него не производил никто. И в первую очередь это относится к главному «персонажу» романа — городу Петербургу. Линия, идущая от Гоголя и Достоевского и связанная с отношением к Петербургу как к городу нереальному, призрачному, фантастическому, находит в романе Белого как бы свое завершение, подходит к тому пределу, дальше которого без риска утратить всякое правдоподобие она как будто уже и не может продолжаться. Поворот Белого в сторону изображения жизни большого города имел и свои последствия. Вышли на поверхность и стали жить своею жизнью новые герои — жители города, столицы огромной империи, раскинувшейся на огромных пространс-твах с запада на восток. Пограничный характер имеет эта империя, пограничный характер имеет и ее столица; и двойственным оказывается облик ее жителей — героев нового романа.
На первый план выдвинулись образы-символы статьи «Иван Александрович Хлестаков». Серый туман окутал город, пишет Белый в статье, осел в душах людей «с бледными, позеленевшими лицами». Это был «нечистый туман», и он-то лишал людей их индивидуального облика. В «Петербурге» читаем: «Петербургские улицы обладают несомненнейшим свойством: превращают в тени прохожих; тени же петербургские улицы превращают в людей». Петербург возник в романе как чиновный и бюрократический центр империи, неживое видение, марево, скрывающее перекрест двух основных тенденций исторического развития. Двойственность проникла в души героев, разложила, разъяла их, проникла в психику, отравила ее ядом противоречий. Люди и события приобрели карикатурный оттенок, поскольку оказалось утраченным основное свойство человека, каким представляет его себе Белый в идеальном виде — единство и цельность натуры.
И показательно в этом отношении обращение Белого уже в первоначальном замысле романа «за помощью» к Пушкину и Чайковскому. Всего лишь двадцать лет назад поставленная впервые опера «Пиковая дама» сразу же пленила слушателей своей чисто петербургской музыкальной и зритель-ной стилистикой. В начале века образы и мотивы оперы широко входят в быт художественной интеллигенции Петербурга. Создаются эскизы и декорации, пишутся на тему повести и оперы картины. Образ заснеженной Зимней канавки, поджидающий у подъезда нервный и напряженный Германн, огромные и холодные залы графинина дома становятся символическим обозначением сугубо петербургской жизненной атмосферы. Как только главные образы романа были найдены и «Петербург» обрисовался в сознании Белого в своей геометрически четкой конструкции, Белый приступил к работе. Три месяца напряженного труда провел он — октябрь, ноябрь, декабрь 1911 г. В письме к Блоку от 26 ноября 1911 г. уже названы некоторые (из числа основных) символы и даже сцены романа (символ «желтой опасности», сцена появления на улицах Петербурга автомобиля с «японскими гостями»,33 названы Азеф и Гельсингфорс и т. д.).
Петербург — город-символ в русской литературной традиции. Часть
... в романе в стихах «Евгений Онегин», город мы видим с двух сторон. Другие сочинения: ← Письмо Самсону Вырину от лица Дуни↑ ПушкинПортрет Пугачева в романе Капитанская дочка → Образ Петербурга в повести пиковая дама В ... ярких человеческих индивидуальностей эта масса постепенно превращается из отдельных людей в части тела — носы, бакенбарды, предметы туалета – шляпы, шинели‚ утрачивая присущий человеку ...
Наиболее острым для Белого в период создания «Петербурга» был вопрос о сущности человеческого «я», т. е. о том, является ли оно величиной постоянной, или это постоянство есть постоянство видоизменений. Причем сам процесс видоизменений рассматривался Белым двояко: и как бесконечное обновление личности, и как процесс бесконечного же созидания тех сложных взаимоотношений, в которые вступает человеческое «я» с окружающим миром. В очень важной для этого периода статье «О мистике» Белый говорит: «Бесконечны разрывы, бесконечны падения в бездну, бесконечны стадии опыта, бесконечен внутренний путь, бесконечна, углубляема нами действительность; но законы пути одинаковы для всех стадий; и основы пути все те же: дуализм между мельканьем предметов и запредельной тому мельканию бездной; и фиктивно воображаемая граница между тем и другим, есть «я».
