Поэтика карнавальности в комедии У. Шекспира «Двенадцатая ночь»

метки: Шекспир, Двенадцатый, Комедия, Чувство, Жизнь, Любовь, Пьеса, Мальволио

Творчество Уильяма Шекспира (1564-1616) — одна из лучших страниц унаследованного нами культурного прошлого. В его произведениях ярко выразились ведущие силы великой эпохи, их породившей, эпохи огромного напряжения человеческого ума и воли, эпохи великих открытий и великих дерзаний вместе со всеми ее противоречиями, взлетами и трагедиями. Но в то же время своей художественной зоркостью, силой своего проникновения в сущность человеческих страстей и конфликтов шекспировское творчество выходит за рамки своей эпохи, заглядывая в будущее, улавливая и предвидя то, что в те времена еще только приоткрывалось или зарождалось. Литературное наследие Шекспира отличается огромным охватом и насыщенностью. В его пьесах нашло свое отражение чрезвычайное разнообразие типов, положений, эпох, народов, общественной среды. Это богатство фантазии, как и стремительность действия, сгущенность и энергия изображаемых страстей и мыслей, типичны для эпохи Возрождения, но у Шекспира они достигают особенной полноты и, в то же время, гармонии[22].

Начало деятельности Шекспира относится к моменту наиболее бурного и блестящего развития национального английского театра эпохи Возрождения. Художественное творчество зрелого английского Возрождения проявило себя в театре и драматургии ярче и полнее, чем в какой-либо другой области искусства. Пробуждение демократических сил и подъем национального самосознания, развитие чувства личности, расширение умственного кругозора, вызванное активной внешней политикой, контактом с другими странами и народами, знакомством с новыми, ранее неведомыми формами культуры, — все это получило выражение в сценических образах большого размаха и огромной действенной силы[3].

В первый период своего творчества он веселым смехом провожает уходящее средневековье, прославляя мир гармонических, светлых чувств. Но этот оптимизм не лишает его зоркости, и к ясным, радостным образам Порции, Виолы, Ромео и Джульетты примешиваются тревожные тени новых пришельцев, носителей расчета, корыстолюбия, ненавистничества, то злобных и опасных, как Шейлок, то жалких и комичных, как Мальволио.

Комедии Шекспира поражают своим искрящимся остроумием, бесконечным запасом жизненной силы, нежностью красок и особого рода изяществом. В них много искреннего веселья, радости жизни,переливающей через край. Это — выражение характерного для эпохи Возрождения чувства жизни, радости освобождения от религиозно-аскетических пут средневековья. Те крайние формы, в которые порой выливается этот разгул чувств у Боккаччо, Рабле, фламандских художников XVII века, мы встречаем и у Шекспира: таковы фальстафовские похождения сцены с Тоби Белчем («Двенадцатая ночь»), целый ряд шутовских сцен, нередкий фейерверк дерзких острот — иной раз даже в устах чистых девушек. Все же, если сравнить это с аналогичными мотивами у современников Шекспира, мы у него находим недостающее им чувство меры и умение придать изображаемому характер легкой, остроумной игры, снимающей впечатление аморальности[2].

Особенности театрального искусства эпохи Шекспира во взаимосвязи ...

... были поставлены следующие задачи: познакомиться с историей английского театра эпохи Возрождения; рассмотреть особенности жизни и творчества Шекспира. Актуальность: Несмотря на то, что со дня рождения ... Шекспира «Укрощение строптивой», «Два веронца», «Много шума из ничего», «Ромео и Джульетта», «Отелло». В сфере изобразительного искусства Великобритании не удалось создать самобытной национальной ...

Во многих пьесах драматург запечатлел углубление субъективного мира человека, что выражалось прежде всего в проявлении и развитии любовного чувства. В эпоху Ренессанса человек по-новому открывал в себе потребность и способность любить; это чувство стало средством самовыражения, выявления индивидуальности. Именно в любви проявлялись лучшие личностные качества: благородство (в ренессансном понимании), самоотверженность, искренность.Но еще существеннее другая сторона комедий Шекспира — воплощенный в них идеальный мир светлых и благородных чувств любви, дружбы, верности, щедрости, великодушия, свободы.

Бесспорно, Шекспир является одним из самых талантливых комедиантов. «Двенадцатая ночь»( «TheTwelfthNight, orWhatYouWill»)- замечательная комедия, хотя отчасти сложно назвать ее именно этим жанром. «Двенадцатую ночь» правильнее было бы назвать романтической сказкой о прекрасной стране Иллирии, стране любви и веселых шуток, в которой любой ищущий любви непременно ее находит, хотя и не всегда там, где искал. Начинается она с романтической истории безответной любви, а в кульминации становится комедией, которая своими шутками заставляет прочесть ее снова и снова. Эта комедия стала одной из оригинальных постановок, которую начали ставить в «Глобусе», а после и во многих театрах мира[2].

Лежащая в основе пьесы история двух близнецов и ихприключений, связанных с забавнейшими недоразумениями и благополучно заканчивающихся двумя счастливыми браками, бесчисленное количество раз обрабатывалась итальянскими новеллистами и драматургами, равно как и их переводчиками или подражателями в различных странах Европы. Но единственная версия этого сюжета, которую непосредственно использовал Шекспир, — второй рассказ, озаглавленный «Герцог Аполлоний и Силла», из сборника третьесортного английского писателя, Барнеби Рича, «Прощание с военным ремеслом» (1581).

Из рассказа Рича Шекспир создал истинный шедевр,наполнив свою пьесу тонким лиризмом и острым юмором, а также обогатив ее дополнительными образами и мотивами. Вторая сюжетная линия — история Мальволио — является, по-видимому, плодом свободного вымысла Шекспира,которому целиком принадлежит создание образов не только самого Мальволио, но и сэра Тоби Белча, Эндрю Эгьючийка, Марии, Фесте и Фабиана.По всей вероятности, пьеса возникла в 1600 году. «Двенадцатая ночь» шла при дворе в 1618 году и затем снова, под заглавием «Мальволио», в 1623 году. Первое заглавие пьесы относится не к содержанию ее, а ко времени постановки (на первом представлении).

МУЗЫКА У ШЕКСПИРА

... теории, он может многое в пьесах Шекспира упустить. Например, не поймет драматического эффекта в сцене узнавания в «Перикле». Перикл Откуда эта музыка опять? Геликан Я ничего не ... делу, должен был сказать себе: «Музыкальные номера никак не вяжутся с моей пьесой, и я отказываюсь включать их только для того, чтобы порадовать публику» — или: «Попробую ...

