Комическое и трагическое в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

«…все присутствующие тронулись вниз по широкой мраморной лестнице меж стен роз, источавших одуряющий аромат, спускаясь все ниже и ниже к дворцовой стене, к воротам, выводящим на большую, гладко вымощенную площадь, в конце которой виднелись колонны и статуи ершалаимского ристалища».

Одновременно с мыслью о казни Иешуа у Пилата перед глазами возникают конные статуи; члены Синедриона, вынеся смертный приговор, движутся мимо кустов роз в сторону тех же коней. Символические кони каждый раз подчеркивают, тот выбор, который совершают герои. Причем, возможному решению прокуратора соответствует только взгляд в сторону того места, где бушуют страсти, а действительному решению Синедриона, только что вынесшего смертный приговор, — физическое перемещение его членов в том же направлении.

В евангельских главах романа борение ОНО и Я-идеала происходит в потемках Пилатовой души. Побеждает ОНО, но его торжество оказывается не вечным. Двенадцать тысяч лун длится Пилатова мука, трудно ему с больной совестью, и в финале, прощенный, он стремительно бежит по лунной дороге, чтобы «разговаривать с арестантом Га-Ноцри». Всадник передумал и движется в сторону Я-идеала.

II.3 Судьба романа «Мастер и Маргарита»

При жизни Михаила Афанасьевича Булгакова роман «Мастер и Маргарита» не был завершен и не публиковался. Известно, что 8 мая 1929г. Булгаков сдал в издательство «Недра» рукопись «Фурибунда» под псевдонимом К.Тугай. Это — наиболее ранняя из точно известных дат работы над «Мастером и Маргаритой» (рукопись так и не была опубликована).

Первую редакцию романа Булгаков уничтожил 18 марта 1930г. после получения известия о запрете пьесы «Кабала святош». Об этом Михаил Афанасьевич сообщил в письме правительству 28 марта 1930г.: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе…». Работа над «Мастером и Маргаритой» возобновилась в 1931 г. А 2 августа 1933г. Булгаков сообщал своему другу писателю В. Вересаеву: «В меня… вселился бес. Уже в Ленинграде и теперь здесь, задыхаясь в моих комнатенках, я стал марать страницу за страницей наново тот свой уничтоженный три года назад роман. Зачем? Не знаю. Я тешу себя сам! Пусть упадет в Лету! Впрочем, я, наверное, скоро брошу это». Однако Булгаков уже больше не бросал «Мастера и Маргариту» и с перерывами, вызванными необходимостью писать пьесы, инсценировки и сценарии для заработка, продолжал работу над романом практически до конца жизни.

В мае — июне 1938г. фабульно завершенный текст «Мастера и Маргариты» впервые был перепечатан. Авторская правка машинописи началась 19 сентября 1938г. и продолжалась с перерывами почти до самой смерти писателя. Булгаков прекратил ее 13 февраля 1940 года, менее чем за четыре недели до кончины, на фразе Маргариты: «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?» (10 марта писатель скончался).

14 стр., 6732 слов

Образы-символы в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

... идут?»… Булгаков писал «Мастера и Маргариту» в общей сложности более 10 лет. Одновременно с написанием романа шла работа ... и «Копыто консультанта» «Князь тьмы» и, наконец, всем известное теперь заглавие «Мастер и Маргарита». Первая редакция «Мастера и Маргариты» была уничтожена автором 18 марта ... в сторону последнего и Воланд пришел, как главный каратель, чтобы восстановить его. Все пласты романа тесно ...

При жизни писатель завершил роман фабульно, но оставалось много несоответствий и противоречий в черновиках, которые он не успел исправить. Так, например, в главе 13 утверждается, что Мастер гладко выбрит, а в главе 24 он предстает перед нами с бородой, причем достаточно длинной, раз ее не бреют, а только подстригают. Биография Алоизия Могарыча была зачеркнута Булгаковым, а новый ее вариант только вчерне намечен. Поэтому в одних изданиях «Мастера и Маргариты» она опускается, а в других, с целью большей фабульной завершенности, восстанавливается зачеркнутый текст.

Роман «Мастер и Маргарита» без колебаний признан главным делом жизни Булгакова (ради него Михаил Афанасьевич даже хотел уйти из Большого театра, чтобы выправить и представить произведение наверх).

Действительно, «Мастера и Маргариту» Булгаков создавал двенадцать лет, большую часть своей творческой жизни (1928(9)г. — 1940г.) параллельно с другими работами, приносящими доход. Остается только удивляться самоотверженности Михаила Афанасьевича: ведь в перспективе публикации романа Булгаков далеко не был уверен. Своей третьей жене, Е.С. Булгаковой, перед завершением перепечатки текста романа он говорил такие слова: ««Что будет?» — ты спрашиваешь. Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в бюро или шкаф, где лежат убитые мои пьесы, и иногда будешь вспоминать о нем. Впрочем, мы не знаем нашего будущего… …Эх, Кука, тебе издалека не видно, что с твоим мужем сделал после страшной литературной жизни последний закатный роман». В это время автор, врач по образованию, уже чувствовал какие-то симптомы роковой болезни — нефросклероза, сгубившей его отца, А.И. Булгакова, а впоследствии поразившей и самого писателя. Неслучайно, на одной из страниц рукописи «Мастера…» была сделана драматическая заметка: «Дописать, прежде чем умереть!»…

Когда Булгаков писал свой роман, у него возникали большие трудности с острой политической сатирой, которую писатель хотел скрыть от глаз цензуры и которая, безусловно, была понятна людям, действительно близким Михаилу Афанасьевичу. Вероятно, Булгаков не исключал, что политические намеки, содержащиеся в «Мастере и Маргарите» принесут ему неприятности. Некоторые наиболее политически прозрачные места романа писатель уничтожил еще на ранних стадиях работы. Например, 12 октября 1933г. Е.С. Булгакова отметила, что после получения известия об аресте его друга драматурга Николая Робертовича Эрдмана и пародиста Владимира Захаровича Масса «за какие-то сатирические басни» «Миша нахмурился» и ночью «сжег часть своего романа». Однако и в последней редакции «Мастера и Маргариты» осталось достаточно острых и опасных для автора мест. Такой опытный издательский работник, как бывший редактор альманаха «Недра» Н.С. Ангарский был твердо убежден в нецензурности «Мастера и Маргариты». Как записала Е.С. Булгакова 3 мая 1938г., когда автор прочитал ему первые три главы романа, Ангарский сразу определил: «А это напечатать нельзя».

16 стр., 7715 слов

М.А. Булгаков и его роман Мастер и Маргарита

... жизни 20-х и 30-х гг. и как концентрацию идей предыдущих произведений писателя. Но самое главное, Булгаков, предчувствуя свою смерть, осознавал «Мастера и Маргариту» как «последний закатный роман», ... литературовед М. Крепс в своей книге «Булгаков и Пастернак как романисты: Анализ романов «Мастер и Маргарита» и «Доктор Живаго»» (1984): «Роман Булгакова для русской литературы, действительно, в высшей ...