Одной из центральных тем всего
«Весь роман мой, — подчеркивает Белый, — изображает в символах места и времени подсознательную жизнь искалеченных мысленных форм»; а подлинное место действия романа — вовсе не реальный город Петербург, а «душа некоего не данного в романе лица, переутомленного мозговою работой». Петербург в романе, утверждает Белый, условный город, созданный воображением в целях реализации «мысленных форм», т. е. реально — представлений Белого о характере исторического процесса, каким он оказался в России в начале XX столетия. объединяя разные детали и черты, но мало заботясь об общей бытовой достоверности, Белый создает условно-символический образ города. И поскольку он имеет дело именно с Петер-бургом, да еще с центром, где каждый шаг персонажа может быть прослежен, «разоблачение» Белого окажется делом не слишком большой трудности. Но смысл не в этом «разоблачении». Важно уяснить характер художественного мышления Белого, в основе которого лежат две противо-речившие друг другу черты: пристальное внимание к деталям, умение уловить и воспроизвести их с большой художественной выразительностью и полное господство произвола в общей картине, создаваемой с помощью этих же деталей.
Особенности поэтики романов М. Булгакова в системно-типологическом аспекте
... романе - "Белая гвардия" - /1923-1924 г. г/ - нашли завершение в "Мастере и Маргарите" /1928 - 1937 г. г. /. Работа над последним романом часто прерывалась, и именно в такие моменты Булгаков ... создавал "Жизнь господина де Мольера" /1932-1933 г. г. / и "Театральный роман" /1936-1937 ...
Петербург для Белого есть символ мирового значения — ив плане исторических судеб человечества, и в общефилософском плане — он условное обозначение «места и времени», служащее для изображения «подсознательной жизни искалеченных мысленных форм», как сказал он в цитированном письме Иванову-Разумнику. Поэтому-то как реальный город со своими маршрутами и своей топографией он и не слишком занимает Белого. Это символ тех грандиозных противоречий, во власти которых оказался весь человеческий род, не только в своей подлинной земной истории, но и в истории своего «духовного» роста, «духовного» созревания, которое Белый готов расценить как деградацию. Именно поэтому город живет в романе как бы двойной жизнью, в которой элементы подлинного быта переплетаются с элементами таинственного бытия.
В результате в треугольно-квадратной планиметрии А. Белого появляется мифологема круга: “Круг (символ догмата – В.Я. ) со вписанным в него треугольником (символом вечности, воплощенном в пирамиде Хеопса – В.Я. ), обозначая “подлинное сечение символа”, являет мистерию человека “Человек в том круге есть, – пишет Белый-антропософ, – точка; но и точка есть круг; треугольник вписан и в человека: углом в голову, углом в сердце и углом в руку: треугольник мы носим, треугольник мы движем мыслью, чувством и волею”. Важно отметить, что смысл мистики треугольника, который Белый в предисловии к сборнику стихов “Урна” (1909 г.) называет “атрибутом Хирама – строителя Соломонова храма”, теряется в глубинах эзотерических учений и, в частности, розенкрейцерства, с которым антропософия имела много общего.
Отсюда в романе и игра фантомного демиурга “Петербурга”- романа и Петербурга-города сенатора Аблеухова геометрическими плоскостями и сферами, которую автор-рассказчик называет “мозговой игрой”, а Бердяев – футуристическим “распылением мира” сродни кубизму П. Пикассо. Однако в данном случае, перефразируя персоналиста Н. Бердяева, было бы вернее говорить о “расширении мира” в “Петербурге”. Поданное лейтмотивно, согласно заявленной писателем игровой технике конструирования текста-романа, это расширение варьируется максимально бесконечно настолько, насколько позволяет роман как результат компромисса между постулируемой до и вне текста неисчерпаемостью символа и канонами повествовательного жанра. Таким символом-компромиссом является, на наш взгляд, в романе “Петербург” бомба. Правомерно выстроить следующий ассоциативный ряд, спровоцированный лейтмотивом бомбы:
Петербург-город – бомба – точка – шар (круг) – нуль – “2-е пространство” – астральный космос – загробный мир.
Образ петербурга рассказах достоевского
... его раскаяния, возвращения в мир людей. Сочинения на Getsoch.ru Сочинение на тему «Образ Петербурга в романе Достоевского » Преступление и наказание» Петербург в романе » Преступление и наказание» является одним ... писателей. О Петербурге дворцов, палат — символе петровской эпохи — писали А. С. Пушкин («Медный всадник»), Н. В. Гоголь («Невский проспект»), Андрей Белый («Петербург»), Александр Блок, ...