«Двенадцатая ночь»(двенадцатая от Рождества) приходится на вечер 6 января, заканчивавший период рождественских игр, обрядов и представлений. В этот вечер при английском дворе издавна давали спектакли. Второе заглавие, по-видимому,содержит намек на пестроту и карнавальность образов и эпизодов пьесы: зритель предупреждается, что увидит «что угодно» [6].

Главный сюжет «Двенадцатой ночи» практически лишен сенсационных и авантюрных подробностей, которые были характерны для послуживших ему источником произведений. Но типичная комедийная интрига, связанная

с неузнаванием идентичных близнецов, становится у Шекспира источником не сколько внешних перипетий, сколько душевных терзаний и, в конечном счете, духовного роста, взросления героев.

Второстепенный комический сюжет при этом также далек от злободневности; старинная праздничная традиция, в конце шестнадцатого века уже отошедшая в прошлое, позволяет придать второстепенному сюжету

ностальгически-лиричную окраску, сопоставимую с меланхолией персонажей любовного сюжета.

Но если ностальгическая грусть по уходящему времени свойственна

обоим сюжетам, то равно они оба проникнуты и духом сатурналий. Законы

существования перевернутой карнавальной вселенной с ее полным отсутствием логики делают тему безумия одной из главных в комедии[18].

Актуальность данного исследования подтверждается прежде всего тем, что сегодня, когда с момента создания пьесы прошло более 400 лет, она не теряет своей популярности среди читателей. Понятны, злободневны и всё так же смешны шутки, написанные несколько веков назад. И в этом, безусловно, заслуга уникального шекспировского чувства смешного. Шутка у Шекспира — это целое искусство, хоть и облачённое в обманчиво легкую, ненавязчивую форму. И далеко не все его приёмы и секреты раскрыты, поэтому интерес исследователей и литературоведов к гению писателя и к его произведениям неизменно растёт. Не стала исключением и «Двенадцатая ночь» — комедия, «разменявшая уже пятое столетие», но блещущая изящным живым юмором и яркими персонажами, по сей день близкими и понятными читателю.

Напомним, что объектом исследования в курсовой работе избран текст комедии Шекспира «Двенадцатая ночь», а предмет исследования соотнесен с попыткой дальнейшей систематизации наблюдений над стихией карнавализации в упомянутом произведении.

Реализация представленной в работе цели предполагает выполнение следующих задач:

• прокомментировать ведущие подходы к научному описанию поэтики «Двенадцатой ночи» историками литературы;
• прояснить современные представления о категории карнавальности в литературоведении;
• опираясь на исследовательские материалы, посвященные «Двенадцатой ночи» Шекспира, уточнить художественные приемы и формы создания стихии карнавальности в комедии.

Курсовая работа состоит из историко-литературного и аналитического разделов, введения, выводов и списка использованной литературы, который включает в себя 22 позиции.

Глава 1. Историки литературы о комедии «Двенадцатая ночь» в творчестве Шекспира

В «Шекспировской энциклопедии» [16] находим такие строки: «Без сомнения, одна из величайших комедий Шекспира, «Двенадцатая ночь» всегда вызывала восхищение и критики, и публики. В ней множество великолепных ролей; режиссеры по-разному расставляли акценты, подчеркивая иногда комичные, а иногда трагичные аспекты пьесы, но одно оставалось неизменным — успех у зрителей всего мира».

НА ПРОИЗВЕДЕНИЕ У. ШЕКСПИРА «РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА»

... СОЧИНЕНИЕ НА ПРОИЗВЕДЕНИЕ У. ШЕКСПИРА «РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА» В конце XVI века, точнее — в 1596 году, английский драматург Уильям Шекспир создал пьесу, которая стала бессмертной, дала жизнь ... голос утверждают, что молодой человек предан и самоотвержен, как и положено настоящему влюбленному. Отрицательные мнения о нем Произведение «Ромео и Джульетта», отзывы о котором интересны тем, что показывают, ...

Комедия «Двенадцатая ночь, или Как вам угодно» не была напечатана при жизни автора и появилась лишь в издании infolioс этим двойным заглавием. Название Двенадцатой ночи (двенадцатой от Рождества: между Рождеством и Крещением — двенадцать дней) носит у англичан праздник Крещения, особенно крещенский вечер, которым во времена Шекспира заканчивались рождественские праздники для высших классов. Как и у иных народов, этот вечер был посвящен разным играм и традиционным обрядам.

Драма написана на рубеже шестнадцатого и семнадцатого столетий. Как пишет русский литературовед начала ХХ века А.Г. Горнфельд, при всей скудости биографических сведений мы имеет возможность судить о настроении Шекспира в эту эпоху, когда раскрылись наиболее светлые и радостные стороны его природы: он был счастлив и чувствовал себя счастливым. Но великий художник не мог отдаваться счастливому настроению, не проходя по нём мыслью, не интеллектуализируя его. Он подходил к сороковым годам жизни, «громады жизненной загадки стояли перед ним, неотступно тесня его» [6], и в его сложной душе зрели уже вековечные ответы на них в виде его великих трагедий. И эту сложность настроения литературовед (как и многие его коллеги) замечает в веселой «Двенадцатой ночи». Горнфельд утверждает, что комедия двойственна по форме, двойственна по содержанию, двойственна по настроению. Грубоватый комизм реалистического изображения сочетается здесь с неопределенной фантастичностью прелестного романтизма; неуклюжие, забавные фигуры подлинных англичан — дворецкого, горничной и др. — встречаются здесь с грациозными, туманно-ирреальными образами полусказочных герцогов Иллирии. И они чудесным образом сливаются в одну гармоническую картину, которой наслаждается читатель, не смущаемый ненужным вопросом об элементарной правдивости пьесы, о простейших требованиях реализма.