Но, как сказал Воланд, «рукописи не горят». Булгаков, уничтоживший первую редакцию «Мастера и Маргариты», убедился, что раз написанное уже невозможно изгнать из памяти, и в результате оставил после смерти в наследство потомкам рукопись великого произведения.

Выводы по главе II

При жизни Михаила Афанасьевича Булгакова роман «Мастер и Маргарита» не был завершен и не публиковался. Однако Булгаков уже больше не бросал «Мастера и Маргариту» и с перерывами, вызванными необходимостью писать пьесы, инсценировки и сценарии для заработка, продолжал работу над романом практически до конца жизни. При жизни писатель завершил роман фабульно, но оставалось много несоответствий и противоречий в черновиках, которые он не успел исправить.

Роман «Мастер и Маргарита» без колебаний признан главным делом жизни Булгакова (ради него Михаил Афанасьевич даже хотел уйти из Большого театра, чтобы выправить и представить произведение наверх).

Действительно, «Мастера и Маргариту» Булгаков создавал двенадцать лет, большую часть своей творческой жизни (1928(9)г. — 1940г.) параллельно с другими работами, приносящими доход.

Когда Булгаков писал свой роман, у него возникали большие трудности с острой политической сатирой, которую писатель хотел скрыть от глаз цензуры и которая, безусловно, была понятна людям, действительно близким Михаилу Афанасьевичу. Вероятно, Булгаков не исключал, что политические намеки, содержащиеся в «Мастере и Маргарите» принесут ему неприятности. Некоторые наиболее политически прозрачные места романа писатель уничтожил еще на ранних стадиях работы.

Но, как сказал Воланд, «рукописи не горят». Булгаков, уничтоживший первую редакцию «Мастера и Маргариты», убедился, что раз написанное уже невозможно изгнать из памяти, и в результате оставил после смерти в наследство потомкам рукопись великого произведения.

Глава III. Трагическое и комическое в романе М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита»

III.1 Комическое в романе «Мастер и Маргарита»

Трагическое — эстетическая категория, для которой характерно наличие неразрешимого конфликта. В центре внимания, как правило, страдания и гибель героя или его жизненных ценностей. В отличие от печального или ужасного, трагическое вызывается не случайными внешними силами, а проистекает из внутренней природы человека. Трагическое предполагает свободное действие человека, в результате которого он обрекает себя на страдания или смерть. Казалось бы, суть трагедии Гамлета (трагедия Шекспира «Гамлет») — в тех событиях, которые с ним произошли. Но подобные несчастья обрушились и на Лаэрта. Однако при этом нельзя говорить о том, что Лаэрт — трагический герой, поскольку он пассивен, а Гамлет сам, сознательно идет навстречу трагическим обстоятельствам. Он выбирает схватку с «морем бед». Именно об этом выборе и идет речь в знаменитом монологе:

Быть или не быть, вот в чем вопрос.

Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть. Забыться.

Комическое — средство раскрытия жизненного противоречия путем осмеяния. Основные виды комического: юмор, ирония, сатира, сарказм.

3 стр., 1070 слов

Дно жизни» трагический образ пьесы А. М. Горького «На дне

... 1. Басинский П. («Правда и ложь в пьесе Горького «На дне».) «Литература». – 1996г №17 2. Троицкий ... отображает тему пьесы. Основные образы и герои пьесы «На дне» С первых страниц драмы «На дне» перед ... который Лука им показывал. Трагедия общества в пьесе На примере героев, автор показывает, ... дна». Васька Пепел В страшных муках умерла Анна , которая все же свято верила до последнего момента своей жизни ...

В основе комического всегда лежит какое-то несоответствие, нарушение нормы. Это несоответствие может быть на языковом уровне (нелепицы, оговорки, имитация дефекта речи, акцента, не к месту звучащая иностранная речь), на уровне сюжетной ситуации (недоразумение, одного героя принимают за другого, неузнавание, ошибочные действия), на уровне характера (противоречие между самооценкой и произведенным впечатлением, между словом и делом, между желаемым и действительным и т. д.).

Так, главный герой комедии Грибоедова «Горе от ума» Чацкий часто попадает в комические ситуации. Его обличительные речи не всегда уместны. Впервые увидев Софью после долгой разлуки, Чацкий, влюбленный в нее, почему-то начинает разговор с нападок на ее родственников и т. д.

Юмор — особый вид комического, изображение героев в смешном виде. В отличие от сатиры, юмор — смех веселый, добродушный, помогающий человеку освободиться от предрассудков, ошибочных убеждений, недостатков. Так, гоголевская повесть «Ночь перед Рождеством» буквально пронизана юмором (описание капризной красавицы Оксаны, Чуба и т. д.).

Ирония — особый вид комического, осмеяние, насмешка. При иронии отрицательный смысл скрыт за внешней положительной формой высказывания. Например, в «Мертвых душах» Гоголь иронически изображает помещиков и чиновников. Ирония в характеристике Ноздрева заключается в противоречии между ее первой частью, где подобные Ноздреву люди называются хорошими товарищами, и последующими словами о том, что они «при всем том бывают весьма больно поколачиваемы».

Сатира — особый вид комического: высмеивание, разоблачение отрицательных сторон жизни, изображение их в нелепом, карикатурном виде. Например, явно сатирично описан в «Мастере и Маргарите» Булгакова «дом Грибоедова», где размещалась ассоциация писателей МАССОЛИТ. О литературе здесь мало что напоминает, а все двери увешаны табличками типа «Рыбно-дачная секция».

Сарказм — особый вид комического, язвительная насмешка, высшая степень иронии, когда негодование высказывается вполне открыто. Например, с сарказмом говорит Лермонтов в стихотворении «Дума» о своем поколении: «Богаты мы, едва из колыбели, Ошибками отцов и поздним их умом…», и заканчивет едким сравнением отношения к нему будущих поколений с «Насмешкой горькою обманутого сына Над промотавшимся отцом».

Гротеск — литературный прием, соединение реального и фантастического, создающее абсурдные ситуации, комические несоответствия. Например, гротеск активно используется Салтыковым-Щедриным в «Истории одного города». По сути, все события, происходящие в городе, являются гротеском. Жители города, глуповцы, «чувствуют себя сиротами» без градоначальников и считают «спасительной строгостью» бесчинства Органчика, который знает только два слова — «не потерплю» и «разорю». Вполне приемлемыми кажутся горожанам такие градоначальники, как Прыщ с фаршированной головой или француз Дю-Марио. Однако своей кульминации абсурдность достигает при появлении Угрюм-Бурчеева, задумавшего захватить всю вселенную. Стремясь реализовать свой «систематический бред», Угрюм-Бурчеев пытается все в природе уравнять, так устроить общество, чтобы все в Глупове жили по придуманному им самим плану, что в результате приводит к разрушению города его же жителями.