Так, лейтмотивно-ассоциативная игра с бомбой приводит автора к проекции реального мира на мир гипотетический, заведомо чуждый, альтернативный. В результате создается эффект неразличения двух миров, своеобразный пантеизм (по мнению философа Н. Лосского) Белого-символиста, корреспондирующего с его ранним “симфонизмом. В то же время автором в серии как игровых “мозговых катастроф”, так и сюжетно-реальных (сумасшествие Дудкина и Лихутина) по сути воссоздан результат взрыва до взрыва.
Таким образом, взрывы бомбы в сознании героев романа, бредящих “2-мя пространствами” и загробными мирами, сосуществуют с реальностью взрыва бомбы в сюжетном финале романа. Он звучит подобием эха, констатацией уже свершившегося в умах и телах действующих лиц драмы. Поэтому явление бомбы, лейтмотивно-вариативно поддерживаемое на протяжении всего романа, приводит и к деформациям жанра, обнаруживая символистский каркас мировоззрения Белого. Детективность зачина, сопутствуя глубине проникновения (от нуля к загробному миру) в под- и надсознание героев “Петербурга”, вырождается в фикцию взрыва и неожиданную патетику “Эпилога”. Поэтому и антитетичность 1) квадрата (сенатор Аблеухов) и круга (бомбы), 2) эволюции сюжета и “революции” надсюжетных (”взрывных”) выходов в ас-трал, скорее, конструирует противоречивую концепцию символа А. Белого, чем повествует о жизни героев в этом фантомном городе и романе, названных одинаково – “Петербург”. “Алгебра” пирамиды символа “Эмблематики смысла” словно насильно поверяется гармонией кругов ада “Петербурга” – предтечи взрыва во всех его ипостасях. И квадратура круга итоговой схемы-символа “Петербурга”, которую можно сконструировать по результатам этой экспериментальной гармонизации, выглядит неким каббалистическим знаком-пенкаклем, предназначенным, как известно, для вызова “бесов” иных пространств и измерений, либо нечаянной приманкой для них. По другим версиям, геометрия романа, столь явно обозначенная автором-рассказчиком и его персонажами и о которой писали столь разные исследователи, как Я. Браун, В. Пискунов, С. Ильев, может расшифровываться и как прием заклятия “бесов” в себе, и как гипотеза Невидимого Града по образцу Т. Мора или Города Солнца Т. Кампанеллы.
“Петербург” в равной мере прочитывается и как роман о мистическом и революционном 1905 г., и “расшифровывается” как трактат, сущностно и
У Белого — «свой», очень определенный Петербург, прямо связанный с пушкинской традицией, которая с гениальной прозорливостью была воплощена в поэме «Медный всадник». Поэма эта составила эпоху в литературной истории петербургской темы. Ее образы вновь возникли, стали жить своей, но уже новой жизнью на страницах романа Андрея Белого. Медный всадник и Евгений вновь встретились, вновь пересеклись их жизни, но уже не как враги столкнулись они, а как союзники, как проводники одной исторической тенденции. Предчувствия писателей прошлого обретали плоть и кровь, как бы реализова-лись в конкретных социальных и общественных сдвигах и потрясениях, эти писатели и стали для Белого опорой в его художественных, историософских и философских построениях. Уже первое опубликованное произведение Белого — «Симфония (2-я, драматическая)» целиком построено на исторических взглядах и эсхатологии Владимира Соловьева. Белый стремится создать здесь новый, небывалый в русской литературе тип прозаического художественного произведения, в котором невыраженный непосредственно смысл доминировал бы над тем, о чем сказано, что изобра-жено в непосредственной художественной форме. Конечно, в «Петербурге» концепция «Симфонии» претерпит существенные изменения, она усложнится, преодоление реально текущего времени будет происходить здесь не по линии замещения его отвлеченным символом, а по линии выдвижения на передний план нравственных основ личности, ее способности к перерождению в процессе индивидуального совершен-ствования. Правда, и его Белый будет воспринимать в общефилософском (вневременном) аспекте, всего лишь как отвлеченный выход из тупика истории. Но важно то, что от Владимира Соловьева переход совершится к Л. Толстому, к идее внутреннего и внешнего опрощения, которая станет теперь в глазах Белого воплощением идеи гармонии.
Роман-эпопея Л. Толстого «Война и мир»: от замысла ...
... еще не оконченный роман гр. Л. Толстого можно назвать образцовым произведением по части патологии русского общества». Он рассматривал роман, как отражение русского, старого барства. «Роман “Война и мир” представляет нам целый ...