И, наконец, из такого же восхитительного соединения противоположностей создано настроение пьесы — это своеобразное переплетение здорового жизненного веселья и затаенной грусти, то мечтательной, то задумчивой. Это соединение, как подчеркивает критик, не удивило бы в эстетическом феномене, называемом юмором. Но здесь мы чаще всего имеем дело не с юмором, а именно с комизмом, простым, неповоротливым комизмом поверхностно-забавных положений и образов. Этот комизм вызывает не сложное раздумье юмора, а веселый, захватывающий смех. И слить этот элементарный гедонизм с мотивами нежной, еле намеченной, но тем сильнее чувствуемой грусти — вот неразрешимая трудность, которую, по мнению Горнфельда, поставил себе Шекспир — и точно играя, разрешил её. Это очень тонко: вся пьеса в самом деле ещё целиком в сфере веселья, но продумайте и прочувствуйте её — и вы увидите, что она уже отрывается от веселья, чтобы перейти в иной мир — и увлечь за собой и автора, и читателя. Эта нежная сложность, далекая от неисчислимого богатства глубочайших духовных сплетений, обессмертивших трагедии Шекспира, но отмеченная какой-то бесконечной поэтичностью, представляет, по словам Горнфельда, лучшее достоинство «Двенадцатой ночи».

По Л.Е. Пинскому[10], магистральным сюжетом шекспировской комедии является приоритет естественной жизни. Социальная жизнь, столь важная в хрониках, уступает место частной жизни, чувствам человека, среди которых главные — дружба и любовь. На смену закономерности времени, отмеченной в хрониках, в комедиях( на внешнем уровне) приходит торжество счастливой случайности, игра недоразумений, неожиданностей, которые щедро дарит природа. Полнота ощущения жизни рождает характерный для комедий Шекспира жизнерадостный смех (сатира почти отсутствует), формирует светлую лирическую линию в их сюжетах и обрисовке персонажей. В системе образов причудливая игра природы сказывается, например, в появлении среди персонажей близнецов, немыслимых ни в хрониках, ни тем более в трагедиях. Близнецы порождают множество комических недоразумений, веселую путаницу. Драматизм, грусть в комедиях мимолетны и только подчеркивают ощущение счастья, праздника жизни, неизбежно наступающего в финале. Пинский указывает, что развитие комического от «Комедии ошибок» и «Укрощения строптивой» до «Сна в летнюю ночь» и «Двенадцатой ночи» идет по пути отказа от внешних комических приемов. Так, в «Комедии ошибок» комическое основано на путанице, которую производят две пары близнецов (близнецы-хозяева и близнецы, находящиеся у них в услужении).

Основные гуманистические идеи уильяма шекспира. «Идеи гуманизма ...

... их создаём. Двенадцатую ночь При жизни сочинения Шекспира публиковались лишь в отдельном виде. Первое полное собрание сочинений силами друзей ... (Зарубежная классика) Передовым идеологическим течением эпохи Возрождения был гуманизм. Творцами этой идеологии были ученые, философы и писатели, выходцы ... есть интересное издание одной из лучших комедий Шекспира – «Сон в летнюю ночь». Перевёл её на немецкий ...

В «Двенадцатой ночи» тоже есть близнецы, но недоразумения, порожденные их сходством, не определяют природы комического, а лишь дополняют ощущение жизни как праздника.

Пинский также прослеживает тенденцию драматизации, котораяи приводит к появлению «мрачных комедий» третьего периода. Шекспир поразительно соединил в себе трагическое и комическое начала, и их союз проходит через многие его произведения: трагическое присутствует в комедиях, а комическое — в трагедиях.

А.Г. Горнфельд[6] на примере «Двенадцатой ночи» утверждает, что Шекспир, несомненно, был величайшим индивидуализатором. Указывая, что первообразом произведения Шекспира является итальянская комедия “Gl’ Ingannati”, написанная около 1531 года, Горнфельд говорит о том, что даже при поверхностном знакомстве с «Двенадцатой ночью» мы видим, как разнообразны, целесообразны и художественно логичны были изменения и новые подробности, внесенные драматургом в пьесу. Он упросил фабулу, выбросив из неё замедляющие действия и посторонние детали; он усложнил её, сплетя с ней новые драматические эпизоды, введя новые действующие лица с их самостоятельной жизнью, идущей рядом с развитием основного действия. И в общем Шекспир, по словам литературоведа, сгустил действие, стянув в одно стройное целое его массу и резко выставив на первый план главные его мотивы.

Более того, как пишет Горнфельд, перестроить художественное произведение не значит ещё оживить его, а Шекспир вдохнул в свою «Двенадцатую ночь» живую душу. Он перенёс интерес от фабулы к лицам, заинтересовал читателя не исходом запутанной ситуации, а судьбою вовлеченных в неё ярких людей, которых мы хорошо узнали и к которым так быстро почувствовали себя близкими. Критик объясняет глубокое сочувствие и сопереживание героям тем, что они «жизненны»: ведь высоты творчества — не в создании сюжетов (их жизнь дает так много, что можно даже не придумывать), а в создании живых индивидуальностей, в создании настроения, которое сообщает нам (то есть заставляет нас вложить в произведение) высший нравственно-философский смысл. Громадное большинство действующих лиц древней драмы являются, по мнению Горнфельда, именно большинством — серой массой, запечатленной не своим личным, а групповым характером. Лишь у Шекспира оригинальность получают те незаметные, случайные деятели драмы, мимо которых проходили его предшественники. Во всемирной литературе это первый большой поэт, для которого всякий человек неповторим. Именно это, по словам сообщает каждой пьесе Шекспира то веяние жизни, которым они проникнуты. И с этой точки зрения второстепенные персонажи «Двенадцатой ночи» литературовед находит любопытнее более крупных фигур (более крупных — только сравнительно, так как действительно больших фигур, могучих если не душевными силами, то глубиною внутренних переживаний, эта комедия не знает).

Мой рассказ об Уильяме Шекспире

... Сочинение на тему «Шекспир и его творчество» Перед вами сочинение на тему «Шекспир и его творчество».Надеюсь, это сочинение ... СХЕМА ТВОРЧЕСКОГО ПУТИ В. ШЕКСПИРА|Театральный|Исторические |Комедии |Трагедии ||сезон |хроники ... | ||1595 – 96 |Ричард II |Сон в летнюю ночь | ||1596 – 97 | |Венецианский купец | ||1596 ... Шекспира сыграло важную роль в культурной жизни последующихвеков. Произведения Шекспира ...

Это произведение ярко без глубоких тонов и резких контрастов. И ей придаёт особую привлекательность эта жизненность всех без исключения действующих лиц (вполне соответствующая тому «пульсу жизни», который так энергично бьётся во всей пьесе).

А.А. Аникст [4] относит «Двенадцатую ночь» к романтическим комедиям Шекспира: основу их сюжета составляет какая-нибудь любовная история романтического характера, с приключениями, переодеваниями, недоразумениями и смешной путаницей. В этой комедии царит дух праздничного веселья, и если тучи набегают на небосклон, то лишь ненадолго, они быстро рассеиваются.