18 стр., 8961 слов

Трагическая судьба человека в тоталитарном государстве

... субботу люди в Чевенгуре «трудились», перетаскивали с места на место «на руках» сады или передвигали дома. В ... человек несвободен. Трагедия целого поколения, лишенного простого права быть людьми, с потрясающей силой встает в ... в малом, не потеряв чувства собственного достоинства. Третьего не дано. Сам писатель выжил, чтобы рассказать правду, какой бы страшной она ни была. Он показал, как тоталитарная ...

Статус трагического и комического как эстетических категорий часто подвергался сомнению: так, В. Татаркевич считал их этическими в жизни и эстетическими лишь в искусстве. Татаркевич, В. История шести понятий. — М., 2002. — С. 167. Этот взгляд распространен, Бычков, В. В. Эстетика. — М., 2002. — С. 222. но поверхностен; если смотреть глубже, видна эстетическая борьба — борьба совершенства с несовершенством Шестаков, В. П. Гармония как эстетическая категория. — М., 1973. — С. 225..Трагический конфликт глубок (совершенство гибнет или несет непоправимый урон), комический — нет (совершенство временно утрачено, но урон поправим).

Развитие всегда предполагает конфликты разной глубины; эстетический аспект конфликтов (и шире — развития) — это убывание/возрастание совершенства. Причем как совершенства развивающегося объекта, так и совершенства самого конфликта: возникает то, что можно назвать красотой трагедии или комедии, наличие которых в искусстве не отрицается никем. Но эта красота есть не только в искусстве; там она лишь представлена в чистом виде. Связь «конфликтных» категорий с совершенством двойная: с одной стороны, совершенство несет урон в конфликтах, с другой — рождается из них заново.

Этическое служит основой для эстетического, но не исчерпывает его. «Суть трагически-возвышенного, — пишет Николай Гартман, — составляет гибель высоко ценимого человеком… Только серьезность действительной угрозы подвергает человека высшим испытаниям; только такие испытания дают возможность проявляться тому, что есть в нем великого. Эстетическая ценность как раз и связана с этим проявлением… Не гибель добра как таковая является возвышенной, а само добро в своей гибели озарено возвышенным. И чем яснее отражается гибель в страданиях и в поражении борющегося, тем больше усиливается обаяние трагического» Гартман, Н. Эстетика. — М., 1958. — С. 558-559.; позиция человека, умеющего уловить красоту трагедии, «граничит со сверхчеловеческой» и, возможно, свойственна лишь поэту. Аналогично и комическое «лишено практического интереса. Оно всегда имеет отношение не к затронутой личности, а к явлению, происшествию как таковому. Сострадание и злорадство, которые могут при этом проявиться, принадлежат не к эстетическому явлению, а к этической позиции» Там же. — С. 603..

Трагическое- эстетическая категория, применяемая к глубокому конфликту. Оно всегда связано с необратимостью перемен, непоправимыми последствиями, невосполнимостью утрат. Трагическое не снимается победой, не растворяется в будущем, его невозможно исправить. Но в нем присутствует поиск выхода и устремленность в будущее — трагические жертвы не напрасны.

Объективно ли трагическое? Аристотель видел в трагедии и комедии подражание действиям людей («внушающим сострадание и страх» для трагедии; «действиям худших, но не во всей их подлости» для комедии), то есть признавал объективно трагическое и объективно комическое в жизни людей. Поскольку действия осознанны, а конфликт разворачивается на фоне материального мира, различить материалистическую и объективно-идеалистическую трактовки порой трудно: «Сущность трагедии заключается в коллизии, то есть в столкновении, ошибке естественного влечения сердца с нравственным долгом или просто с непреоборимым препятствием… Что такое коллизия? — Безусловное требование судьбою жертвы себе… Что же такое эта “судьба”, которой трепещут люди и которой беспрекословно повинуются сами боги? Это понятие греков о том, что мы, новейшие, называем разумною необходимостью, законами действительности, соотношением между причинами и следствием, словом — объективное действие, которое развивается и идет себе, движимое внутренней силою своей разумности…» Белинский, В. Г. Разделение поэзии на роды и виды / В. Г. Белинский // Полн. собр. соч.: в 13 т. — Т. 5. — М.: Изд-во АН СССР, 1954. — С. 53.

3 стр., 1239 слов

Трагедия маленького человека в повести Шинель

... его жалкому положению. Но «маленький человек», однажды почувствовавший себя большим, а затем снова загнанный в узкие рамки, становится фигурой поистине трагической, ибо не хочет мириться со ... рисует трагедию личности, но и предупреждает о том, какая опасность для общества таится в столкновении бездушного государства с маленьким человеком. Государственная машина, оттолкнув человека, заставляет ...

Тем не менее различение возможно. Оно заметно в стремлении идеалистов взять за основу не столько судьбу, требующую жертв, сколько сознательный протест против нее, не столько внешнее (необходимость), сколько внутреннее (стремление противостоять ей); тем самым ограничить трагическое рамками человеческого и в конечном счете отождествить трагизм с его осознанием. Материализм видит трагизм в конфликтах, присущих самой действительности, объективный идеализм переносит трагический конфликт в сферу идей — в борьбу субъекта и объективно существующей идеи: трагедия понималась как борьба «свободы в субъекте и необходимости объективного» Шеллинг, Ф. В. Философия искусства. — М., 1966. — С. 400., в которой обе стороны побеждены и победили одновременно; победа вечного над земным (преходящим), при которой гибнет человеческая индивидуальность Зольгер, К. В. Ф. Эрвин. — М., 1977. — С. 264., или «вечной субстанциональности» — над односторонностью человека Гегель, Г. В. Ф. Эстетика: в 4 т. — М.: Искусство, 1971. — Т. 3. — С. 578.. «Трагическое есть страдание ценной личности. Трагическое ограничено человеком» Кон, И. Общая эстетика. — М., 1921. — С. 179.

11 Средний, Д. Д. Основные эстетические категории. — М., 1974. — С. 16; Яковлев, Е. Г. Эстетика. — М., 1999. — С. 70-73.. Трагическое и комическое к «общественным категориям» относили и у нас. Так, из сферы трагического исключалась природа. Но объективно трагическое — как глубокий конфликт — неотъемлемо от природы хотя бы в силу необратимости времени. «Высокую эстетическую прелесть в царстве органических форм образует» то, что организмы «неосторожно предоставляют себя своей судьбе, погибают тысячами, но другие тысячи расцветают на их месте. Они смутно предчувствуют ужасную жестокость, которая господствует в жизни родов, — жестокость против индивидуума в пользу жизни поколений…» Гартман, Н. Указ. соч. — С. 211.