В обращении к читателю А. Аникст также отмечает, что в комедиях Шекспира много искреннего веселья, радости жизни, переливающей через край. Это — выражение характерного для эпохи Возрождения чувства жизни, радости освобождения от религиозно-аскетических пут средневековья. И в «Двенадцатой ночи» мы встречаем те крайние формы, в которые порой выливается этот разгул чувств: таковы фальстафовские похождения сцены с Тоби Белчем, целый ряд шутовских сцен, нередкий фейерверк дерзких острот — иной раз даже в устах чистых девушек. Все же, если сравнить это с аналогичными мотивами у современников Шекспира, мы у него находим недостающее им чувство меры и умение придать изображаемому характер легкой, остроумной игры, снимающей впечатление аморальности.

Но еще существеннее другая сторона комедий Шекспира — воплощенный в них идеальный мир светлых и благородных чувств любви, дружбы, верности, щедрости, великодушия, свободы. Если первая, названная выше сторона была актом борьбы как с католическим средневековьем, так и с современнымханжеским пуританством, то эта вторая сторона являлась положительной программой, которую гуманизм утопически выдвигал в противовес сухому расчету и циничному стяжательству первоначального капиталистического накопления.

Выразители светлых чувств у Шекспира — почти всегда молодые, жизнерадостные дворяне. В этом Шекспир следовал литературной традиции, и следовал тем охотнее, что это позволяло его героям проявлять свои чувства, насколько возможно, вне зависимости от житейских обстоятельств; а кроме того, это помогало Шекспиру создавать праздничную обстановку, столь существенную для стиля его комедии, со всем типичным для них аппаратом пиров, балов, охоты,прогулок по парку и т. п. Но характерно, что эта условная декорация оченьмало окрашивает сословно чувства героев, остающихся по существу простыми и общечеловеческими.

Комедии Шекспира показывают, что самые смелые попытки, если их предпринимают людиталантливые и благородные духом, обычно завершаются удачей. В этих комедиях, занимательных и живописных, полных приключений, неожиданностей и случайностей, в полной мере отражен взгляд на жизнь отважных и предприимчивых людей Возрождения, охотно шедших на риск, на поиски новых открытий, веривших в свою удачу и побеждавших.Из этого оптимизма проистекает тот дух широкой терпимости, тогодобродушного приятия самых различных человеческих темпераментов и складов характера, которые исключают сколько-нибудь серьезную сатиру.

Для выражения сложного и богатого жизнеощущения, заключающегося в его комедиях, Шекспир использовал два комедийных жанра, выработанных до него, но он чрезвычайно развил и углубил их. Ранние комедии Шекспира делятся на две группы, которые условно можно обозначить как фарсовые и лирические. «Двенадцатую ночь» А. Аникст относит ко вторым.

Кроме того, литературовед подчёркивает наличие в «Двенадцатой ночи» синтеза жанров и направлений.

Этот синтез, который, пользуясь терминологией нашего времени, можнобыло бы условно назвать синтезом «романтизма» и «реализма», осуществляется сложным образом, в каждой комедии по-разному, и, во всяком случае, не путем простого механического совмещения. Подобно тому, как несколько сюжетных линий в пьесах переплетены так, что каждая помогает лучше понять и оценить другую, так и комические мотивы разных планов окрашивают и осмысливают друг друга, образуя единое гармоническое целое.[21]

Но есть еще особый вид синтеза, осуществляемый в пьесе, -синтез комедии и драмы. Хотя главнаясюжетная линия — серьезная и трогательная, почти трагическая, тем не менее кульминация — апогей комического, которое оказывается тем смешнее чем оно трогательнее, и тем трогательнее, чем оно забавнее: Виола, служащая под видом пажа герцогу, ею пылко любимому, и посланная им в качестве ходатая по сердечным делам к графине, которая неожиданно влюбляется в красивого посланца. Чувство волнующей миражности, но миражности, основанием и исходом которой служат самые естественные и светлые человеческие чувства.

А. Аникст [2] подчёркивает также, что далеко не все в комедиях Шекспира — веселье и радость. В них оченьсильна примесь черт драматических и даже трагических. Самые чистые и пленительные существа нередко без всякой вины их или ошибки подвергаются смертельной опасности. Многие из тем и ситуаций позднейших трагедий Шекспира — честолюбие, ревность, месть ит. д. — встречаются уже в его комедиях, и притом в серьезном драматическомаспекте. Правда, все тяжелые конфликты разрешаются в шекспировских комедиях счастливо и, как правило, даже довольно легко. Тем не менее оттенок затаенной тревоги, задумчивой грусти, сомнения ощущается в самых лучезарных комедиях. Это проявляется даже во внешних признаках, служащих для нас как бы сигналами. Даже некоторые шуты не свободны от налета печали и легкой усталости; это касается и шута в «Двенадцатой ночи».

Эта необычная для комедий той эпохи черта говорит о намечающемся уШекспира уже в этот ранний период ощущении некоторого неблагополучия в окружающей действительности, горечи заложенных в ней противоречий, хрупкости радужного мира, в котором живут его герои. Но все же это лишь примесь, не омрачающая глубокой жизнерадостности комедий Шекспира этой поры, с которой гармонирует бодрый и энергический оптимизм его хроник.

Как отмечает И.В. Ступников [13], «Двенадцатая ночь, или Что угодно» — последняя из лучезарных, мажорных комедий Шекспира, за ней последуют трагедии — «Гамлет», «Отелло», «Король Лир», — и «мрачные комедии», такие, например, как «Мера за меру». Во всяком случае, в творчестве драматурга уже не появится столь радостное и жизнеутверждающее произведение, как «Двенадцатая ночь».

В «Двенадцатой ночи» Шекспир словно прощается с радостным миром сказки, с ее трепетно-миражной верой в человеческую доброту, он прощается и с волшебной страной Иллирией, к берегам которой уже никогда не причалит корабль с его героями.

Английский критик Артур Саймон[20] также называет «Двенадцатую ночь» прощанием с веселостью. И, в свою очередь, отмечает, что среди произведений Шекспира есть более великие, но нет ничего более очаровательного.