Если признак трагического не глубина конфликта, а идеальный характер, то, хотя победа не достается полностью ни одной из сторон, побежденный есть — материя; этим трагическое отлично от комического, остающегося в материальной сфере. Впервые такую антиаристотелевскую позицию занял Август Шлегель: «Внутренняя свобода и внешняя необходимость — вот два крайних полюса в мире трагического… Необходимость, которую человек должен признавать наряду со свободой, не может являться природной необходимостью. Она лежит по ту сторону чувственного мира, в недрах бесконечного; следовательно, она проявляется как непостижимая власть судьбы… Мы привыкли называть трагическими всевозможные ужасные и печальные происшествия… Однако печальный конец ни в коей мере не является необходимостью… причина, по которой трагическое изображение не должно отступать перед самыми суровыми и мрачными картинами, состоит в том, что невидимая духовная сила может измеряться тем сопротивлением, которое она оказывает внешней, чувственно измеримой силе… если трагическая цель нуждается в определении, то оно таково: для того, чтобы оправдать притязания духа на внутреннюю божественность, земное существование должно ставиться ни во что» Шлегель, А. Чтения о драматической литературе и искусстве // Литературная теория немецкого романтизма / под ред. Н. Я. Берковского. — М., 1934. — С. 225-226..

14 стр., 6979 слов

Начало трагического в пьесах Шекспира (2)

... тема гибели героев, особенно дорогих ему, воплощающих светлые гуманистические идеи. Юные Ромео и Джульетта - герои первой великой трагедии Шекспира (1594) - пламенно любят друг друга. Любовь их наталкивается на ... главным делом для Шекспира, страстью всей его жизни была работа драматурга, создание пьес. Огромно мастерство Шекспира как драматурга. Язык его трагедий отличается необыкновенным богатством ...

Еще дальше заходит Шеллинг: трагизм не в несчастьях, а в свободе человека, идущего против необходимости, пока та не будет познана, после чего обе стороны конфликта растворятся в высшей гармонии. «Я утверждаю: только это и есть подлинно трагический элемент в трагедии. Дело не в злополучном конце… Несчастье есть только до тех пор, пока воля необходимости не сказала своего слова и не раскрылась. Как только сам герой все для себя уяснил и его участь стала очевидной, для него уже нет более сомнений… и как раз в момент высшего страдания он переходит к высшему освобождению и к высшей бесстрастности» Шеллинг, Ф. В. Указ. соч. — С. 406.. Такое понимание трагического приходит к самоотрицанию: нет ничего трагического в том, что в мире происходят трагедии (в обычном понимании).

Трагедия — даже не просто индивидуальность, отделённость человека от воли высших сил, а осознание человеком своей индивидуальности и отказ от нее. «В этом заключается величайшая мысль и высшая победа свободы — добровольно нести наказание за неизбежное преступление, чтобы утратой своей свободы доказать именно эту свободу и погибнуть, заявляя свою свободную волю» Там же. — С. 402.. Свобода человека — в том, чтобы ее утратить. Для высшей необходимости трагедий нет; когда мы поймем эту необходимость, трагедий не будет и для нас, ибо индивидуальное свободное существование прекратится. Верен здесь, думаю, лишь диалектический момент обоюдной победы/поражения участников трагического конфликта.

Неклассическая философия, утверждая субъективный идеализм, полностью лишила трагическое объективности. «Сущность трагического не в цепи событий, а в реакции человека на них, — пишет персоналист Жан-Мари Доменак, — я не говорю о восстаниях, революциях, репрессиях, гражданских, колониальных, мировых войнах — здесь нет трагедии» Цит. по: Вдовина, И. С. Эстетика французского персонализма. — М., 1981. — С. 121.. Если ставить трагическое в зависимость от его осознания, логично свести его к субъективной реакции: нет трагического объекта без субъекта, отсюда — не всякий субъект достоин трагедии. «Не каждая смерть является трагической, — писал Макс Шелер. — Существует различие между тем, выполняет ли свой долг торговец овощами или король… Трагическими фигурами являются прометеи нравственности, в глазах которых сверкают новые, ранее не известные ценности…» Шелер, М. О феномене трагического // Проблемы онтологии в современной буржуазной философии. — Рига, 1988. — С. 303-316. Идеализм представлен и у нас: «трагическое зиждется на яркой вспышке идеального, которое гибнет в неравном противоборстве с наличным», подготавливая гибелью «прорыв в грядущее» на основе «скрытых резервов идеального Природа и функции эстетического. — М., 1968. — С. 241.; «необходимым субъективным компонентом трагедии является осознанность обстановки героем… трагедия начинается тогда, когда герой осознает трагичность своего положения». Борев, Ю. Б. О трагическом. — М., 1961. — С. 228.

4 стр., 1996 слов

Что такое крестьянский труд для матрены тимофеевны. Судьба матрены ...

... простить мальчика и поучить бабу. Корчагина Матрена Тимофеевна КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО Поэма (1863—1877, незаконч.) Корчагина Матрена Тимофеевна — крестьянка, ее жизнеописанию целиком посвящена третья часть поэмы. « ... о трагической кончине ребенка, описан образ птицы, которая безутешно плачет о своих птенцах,погибших во время грозы. Он помогает т читателю понять трагедию матери-крестьянки. Однако, ...

Но трагедия Отелло началась тогда, когда он был обманут, а не тогда, когда осознал обман. Гофман в опере Оффенбаха трагичен, когда принимает куклу Олимпию за женщину и влюбляется в нее; символом его трагической слепоты становятся искажающие реальность колдовские очки, которые дарит ему коварный маг Коппелиус. И король Канут в балладе А. К. Толстого едет навстречу верной гибели, не зная этого.

Почему трагична опера Верди «Аида»? Потому что дух (любовь) побеждает жизнь? Или все же потому, что жизнь гибнет? Тогда — почему цена такова? Источник трагического надо искать в мире, а не в сознании. Трагическое есть там, где нет выхода, устраивающего всех. «Так нехорошо… Так тоже нехорошо», — неожиданно точно определяет суть трагического конфликта персонаж пьесы А. В. Вампилова «Прошлым летом в Чулимске». Тогда — независимо от степени осознанности конфликта — «ценность стоит против ценности», потому что интерес стоит против интереса, и победа одной стороны становится поражением другой, и полностью невиновных нет. Ярчайший пример — трагедия Кристиана Фридриха Хеббеля «Агнес Бернауэр». История, действительно случившаяся в XV в. и многократно воплощенная в искусстве (от народных баллад до оперы К. Орфа), такова: молодой герцог Баварии Альбрехт женился на дочери цирюльника Агнес Бернауэр; права их детей на трон были бы непременно оспорены представителями побочных ветвей династии; отец Альбрехта герцог Эрнст, не дожидаясь появления наследников, приказал убить Агнес Бернауэр. Хеббель поразил современников, показав, что и у герцога Эрнста — убийцы — есть своя правота: он стремится предотвратить междоусобную войну тем единственным способом, который ему доступен. Именно здесь проходит граница, отделяющая трагедию от мелодрамы с ее невинными страдальцами и беспричинными злодеями. Пьеса, несмотря на консерватизм автора, была запрещена: Хеббель честно показал, что такое интересы государства и какой ценой оплачивается стабильность.

С проблемой осознанности трагического конфликта связано понятие трагической вины героя и соответственно справедливости трагической развязки. Шеллинг, Гегель («над простым страхом и трагическим сопереживанием поднимается чувство примирения,которое трагедия вызывает своей картиной вечной справедливости» Гегель, Г. В. Ф. Эстетика. — Т. 3. — С. 578.) и особенно их эпигоны, понимая справедливость как абсолютную, стремились отыскать адекватную трагическую вину любого персонажа (Ромео и Джульетты, Корделии, Дездемоны, Офелии), что приводило к антигуманным и натянутым построениям. С другой стороны, Н. Г. Чернышевский, а вслед за ним многие литературоведы Аникст, А. А. Теория драмы от Гегеля до Маркса. — М., 1983. — С. 98. отрицали трагическую вину тех героев, которых принято называть положительными. В этом случае их гибель — абсолютная несправедливость. Ясно, что диалектическим решением будет признание относительной вины и справедливости. Полностью невиновных нет, но нет и полной справедливости возмездия. Ромео и Джульетта более правы, чем семейства Монтекки и Капулетти, но вражда последних — не причуда, от которой можно избавиться волевым усилием. Неверно и жестоко говорить, что Ромео и Джульетта заслужили смерть тем, что поставили себя вне общества и его законов, Дездемона — тем, что недостаточно продуманно отнеслась к своему необычному браку, Корделия — тем, что не сумела вовремя успокоить тщеславие отца, но и полностью отмахнуться от этих аргументов нельзя. Действующий человек неизбежно вступает в конфликты — это может быть названо виной; он принимает на себя последствия своих действий — это может быть названо справедливостью. Но равновесие между тем и другим весьма приблизительно и почти никогда не бывает абсолютным. Об этом у Шиллера говорит Мария Стюарт, на фразу «вы только кровью с ним сочлись за кровь» отвечая: «за это воздадут мне тоже кровью» Шиллер, Ф. Мария Стюарт. — М., 1958. — С. 21-22..

2 стр., 981 слов

Комическое и трагическое в пьесе «Вишнёвый сад» (А.П. Чехов)

... Продан вишневый сад, забыт в имении больной старый Фирс. Так и хочется сказать: «Finita la commedia!» Гибель сада, безответная любовь, придающие пьесе лирический, грустный характер, с одной стороны и комические ... же время Лопахин, на мой взгляд, самый трагический персонаж. Он успешен, удачлив, ему удалось пробиться в мир богатых людей. И этот предприниматель, купив имение, не испытывает полного ...

Итак, верен путь Аристотеля, но отход от него не был бесполезен. Понятие трагического углубилось от всецело случайного(«такой человек, который не отличается ни добродетелью, ни праведностью, и в несчастье попадает не из-за порочности и подлости, а в силу какой-то ошибки» Аристотель. Поэтика / Аристотель // Соч.: в 4 т. — Т. 4. — М., 1983. — С. 658.) до необходимого у Гегеля («изначальный трагизм состоит именно в том, что в такой коллизии обе стороны противоположности, взятые в отдельности, оправданны, однако достигнуть истинного положительного смысла своих целей и характеров они могут лишь отрицая другую столь же правомерную силу и нарушая ее целостность, а потому они в такой же мере оказываются виновными именно благодаря своей нравственности»; «для великих характеров быть виновными — это честь») и Гартмана («некоторые полагали, что мы могли бы полностью сочувствовать только невиновным. Они жестоко ошибались: невиновный в конфликте человек едва ли человечен… ситуации действительной жизни не таковы, чтобы человек из них мог выйти невиновным… Скорее всего ценность всегда стоит против ценности, и воля должна решить, какую она хочет нарушить и с какой она хочет Гегель, Г. В. Ф. Эстетика. — Т. 3. — С. 576, 594.согласиться» Гартман, Н. Указ. соч. — С. 561.).

Трагизм неизбежности глубже трагизма случая.

Вопрос о видах трагического- как и другие проблемы «поэтики зла» — поднял Фридрих Шиллер. Наше сострадание, замечает он, ослабляется раздражением к несчастному, если он страдает по своей вине, и тем более — отвращением, если к тому же по его вине страдают другие. Но — и это «но» очень важно — трагизм присутствует и в данных случаях. Более того, Шиллер выделяет два типа негероической трагедии: «Если несчастие проистекает не из моральных источников, а из внешних явлений, не обладающих волей и не подчиненных воле» и «когда предметом сострадания оказывается не только тот, кто испытывает страдания, но и тот, кто причиняет их Шиллер, Ф. О трагическом искусстве / Ф. Шиллер // Собр. соч.: в 7 т. — М., 1957. — Т. 6. — С. 49.. Ни глупость, ни подлость страдающего человека не ставят его вне трагедии. На мой взгляд, это верная постановка вопроса, и упрекнуть Шиллера можно лишь в непоследовательности. Он проводит черту, отделяя не совсем глупых и не совсем подлых (все же трагические персонажи!) от тех, кто, как Яго и Франц Моор, в своих страданиях лишены права на трагедию.

Грань произвольна, но после Шиллера теория трагического пошла в сторону закрепления, а не разрушения этой грани: единственным видом трагического считалась возвышенная трагедия, выраженная в конфликте «между исторически необходимым требованием и практической невозможностью его осуществления», трагедия героя, служащего человечеству и погибшего не зря. Но не всякая трагедия такова. Трагедия носителей зла (вольных или невольных, заблуждающихся) и трагедия жертвы, неспособной к борьбе, — трагедия злой силы и трагедия слабости — могут быть объединены в одно понятие негероической трагедии, лучшим символом которой может стать образ Риголетто. «В конце концов, на некоторых погостах лежат одни подлецы, но могилы не стали от этого менее священными или менее печальными» Честертон, Г. К. Толпа и памятник / Г. К. Честертон // Писатель в газете. — М., 1984. — С. 139..

К негероическим трагедиям относится и гибель за ложные идеалы, в том числе религиозный фанатизм; как отметил Г. Э. Лессинг, христианский мученик — это «сумасброд, который охотно идет на смерть без всякой нужды, презрев свои гражданские обязанности… Ожидание им награды блаженства за пределами этой жизни не противоречит ли тому бескорыстию, которым… должны отличаться все добрые и великие дела?» Лессинг, Г. Э. Гамбургская драматургия. — М., 1936. — С. 10-12. Подобные сюжеты (например, опера М. П. Мусоргского «Хованщина») заставят нас, по мнению Лессинга, лишь уронить слезу сожаления о слепоте и неразумии (добавлю — не только фанатиков, но и условий, которые их создают).