Глава 2. Комедии Шекспира: эволюция сюжета, героя, жанра

Исследователи творчества Шекспира (датский литературовед Г.Брандес, издатель российского полного собрания произведений Шекспира С.А. Венгеров) в конце XIX — начале XXвеков, опираясь на хронологию произведений, представили его духовную эволюцию от «бодрого настроения», веры в торжество справедливости, гуманистические идеалы в начале пути до разочарования и разрушения всевозможных иллюзий в конце. В последние годы, однако, появилось мнение об ошибочности вывода о присутствии личности автора за его произведениями [11].

В 1930 году шекспировед Э.К. Чемберс предложил хронологию творчества Шекспира по жанровым признакам, которая со временем была доработана Дж. Макмануэем. В творчестве Шекспира традиционно выделялись 3 периода, но Чемберс и Макмануэй предлагали выделить 4:

1) 1590-1594 гг.. — ранние хроники, ренессансные комедии, «трагедия ужаса», две поэмы;

2) 1594-1600 гг.. — ренессансные комедии, первая зрелая трагедия («Ромео и Джульетта»), хроники с элементами трагедии, античная комедия («Юлий Цезарь»), сонеты;

3) 1601-1608 гг.. — великие трагедии, античные трагедии, «угрюмые комедии»;

4) 1609-1613 гг.. — драмы-сказки с трагическим зачином и счастливым финалом [8].

Некоторые шекспироведы, среди них и А.А. Смирнов, объединяли первый и второй периоды в один ранний[12].

Такой классификации придерживается большинство исследователей. По этому поводу М.С. Шаповалова пишет: «Первый период (1590-1600).

В произведениях этого периода преобладает оптимистическое, радостное восприятие жизни. Шекспир не избегает изображения темных, негативных сторон действительности, жизненных и социальных разногласий, но он уверен, что зло можно победить, верит в торжество умного и доброго»[18, с.345].

Второй период творчества Шекспира совпадает с углублением социально-политических разногласий в стране. «Уже на рубеже XVI-XVIIвеков политика королевской власти приобретала откровенно реакционный характер, положение народа ухудшалось; пуританская буржуазия, набирая всё большей силы, открыто враждебно относилась к гуманизму. Со всей выразительностью проявилось несоответствие отношений, что сложились в действительности, гуманистическим идеалам. Вера в их реальность, которая питала гуманистическую мысль, пошатнулась» [18, с.365].

В третий период творчества, который называют романтичным, Шекспир написал пять пьес: четыре трагикомедии, или романтические драмы, и историческую драму.

С 1594 по 1598 год Шекспир написал тринадцать пьес. Если произвести простой подсчет, то окажется, что в год он писал две пьесы. Вспомним, что то были стихотворные драмы, и станет очевидна поразительная продуктивность Шекспира в эти годы.

А. Аникст [2] отмечает: «Если в самые первые годы работы для театра Шекспир проявил себя сильнеев жанре исторической драмы трагического содержания, то с середины 1590-хгодов особенно ярко проявилось его дарование в комедии. После ранних комедий фарсового типа («Комедия ошибок» и «Укрощение строптивой») он создает тонкие, изящные, остроумные пьесы: «Два веронца», «Бесплодные усилия любви», «Сон в летнюю ночь», «Венецианский купец», в которых юмор чередуется с эпизодами, полными драматизма.

Сколько прекрасных образцов страсти, мысли, юмора в пьесах, написанных в те годы! Они примечательны тем, что Шекспир открывает в нихкрасоту жизни. Его творческое воображение помогает ему воссоздать мир в образах, полных жизни и движения, необыкновенно красочных и ярких.

Творчество для него — и акт осмысления жизни, и игра поэтического воображения. Фантазия придает необыкновенный вид даже самым обычным вещам. Она создает образы, в которых воплощаются самые, казалось бы, неуловимые и невыразимые чувства человека. Шекспир охвачен радостным безумством поэта, но ему присуще вместе с тем чувство иронии даже по отношению к самому себе» [2, с. 109-112].

Фарсовая комедия «Укрощение строптивой» была одним из последних произведений Шекспира, в которых драматизм достигался простейшими примитивными средствами, грубыми фарсовыми ситуациями. После этой пьесы характер драматургии Шекспира уже заметно меняется.

Являясь, согласно Аниксту, фактически «единственным потрясателем сцены», Шекспир тем не менее не сохраняет приверженности прежним приемам и формам драмы, а неустанно совершенствует свое творчество. Он начинает писать по-новому, и в этой новизне сказалось приобщение Шекспира к более утонченной поэтической культуре гуманизма. Это можно видеть уже по комедии «Два веронца». Самое происхождение сюжета указывает на новый для Шекспира источник вдохновения: фабула заимствована из испанского пасторального романа. Конфликт междулюбовью и дружбой, изображенный в пьесе, перекликается с одним из центральных мотивов в сонетах Шекспира. К слову, Шекспир не отказывается и от фарсового элемента, представленного в этой комедии слугами-шутами, но в основе своей «Два веронца» — пьеса о романтике красивых чувств любви и дружбы.

Следующее произведение Шекспира — «Бесплодные усилия любви» — прекрасная комедия широкого гуманистического содержания, которая носит носит совсем галантный характер. В ней четыре пары титулованных молодых мужчин и женщин заняты преимущественно ухаживанием и любовными разговорами. Один из мотивов комедии носит явную печать злободневности. В эпоху Возрождения гуманисты, подражая древним грекам, объединялись в кружки для изучения философии и наук. Мода на это пошла из Италии,английская знать переняла её.

Затем он создает одну из своих самых очаровательных комедий — «Сон в летнюю ночь». Уже по «Двум веронцам» и «Бесплодным усилиям любви» нетрудно заметить, что комедии эти рассчитаны не только на публику общедоступного народного театра. Однако с еще большим основанием это можно сказать о «Сне в летнюю ночь». Пьеса, очевидно, была написана для представления на брачном торжестве какого-то вельможи. Ее тема — любовь и свободный, независимый от родительской воли выбор спутника жизни. После смешных метаморфоз, происходящих с героями, пьеса завершается сценой брачного праздника, на котором ремесленники разыгрывают спектакль.

Еще две комедии следуют за «Сном в летнюю ночь» — «Венецианский купец»и «Много шума из ничего». В них есть не только смешные эпизоды, но и события, достигающие большого драматизма: месть Шейлока купцу Антонио в первой из названных пьес и печальная судьба оклеветанной Геро во второй.

О комедии «Как вам это понравится» известно то, что в исполнении ее участвовал сам Шекспир. Предание сохранило память о том, что он играл в ней скромную роль старого слуги Адама.