В нашей эстетике зачастую прямо утверждалось, что негероической трагедии быть не может: «…если личность погибла по случайности, не находящейся в глубокой существенной связи с общественными закономерностями (несчастный случай), то… объективно подлинной трагедии еще может и не быть»; иначе «человек, наступивший на арбузную корку, упавший и тяжко пострадавший, превратился бы в важный объект творческого интереса трагедийного писателя» Борев, Ю. Б. О трагическом. — С. 210.. Высокомерие этой тирады (поразительное по цинизму, если вдуматься) обусловлено несколькими причинами: идеализмом (конфликт обязательно осознан), отрывом случайности от необходимости (якобы есть случайность, которая никак не связана с устройством общества) и в конечном счете — презрением к «обычному» человеку. Но опыт человечества учит, что «обычных» людей не бывает, а трагедия — не привилегия избранных. «В комнате, соседней с моей, жил переписчик судебных бумаг с женой. Оба были старые и отчаянно нищие. Их вины в этом не было. Невзирая на прописные истины, в нашем мире все же существует такая вещь, как невезение, постоянное и монотонное, постепенно уничтожающее всякое желание сопротивляться ему. Они рассказали мне свою историю — безнадежно простую и ни в коей мере не поучительную. Он был школьным учителем, она студенткой, тоже будущей учительницей: они рано поженились, и какое-то время судьба была к ним благосклонна. Но затем на обоих обрушилась болезнь; ничего такого, из чего можно было бы извлечь нравственный урок — заурядный случай: плохие трубы, а в результате — тиф…» Джером, К. Дж. Пол Келвер / Дж. К. Джером // Избранные произведения. — СПб., 1993. — С. 236. Как известно, трагическим может стать и то, что в кузнице не было гвоздя; история человека, наступившего на банановую корку, стала сюжетом рассказа Лесли Поулза Хартли «Победное падение». «В жизни развязка часто бывает совершенно случайною, часто бывает совершенно случайною и трагическая участь, нисколько не теряя от этого своей трагичности… Неужели не трагична участь Густава Адольфа, который погиб совершенно случайно в битве под Лютценом, на пути победы и торжества?» Чернышевский, Н. Г. Избранные эстетические произведения. — М., 1978. — С. 287.

Тем более отрицалась трагедия носителей зла: гибель шекспировского Яго Карягин, А. А. Драма как эстетическая проблема. — М., 1971. — С. 48. или гибель нацистских преступников, как в жизни, так и в искусстве, нетрагична. Согласиться с этим невозможно: где граница, отделяющая тех, чья гибель нетрагична? Такое деление как раз слишком похоже на деление людей на сверх- и недочеловеков. К счастью, советское искусство не следовало таким установкам, оставаясь гуманистическим; кроме упомянутой картины Кукрыниксов, которая вне всяких сомнений трагична, достаточно вспомнить смерть провокатора Клауса в «Семнадцати мгновениях весны», реакцию героев фильма «В огне брода нет» на известие о расстреле Николая II, гибель Дракона в одноименной сказке Е. Л. Шварца.

Пусть последние абсолютистские режимы комичны; но комична ли судьба приверженцев умирающего строя? Как отнестись к трагизму заслуженного возмездия ничтожеству — допустим, Петру III? К трагизму неизбежного упадка Рима, ведомого правителями, Нероном или Калигулой, в пропасть, созданную историей? К трагедии тех, кто шел за ними? Их жизни растрачены на недостойное. Ничего не поправить. То же явление мы видим и в частной жизни — хотя бы в судьбе четы старых скряг из рассказа Андре Моруа «Проклятье Золотого тельца», охранявших чемодан с деньгами и умерших на нем; в судьбе покончившего с собой маленького недоумка из повести Франсуа Мориака «Мартышка». Герои? Нет. Трагедия? Да.

«Усилия представителей гибнущих классов “спасти положение” никак не могут быть сочтены возвышенными, а их борьбу никак нельзя назвать трагической. Их борьба низменная…» Альтман, И. О советской трагедии // Литературный критик. — 1935. — № 1. — С. 197. . Но дело в том, что трагическое может быть и возвышенным, и низменным: достаточно сравнить гибель Гамлета и гибель короля, гибель Карла и гибель Франца Мооров, трагедию Печорина и трагедию Грушницкого, две возможные судьбы Ленского. Трагизм возвышенного носит название патетического; для трагизма низменного названия нет, но это антипод патетического — трагизм без пафоса, это жалкая трагедия. (Последняя реплика короля Клавдия — «На помощь! Я ведь только ранен!», а ведь он знает смертельную силу яда, приготовленного Гамлету; «Почему меня так страшит это острие?» — спрашивает себя Франц Моор, загнанный в угол, но неспособный покончить с собой.) «Страшную историю» Саша Черный заканчивает так:

Для чего же повесть эту

Рассказал ты снова свету?

Оттого лишь, что на свете

Нет страшнее ничего… Саша Черный. Стихотворения. — М., 1991. — С. 205.

А речь шла о мещанском браке без любви и самодовольном благополучии, в которых поэт ясно увидел низменный трагизм в противовес другой повести, «печальнее которой нет на свете», — возвышенной трагедии Ромео и Джульетты.

Нетрудно заметить, что теоретическим источником героизации любой трагедии является именно узкое понимание трагического. Поэтому при желании можно заменить Колчака на Гитлера, павшего в неравной борьбе («практическая невозможность») с мировым еврейством и большевизмом, от которых надо спасти арийскую расу («исторически необходимое требование»).

Так и поступила Катакомбная церковь истинно-православных христиан, канонизировав фюрера под именем «святого великомученика Атаульфа Берлинского» См.: Ревнители чистоты крови и веры // НГ-Религии. — 2009. — 16 сентября..

Вернемся к возвышенному трагизму. Он не обязательно связан с общественной борьбой, присутствуя и в частной жизни. «Великие бедствия нисколько не печалят меня, — говорит рассказчик в новелле Ги де Мопассана. — Грубая жестокость природы и людей может исторгнуть у нас крик ужаса или негодования, но она вовсе не способна ущемить сердце или вызвать пробегающую по спине дрожь, подобно тому как это бывает при виде некоторых потрясающих душу мелочей… Иные встречи, иные едва подмеченные или угаданные события, иные потаенные горести, иные вероломные удары судьбы, пробуждая в нас рой печальных мыслей, внезапно приоткрывают перед нами таинственную дверь нравственных страданий, сложных, неисцелимых, тем более глубоких, чем они кажутся безобиднее, тем более мучительных, чем они кажутся неуловимее, тем более упорных, чем они кажутся менее естественными…» Мопассан, Г. де. Менуэт // Полн. собр. соч. — Т. 2. — С. 387.

Сущность комического часто искали в контрасте формы и содержания, видимости и реальности, внешнего и внутреннего — в неожиданности: «Комическое — это общественно значимое несоответствие цели средствам, формы — содержанию, действия — обстоятельствам, сущности — ее проявлению, претензии личности — ее субъективным возможностям». Эстетика. Словарь / под ред. А. А. Беляева. — М., 1989. — С. 153. Эта линия идет от Гоббса («для возникновения смеха требуются три предпосылки: недостойное деяние, то, что оно совершено другим, и его внезапность» Гоббс, Т. О человеке // Соч.: в 2 т. — М., 1991. — Т. 1. — С. 250. Он же. Левиафан // Там же. — Т. 2. — С. 43.) и Канта («смех — это аффект, возникающий из внезапного превращения напряженного ожидания в ничто») Кант, И. Критика способности суждения. — М., 1994. — С. 207.]. Н. Гартман отмечает, что на этом «развитие теории комического остановилось» Гартман, Н. Указ. соч. — С. 615-616. Польский автор Б. Дземидок в книге «О комическом» выделяет пять, как он считает, различных теорий комического: негативного качества объекта; деградации; контраста; противоречия; отклонения от нормы, — не замечая, что они сводятся к двум: 1) аристотелевскому пониманию комического как неглубокого конфликта и 2) противоположному — комическому как неожиданности (выступающей в виде обнаружения негативного качества, деградации, контраста, противоречия, отклонения от нормы и др.).

Но второе не дает возможности отличить комическое от трагического. Неожиданность, несоответствие не всегда комичны. Это признак любого конфликта. Аристотель видел в неожиданности признак трагедии: «[трагедия] есть подражание действию не только законченному, но и [внушающему] сострадание и страх, а это чаще всего бывает, когда что-то одно неожиданно оказывается следствием другого…» Аристотель. Указ соч. — С. 656.

Ян Мукаржовский определяет главное свойство «всей сферы комического» через несоответствие: «…речь всегда идет о противопоставлении двух смысловых связей, в свете которых рассматривается данная реальность… высказывание одного из лиц, в которое это лицо вкладывает совершенно определенную смысловую связь, считая ее очевидной, другим лицом… включается в другую связь, в которой она неожиданно приобретает иной смысл» Мукаржовский, Я. Исследования по эстетике и теории искусства. — М., 1994. — С. 189.. Но результат непонимания не всегда комичен. В романе В. О. Богомолова «Момент истины» трагическая коллизия состоит в том, что один из персонажей — армейский офицер Аникушин, — исходя из своего жизненного опыта, неверно трактует слова и поведение других персонажей — офицеров контрразведки, что приводит к неадекватному поведению Аникушина при задержании диверсионной группы и его гибели. Налицо «противопоставление двух смысловых связей, в свете которых рассматривается данная реальность», не заключающая в себе ни малейшего комизма. Далеко не всякое несоответствие «формы — содержанию, претензий личности — ее субъективным возможностям» смешно: эта формулировка применима равно к Труффальдино из Бергамо (слуге двух господ) и к Нерону. Напомню эпизод из романа Агаты Кристи «Десять негритят»: пуританка Эмили Брент кажется окружающим смешной старой ханжой, пока не выясняется, что ханжество сделало ее убийцей, не способной к раскаянию. Ее претензии на нравственность «не соответствуют субъективным возможностям» (согласно цитированному определению комического) — настолько, что персонажу романа Вере Клейторн «тщедушная старая дева больше не казалась смешной. Она показалась ей страшной». Сама хрестоматийность этой фразы показывает, что пресловутое несоответствие комично лишь до определенного предела. Смешно ли, когда мужчина принимает куклу-автомат за живую женщину? Не всегда. Комично в «Коппелии» Л. Делиба и трагично в «Сказках Гофмана» Ж. Оффенбаха.

Чем вызвана популярность трактовки комического как несоответствия? Тем, что такое понимание может быть, так сказать, онтологизировано и вписано в систему объективного идеализма: неожиданность не для субъекта,а для объективной идеи, творящей мир и натыкающейся на его материальность (ею же созданную, но такова логика идеализма — материя всегда виновата).

В этом качестве комическое заменяет безобразное (которого просто нет в мире, созданном богом) и тем самым выполняет роль оправдания всех существующих безобразий: то, что нам кажется безобразным — всего лишь комическое, а само комическое — следствие материальности вещей; идея всегда прекрасна. Комическое — «переворачивание» прекрасного («премудрость бога объективируется главным образом в глупости людей» Шеллинг, Ф. В. Указ соч. — С. 273-274.); оно появляется при гибели идеи, создающей материю («сущность оказывается вынужденной погрузиться в земную жизнь со всем ничтожным и случайным, что свойственно ей» Зольгер, К. Ф. Указ соч. — С. 263.).

В неосознанности конфликта видит отличие комического от трагического и Е. Г. Яковлев: «Трагический герой чувствует и осознает трагизм своего положения (Гамлет), комический персонаж (Журден) совершенно не осознает своего комизма» Яковлев, Е. Г. Эстетика. — М., 1999. — С. 73.. Как правило, да, но это внешний признак: дело не в осознании как таковом, а в последствиях осознания. Как только человек понял, что был смешон, он исправляется, но трагическую ситуацию осознанием не одолеть; комизм исправить легко, трагизм — нет. Трактовка комического как гибели идеи и торжества материи (гибели не всерьез — идея бессмертна) следует из трактовки трагического как торжества идеи над материей: «Там дух, несмотря на все ужасы уничтожения, остается неколебимым. Человек погибает, но стойко защищает свои принципы; здесь материальное существование не прекращается, в принципах же происходит внезапный поворот Шлегель, А. Указ. соч. — С. 246.. Выстраивается антитеза: материальное, случайное — комическое; неизбежное, идеальное — трагическое.

Для того, чтобы смеяться над гибелью принципов, надо смотреть на материальный мир как на временную химеру, чье торжество будет недолгим. Увы, этот взгляд слишком оптимистичен. «Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам — человек околеет. А душу разорвешь — станет послушней, и только» Шварц Е. Л. Дракон / Е. Л. Шварц // Обыкновенное чудо. — М., 1990. — С. 152., — говорит Дракон в сказке Е. Шварца. Гибель принципов при сохранении жизни — отнюдь не синоним комедии: принципы бывают разные. «Своим финалом “Кукольный дом” дает пример очень своеобразного разрешения конфликта драмы, при котором драма непосредственно соприкасается с трагедией; герой здесь не погибает, а напротив, оказывается победителем, поскольку он как бы находит самого себя и обладает достаточным мужеством, чтобы осуществить свою волю и отбросить все то, что ему мешало; вместе с тем эта победа героя окрашена Адмони, В. Г. Генрик Ибсен. Очерк творчества. — Л., 1989. — С. 163. трагически, поскольку она означает мучительный разрыв со всем его прежним существованием». Верность же принципам может быть комична, иначе трагическим героем был бы эстет, которому посвящена эпитафия Р. Киплинга:

Я отошел это сделать не там, где вся солдатня.