«Двенадцатая ночь», по заверению Лесли Хотсона, была приурочена к приезду итальянского герцога Орсино, которому польстили, назвав его именем одного из героев пьесы. Эта комедия уже граничит со вторым периодом творчества драматурга, и веселые нотки в ней переливаются с легкой грустью, чего не найти в первых комедиях Шекспира.

Также Аникст отмечает: В произведениях второй половины 1590-х годов Шекспир вывел на сцену ряд образов, изумительных по своей жизненности. Яркость и жизненность персонажи обретали потому, что Шекспир стал шире смотреть на человеческую природу, чем раньше. Он подмечал в каждом человеке не только одно стремление или одну страсть, но наряду с этим и другие черты, иногда даже казавшиеся неожиданными для данного характера[2].

«Лица, созданные Шекспиром, — писал Пушкин, — не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненныемногих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителем их разнообразные характеры»[9].

Вкачестве примера Пушкин приводит образ Шейлока в «Венецианском купце»,Анджело из «Мера за меру» и Фальстафа.

Литературовед подчеркивает[15]: Шекспир всегда помнил, что он пишет для театра. Требование занимательности действия было для него само собой разумеющимся. Уже первыеего пьесы были динамичны, наполнены множеством ярких сценически выигрышных эпизодов. С годами возрастает мастерство драматургической композиции Шекспира. Оно проявляется в той кажущейся нам непринужденности, с какой развивается действие его пьес. На самом деле невнимательному глазу просто неприметны тонкие и верно рассчитанные приемы, к которым прибегает драматург для создания театральных эффектов.

Глава 3. Исследование поэтики карнавальности в комедии У.Шекспира «Двенадцатая ночь, или Что угодно»

Значимость для искусства и литературы смеха и всего с ним связанного трудно переоценить. Смех как грань сознания и поведения человека, во-первых, является выражением жизнерадостности, душевной веселости, жизненных сил и энергии и при этом — неотъемлемым звеном доброжелательного общения. А во-вторых, смех — это форма неприятия и осуждения людьми того, что их окружает, насмешка над чем-либо, постижение неких противоречий, нередко связанное с отчуждением человека от того, что им воспринимается. Этой стороной смех связан с комическим (от древнегреческого «комос» — деревенский праздник).

О комическом как источнике смеха (прежде всего насмешливого) писали много, разумея под ним некое отклонение от нормы, нелепость, несообразность; промах и уродство, не причиняющие страданий; внутреннюю пустоту и ничтожность, которые прикрываются притязаниями на содержательность и значимость; медлительность и несообразительность там, где нужны поворотливость и гибкость.

В широко известной книге М.М. Бахтина о Ф. Рабле [5] карнавальный смех обрисован как весьма существенная грань культуры (прежде всего народной) разных стран и эпох. Ученый охарактеризовал этот смех как всенародный (создающий атмосферу всеобщего единения на почве жизнерадостного чувства), универсальный (направленный на мир в целом, и прежде всего — на его материальную и одновременно праздничную сторону) и амбивалентный (составляющий единство народа и отрицание всего официального, всяческих запретов и иерархий), главное же — как выражающий свободу и знаменующий бесстрашие. Карнавальному мироощущению, по Бахтину, присущи веселая относительность, пафос смен и обновлений, ощущение относительности мира.

Концепция карнавального смеха оказала большое и, несомненно, благотворное воздействие на культурологию, искусствоведение и литературоведение, порой вызывая и критику. Так, обращалось внимание на не учтенную Бахтиным связь карнавальной «раскованности» с жестокостью, а массового смеха с насилием. И даже в позднее опубликованной рукописи ученого говорится, что жизнь по своей сути (во все времена) пронизана преступностью, что «тона любви» в ней заглушены и лишь «время от времени звучат освобождающие тона сатурналий и карнавала».

С течением времени возрастает культурно-художественная значимость смеха, выходящего за рамки массовой праздничности, смеха как неотъемлемого звена повседневности — частной жизни и индивидуального общения людей. Подобный смех тесно связан с непринужденным, доверительным общением, с живой беседой, «сообщительной веселостью». Он присутствует в литературе разных стран и народов.

Такой «индивидуальный» смех может иметь и отчуждающе-насмешливый характер. Для его характеристики традиционно использовался термин ирония. Ироническая настроенность по отношению ко всему окружающему, к образу жизни людей и их привычкам была присуща древнегреческим киникам (V-IV вв. до н. э.) с их склонностью к эпатажу, злобному цинизму, уличным скандалам. Значительное явление культуры и искусства Нового времени — романтическая ирония [19].

По мысли Ф. Шлегеля, способность к иронии возвышает человека над противоречиями жизни и, в частности, над «низменной прозой» повседневности. Шлегель отмечал, что «ирония подсмеивается над всем миром». Говоря об иронии, он утверждал также, что «в ней все должно быть шуткой и все всерьез, все чистосердечно откровенным и все глубоко скрытым». Однако не стоит забывать, что ирония, не знающая границ, способна «оборачиваться» тотальным отрицанием человеческого в человеке.

Наряду с универсальной иронией, направленной на мир и человеческую жизнь в целом, существует (и является весьма продуктивной для искусства и литературы) ирония, порождаемая восприятием и осмыслением конкретных, локальных и одновременно глубоко значимых противоречий жизни людей. Именно такого рода ироническая настроенность присутствует в произведениях юмористических и сатирических[21].

Особенность же средневекового и ренессансного карнавала в том, что он выворачивал «мир наизнанку», чтобы разыграть его возрождение и обновление на лучших началах. А у Шекспира комическое имеет целый ряд оттенков — от тонкого, поройфилософского юмора до фарсового или балаганного смеха. Носители его очень разнообразны, а в самом сгущенном виде оно дано в ролях шутов. Шекспир нередко изображает профессиональных шутов (fools), состоящих на службе у знатных лиц: таков шут и в«Двенадцатой ночи». Но, кроме того, он часто выводит в своих пьесах шутовские персонажи (clowns, что первоначально значило «деревенщина») -глуповатых крестьян, слуг и т. п., потешающих зрителей своими промахами и дурачествами [18].

Согласно давней традиции то, чего нельзя было говорить прямо, дозволялось под видом «дурачества» высказывать профессиональным шутам, шутки которых, до нас дошедшие, сохранили нам немало стрел социальной критики и народного вольномыслия. Эта традиция была воспринята драматургами Возрождения, и потому речи профессиональных шутов Шекспира гораздо богаче смыслом и интереснее, чем выходки его клоунов.