И снайпер в ту же секунду меня на тот свет отправил.

Я думаю, вы не правы, высмеивая меня,

Умершего принципиально, не меняя своих правил Симонов, К. Переводы / К. Симонов // Собр. соч.: в 6 т. — М., 1966. — Т. 1. — С. 628..

Трагизм присутствует и здесь, но лишь в гибели эстета, а не в том, что дух, несмотря на все ужасы уничтожения, остается неколебимым. Это как раз смешно!

Комическое — эстетическая категория, применяемая к поверхностному конфликту, тому, который можно исправить смехом. Нарушив меру, мы уничтожим комизм. «Ибо стоит только допустить, что коварная попытка Терсита унизить Агамемнона обошлась бы ему дорогой ценой… как мы бы тотчас перестали смеяться над ним. Этот нравственный и физический урод — все-таки человек, гибель которого сразу же покажется нам гораздо большим злом, нежели все его проступки и грехи» Лессинг, Г. Э. Лаокоон, или о границах живописи и поэзии. — М., 1957. — С. 261.. Меру можно нарушить и в другую сторону — бесконфликтности. Комедия кончается в тот миг, когда отрицательный герой становится положительным. Проверить верность определения можно от противного: представим, что нужно убить смех, как в рассказе «Кошмарный случай» Г. Грина. Некий человек в Неаполе погиб под обрушившимся балконом, который не выдержал тяжести раскормленной свиньи. Перед сыном покойного встала проблема: как рассказывать о смерти отца, исключив комическое? Он придумал два варианта. Краткий: «моего отца убила свинья» — в конфликте подчеркнуто трагическое. Длинный — «превратить забавное происшествие в занудное повествование», рассказать о Неаполе, о привычках бедняков, о балконах, о маршруте отца и добавить: «падая с большой высоты, она набрала приличную скорость и сломала ему шею» — конфликт почти незаметен. Дземидок, Б. О комическом. — М., 1974. — С. 13.

Б. Дземидок считает аристотелевское определение неполным: 1) «человек может быть смешон именно потому, что ему наносят вред» и 2) «некрасивый почерк или орфографические ошибки могут не вызвать страданий и не принести вреда, однако они не всегда будут источником комического». На первое утверждение ответ дан выше; если орфографические ошибки не комичны, они либо трагичны, либо вообще не заслуживают внимания: то есть либо конфликт глубок, либо его вообще нет.

Объективно ли комическое? Как и в случае с трагическим, антиаристотелевское толкование исходит из субъекта: нет комического объекта без субъекта,с той разницей, что теперь этот субъект — не тот, кто претерпевает, как в трагедии, а тот, кто наблюдает «недостойное деяние», «внезапное превращение», «несоответствие формы содержанию». «Комическое, способность к смеху всегда в том, кто смеется, но ни в коем случае не в объекте смеха», История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: в 5 т. — Т. 3. — М., 1967.- С. 697.- пишет в эссе «О природе смеха и о комическом в пластических искусствах вообще» Ш. Бодлер. «Не существует комического вне собственно человеческого» Бергсон, А. Смех. — М., 1992. — С. 14.

59 Любимова, Т. Б. Комическое, его виды и жанры. — М., 1990. — С. 24., — утверждает Бергсон. Многие согласны с ним: «…сфера комического не просто все человеческое, а то, чему человек может придать смысл, а затем поставить себя в игровое отношение к этому смыслу. Комическое — это игра со смыслом»60 Любимова, Т. Б. Указ. соч. — С. 28.. Раз нет объективно комического, значит, нет и объективно трагического, нет ничего, кроме играющего индивида, что сочетается с утверждением того же автора: «…все может измениться в одно мгновение. И это, пожалуй, единственное достоверное наше знание». Как-то не смешно. Если это и определение, то не комизма, а цинизма — жизненной позиции циника. Игровой (субъективный) момент в комическом нельзя абсолютизировать. Игра не обязательно связана со смехом.

Пейзаж не может быть комичен, говорит Бергсон, видя в этом аргумент в пользу субъективности комического и следуя идеалистическому правилу: развитие диктуется сознанием. Но комическое есть там, где есть конфликт, а конфликт — там, где есть развитие. Не отсутствие сознания,а отсутствие конфликта лишает пейзаж комизма.

Комическое мы видим, а не изобретаем. Комическое в искусстве (и вообще юмор в человеческом отношении к миру) — это особый взгляд на мир, сводящий конфликты к их поверхностной составляющей. Это умение видеть объективно комическое, присутствующее во всех жизненных ситуациях.

Комическое отношение упрощает конфликты. Поэтому юмористические и особенно сатирические персонажи так однозначны, нелепы — анекдотичны. В анекдотах речь постоянно идет о несчастьях, смертях, увечьях, лжи, — а мы смеемся. В «Истории одного города» кровь льется рекой, — а мы смеемся. Дистанция между нами и нашим упрощенным подобием в юморе и сатире достаточно велика, чтобы мы не сопереживали их (в конечном счете — нашим!) несчастьям. Правда, сатира тем и отличается, что за комическим пластом постоянно виден трагический; а в «черном юморе», третьей разновидности комического в искусстве, просвечивает больше, чем трагическое, — ужасное.

Комическое упрощает; когда говорят, что смех казнит пороки, это лишь половина правды. Вторая половина — смех примиряет с пороками. С осмеянным мирятся. Иначе борьба сводилась бы к осмеянию. Невеселый пример — эпизод из романа Р. Роллана «Кола Брюньон»: герой узнает, что его скульптуры, сделанные по заказу герцога, изуродованы владельцем — просто от скуки. Кола Брюньон в отчаянии, но ничего не может поделать: герцог недосягаем. Ему остается лишь смех — над собой, над жизнью, над своими иллюзиями и своим бессилием — или самоубийство. И он смеется.

Упрощение не должно быть чрезмерным — тогда смех становится пошлым. Впрочем, пошлость (которую мы бы определили как агрессивную заурядность) появляется не только в комическом, но и в трагическом, и в возвышенном — при так называемом «ложном пафосе», неоправданном присвоении банальности статуса возвышенного или трагического. Пошлость существует в человеческом отношении к миру, субъективно; в мире ей соответствует низменно-комическое, единственно видимое пошляком. Комическое может быть и изящным (смешным), и возвышенным (героической комедией, образцом которой останется бой Дон Кихота с мельницами), и низменным,пошлым.