Шут в «Двенадцатой ночи» — один из лучших представителей этого мастерства у Шекспира. Он не глубок и не самоотверженен, не читает морали и не язвит за её нарушения. Он просто добрый малый, простой, бесконечно веселый, немного себе на уме и охотно приспосабливается к обстоятельствам. Грустит герцог Орсино — он споёт ему грустную народную песенку о гордой красавице и печали влюбленного:

Duke. O, fellow! come, the song we had last night.
Mark it, Cesario; it is old and plain;
The spinsters and the knitters in the sun,
And the free maids that weave their thread with bones,
Do use to chant it: it is silly sooth,	50
And dallies with the innocence of love,
Like the old age. [1, II, IV]

Когда веселятся сэр Тоби и сэр Эндрю, шут найдёт в своём запасе бесшабашные жизнерадостные напевы:

Clo. Would you have a love-song, or a song of good life?
Sir To. A love-song, a love-song.
Sir And. Ay, ay; I care not for good life.
Clo. O mistress mine! where are you roaming? O! stay and hear; your true love’s coming, That can sing both high and low. Trip no further, pretty sweeting; Journeys end in lovers meeting, Every wise man’s son doth know. [1, II, III]

Если задумалась его хозяйка — он постарается её развлечь острым словцом, для того его держат:

Oli. Take the fool away.
Clo. Do you not hear, fellows? Take away the lady.[1, I, III]

И в шутке над нелепым Мальволио он примет самое деятельное участие:

Mal. [Within] Who calls there?
Clo. Sir Topas, the curate, who comes to visit Malvolio the lunatic.
Mal. Sir Topas, Sir Topas, good Sir Topas, go to my lady.
Clo. Out, hyperbolical fiend! how vexest thou this man! Talkest thou nothing but of ladies?
Sir To. Well said, Master Parson.
Mal. [Within.] Sir Topas, never was man thus wronged. Good Sir Topas, do not think I am mad: they have laid me here in hideous darkness. [1, IV, II]

И именно он закончит пьесу, приплясывая и припевая, обещая зрителям «стараться угождать им и впредь», и своей беззаботной песенкой вкладывая в комедию широкое содержание, как бы переводя мысль зрителей от узкого мира сцены к бесконечному миру жизни:

A great while ago the world begun,

With hey, ho, the wind and the rain;

But that’s all one, our play is done,

And we’ll strive to please you every day. [1, V, I]

Не сэр Тоби, а он составил бы подходящую пару Марии, ловкой и бойкой горничной графини Оливии. «Ищейка лучшей крови» — это название, брошенное сэром Тоби, хорошо подходит к ней; у неё есть чутье, которое выведет ее, куда ей надо. Из горничной эта маленькая плутовка — «thou most excellent devil of wit!», как называет ее Тоби — становится родственницей хозяйки, женой сэра Тоби, которого привела в восторг своей проделкой над Мальволио:

Sir To. Here comes the little villain.
Enter MARIA.
How now, my metal of India!

Мальволио, этого надутого и самомнительного человека, Мария называет «akindofpuritan» («кто-то вроде пуританина»), так как его поведение мало согласно с духом беззаботного наслаждения жизнью, господствующим в пьесе. Но Мальволио совсем не пуританин — он лицемер, какие есть везде. Он «проповедует вино, а сам пьет воду» и мечтает быть графом Мальволио, — «сижу в великолепном кресле, сзываю вокруг себя моих подчиненных, сижу в бархатном цветистом халате, только что встав с постели, где оставил Оливию спящей». В сущности, он не так глуп — дураком сделало его невыносимое лакейское высокомерие и самомнение :

Mar. How do you, Malvolio?
Mal. At your request! Yes; nightingales answer daws. [1, III, IV]

Его пресная мораль терпит поражение не потому, что она ложна, но потому, что такой проповедник делает ее ложной. Это прямая противоположность, например, шуту, который хорошо определяет их различие известной репликой: «Недаром сказал Квинапал, что умный дурак лучше глупого мудреца»; это сухой, неподатливый человек, отрезанный от мира нераздельным вниманием к себе. За все течение пьесы он не проявляет ни тени понимания того, что делается в других — вот что наиболее невыносимо в нем. Он отрицает то, что ему не нужно — смех, песни, вино. Смесь эгоизма с риторическим самодовольством — таков источник всей его коротенькой жизненной философии, на Прокрустовом ложе которой умещается только надутая и ничтожная фигурка самого Мальволио. Окружающие знают ему цену.

«Не пуританин он — чтоб его нелегкая взяла — и ничего постоянного в нем нет. Он просто флюгер, что ходит за ветром, осел, который выучил высокопарные речи и сыплет их пригоршнями», — говорит о нем Мария; «надутым индюком»называет его Фабиан ; но лучше всех определяет его сама Оливия, его милая хозяйка, когда в ответ на его грубые нападки на шута, она снисходительно, но едко замечает :

Oli. O! you are sick of self-love, Malvolio, and taste with a distempered appetite. To be generous, guiltless, and of free disposition, is to take those things for bird-bolts that you deem cannon-bullets. There is no slander in an allowed fool, though he do nothing but rail; nor no railing in a known discreet man, though he do nothing but reprove.
Clown. Now, Mercury endue thee with leasing, for thou speakest well of fools! [1, I, V]

Этим приговором Мальволио осужден задолго до того, как его свели с ума веселые домочадцы графини Оливии с задорной Марией во главе. Среди этих домочадцев главную роль играет почтенный дядюшка хозяйки, великолепный сэр Тоби Бэлч.

Он имеет нечто симпатичное, несмотря на свои пороки; сказать о нем только, что он пьяница и распутник , значит осудить его, не поняв. Безшабашный гуляка и петух, он гнусен, но забавен ; его жизненная философия эмансипировала его от всякой морали, но он и от других ничего не требует. И потому его выгодно отличает от Мальволио полная гармония между его «свинской» моралью и его «свинским» поведением. Бездельник и прихлебатель, он полон здравого смысла, которому дает выражение в насмешливом, но не злобном словечке:

Sir To. What a plague means my niece, to take the death of her brother thus? I am sure care’s an enemy to life.
Mar. By my troth, Sir Toby, you must come in earlier o’ nights: your cousin, my lady, takes great exceptions to your ill hours.
Sir To. Why, let her except before excepted.
Mar. Ay, but you must confine yourself within the modest limits of order. [1, I, III]

Веселое общество вокруг доброй бутылки вина, ловкая проделка, меткое словечко — вот что он ценит в жизни, и нужно лишь припомнить его захватывающий восторг по поводу выдумки Марии, чтобы оценить в нем настоящего ценителя веселой жизни. «Я твой — кричит он проказнице — топчи меня ногами! Хочешь, проиграю мою свободу в триктрак и сделаюсь твоим рабом на веки вечные!» И толстый рыцарь женится на плутовке горничной, — уж очень по душе ему этот «чертенок в юбке». Весьма вероятно, что в положении мужа этой находчивой и здравомыслящей особы он вынужден будет отказаться от многого, что было ему так мило в его холостой жизни. Но его неизменный почитатель, сэр Эндрю Эгьючик, верно останется при нем. Это ничтожное существо, трус, идиот и фат — одно из лучших созданий комической сцены. Трудно представить себе что либо более забавное, чем фигура, ухватки и словечки этого тупоумного спортсмена. Тощий, длинный, бескровный, он представляет собою полную противоположность своему другу и образцу, упитанному, здравомыслящему и полному жизни сэру Тоби. Но он подражает ему в мелочах — и из этого несоответствия брызжет целый каскад невыразимо комичных сцен и словечек (ими наполнена III сцена I акта):

Sir To. Pourquoi, my dear knight?	50
Sir And. What is `pourquoi?’ do or not do? I would I had bestowed that time in the tongues that I have in fencing, dancing, and bear-baiting. O! had I but followed the arts!
Sir To. Then hadst thou had an excellent head of hair.
Sir And. Why, would that have mended my hair?
Sir To. Past question; for thou seest it will not curl by nature.
Sir And. But it becomes me well enough, does ‘t not? [1, I, III]

Тоби знает свое место и попросту женится на горничной; Эндрю мечтает об Оливии и не только мечтает, а даже чувствует некоторые права на нее. В этом, впрочем, виноват сэр Тоби, который внушает Эндрю самомнение — быть может, чтобы иметь больше поводов издеваться над несчастным «вислоухим балбесом », как его называет Мария:

Mar. That quaffing and drinking will undo you: I heard my lady talk of it yesterday; and of a foolish knight that you brought in one night here to be her wooer.
Sir To. Who? Sir Andrew Aguecheek?
Mar. Ay, he.
Sir To. He’s as tall a man as any’s in Illyria.
Mar. What’s that to the purpose?
Sir To. Why, he has three thousand ducats a year. [1, I, III]

Вообще-же самомнение Эндрю не велико: он знает, что «убил все время на танцы, фехтование и охоту» и только в этих искусствах чувствует себя сильным. «Мне кажется, что я иногда не умнее самого обыкновенного человека. Но я ем много говядины — это вредит моему уму»; с этим забавным признанием может сравниться лишь знаменитая сцена между Тоби и Эндрю, едва ли превзойденная кем-нибудь по комической характеристике наивности последнего:

Sir To. What is thy excellence in a galliard, knight?
Sir And. Faith, I can cut a caper.
Sir To. And I can cut the mutton to ‘t.
Sir And. And I think I have the back-trick simply as strong as any man in Illyria. [1, I, III]

Покорное «я тоже» — таков единственный смысл всех разнообразных реплик Эндрю. Один из наиболее ярких примеров: Тоби говорит, что Мария обожает его. «И меня тоже один раз обожали», — присовокупляет его неутомимый почитатель. Сэр Эндрю в качестве объекта женского обожания — вот положение, полное непередаваемого комизма для всех , кто знает этого недоросля и раззяву.

Эпизодические лица, почти не участвующие в действии, вроде слуги Оливии Фабиана и придворных герцога Валентина и Курио, заканчивают группу персонажей, введенных в пьесу Шекспиром.

Шекспир не сделал смешными главных героев комедии, которых он нашел в источниках. Наоборот, он исполнил их того благородства, которое в художественном произведении не достигается никакими пространными исчислениями высших добродетелей, но дается лишь совокупностью незаметных мельчайших подробностей и оттенков, слагающихся в живой образ. Наименьшее преобразование в этом смысле потерпел Себастиан, брат Виолы, едва ли многим отличающихся от своих прообразов. Но и в нем заметны возвышающие черты. Себастиан так же внезапно поражен любовью, как и Виола. Цепенея, без всякого противодействия, попадает он в чудную сеть, которой его опутал случай, его восхищение слишком свежо и молодо, чтобы он мог одуматься и действовать рассудительно. Чистый и беззаботный, добрый и смелый юноша, он принимает нежданно упавшее ему с неба счастье любви лишь с слабой тенью сомнений, среди которых нет дурной мысли; пораженный, он принимает это счастье как чудо:

Seb. What relish is in this? how runs the stream?
Or I am mad, or else this is a dream:
Let fancy still my sense in Lethe steep;
If it be thus to dream, still let me sleep! [1, IV, I]

Деятельный и самостоятельный в других обстоятельствах взывающих к его мужественной натуре — например, в столкновении с Эндрю, — он здесь пассивен. Активная роль выпала на долю девушки _ Оливии. Но пожар любви, внезапно и непреоборимо охвативший ее, не лишает ее чар нежной женственности и чистоты, несмотря на слишком деятельное отношение к любви, которое ей пришлось выказать:

Oli. I do I know what, and fear to find
Mine eye too great a flatterer for my mind.	185
Fate, show thy force: ourselves we do not owe;
What is decreed must be, and be this so! [1, I, V]

Она почти равна по положению герцогу Орсино: богата и самостоятельна, стоит во главе владетельного дома; это необычное для молодой девушки положение могло легко породить в ней не только самостоятельность там, где девическая скромность повелевала бы иное поведение, но и некоторую неуравновешенность, в силу которой Оливия легко преувеличивает значение своих переживаний. Потеряв брата, она с неумеренной демонстративностью предается горю, скрывая лицо, обращаясь в затворницу, отказываясь от любви и собираясь всю жизнь посвятить памяти усопшего:

Val. So please my lord, I might not be admitted;
But from her handmaid do return this answer:
The element itself, till seven years’ heat,
Shall not behold her face at ample view;
But, like a cloistress, she will veiled walk,
And water once a day her chamber round
With eve-offending brine: all this, to season
A brother’s dead love, which she would keep fresh
And lasting in her sad remembrance. [1, I, I]