Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дело это давнишнее, но памятное, по крайней мере, для меня.
Довелось мне как – то познакомиться с одним старым кларнетистом.
Интересный, доложу вам, был человек!.. Конечно, супротив него я был тогда, сопля зелёная. А музыканта этого величали Михалычем по имени Матвей.
Я в то время проходил срочную военную службу рядовым стройбата. А вот Матвей Михалыч, был офицером, в отставке. Музыкант. Был он, надо сказать, ростика небольшого, щупловатый, поджарый такой, но, жилистый малый. Над синими его глазами нависали бровки, этаким, домиком, а под правильной формы носом, усики топорщились щёточкой. Всю свою службу прослужил он в военном оркестре, как я уже сказал, кларнетистом. Так вот, имел он музыкальное образование, причём – высшее, редкость по тем, нашим временам. Но, дирижёром как – то не стал, хотя ему предлагали не раз. Но, Матвей Михалыч, всякий раз отказывался: – Ну, не моё, говорит, – это дело, быть во главе цельного оркестра! Я, говорит, инструмент свой люблю, и никогда, слышишь, никогда не променяю его ни на что на свете и… точка! Точка!
Ну, а познакомились мы с ним, казалось, в совершенно не подходящем для этого месте, на кладбище. Да, да, именно так, на кладбище. На первый взгляд, кажется, совершенно странно!.. Но, ежели порассудить, да умом пораскинуть, то вполне, знаете ли, обыденное дело. Потому как именно там, на погосте, музыканты, наш брат духовики, чаще всего, увы, и встречаются. Ну, может ещё, где ни – будь… на танцульках, как нынче говорят, на дискотеке. Да… танцы. Одно слово – танцплощадка, кружащиеся пары и – оркестр!..
Ну, понятно, известное дело, как водится, закурили, разговорились, то, сё, слово за слово… И на этом казалось и всё, завершилось случайное наше знакомство, мало ли встреч – то бывает… Но, вот судьба… Судьба, она распорядилась иначе, по своему.
Оказалось, что инструменты нашего оркестра на починку относили как раз в мастерскую и именно – Матвея Михалыча. Но, я – то про это ничего не ведал, не знал!.. И вот как – то на очередной вечерней репетиции моя труба, помповая, так сказать – «захворала». Стали западать кнопки, помпы ли отказали или ещё чего, не знаю. Но, что делать? А дирижёр наш, старшина, руководитель оркестра, осмотрев трубу мою, заключил: – Знаешь, в починку её надо, ага. Иди – кА, голубчик да выписывай увольнительную на пару часиков, да неси – кА голубушку свою, родимую, в мастерскую к… Матвею Михалычу! Что я незамедлительно собственно и выполнил.
Рассуждение „Слово-дело великое”
... тактичность, нежность и аккуратность, строгость и справедливость. Сочинение «Слово — дело великое» Очень часто мы не уделяем должного внимания тем словам, что ненароком обронили. К большому сожалению, ... крайне бережно использовать это драгоценное оружие. Слово-дело великое. Великое потому, что словом можно объединить людей для благородных, больших дел. Словом можно выразить любовь и все тончайшие ...
Переодевшись в «парадку», так именовалась форма на выход в увольнение, я отправился по этому самому адресу, а шёл в первый раз, разыскивать знаменитую мастерскую Михалыча.
Нашёл надо сказать довольно быстро, оказалось совсем недалеко от нашего отряда. Маленькая такая холупочка, серенькая, невзрачненькая, а подишь ты – мастерская. Но, дверь – то, мне, увы, не повезло, дверь в мастерскую была заперта. Время обеденное, видимо и Михалыч наш, ушёл на «перекус».
Ну, что делать? Присел, закурил, разглядывая свою «хворенькую» трубу, размышлял. Да вот, гражданка, воля вольная… Ну, про дом, понятно, накатило, солдат всё – таки, душа так слегка, знаете ли, заныла, затрепетала, затосковала… Ветерок шалый гонял сухие листья под ногами редких прохожих. Но, вот на солнышко стали наползать тучки, придавая дню вечернее, пасмурное настроение, брызнув за одним серой краской на всё окружающее и, само собой на наши души людские, в том числе.
- Хо – хо – хо!? Это кто ж тут грустит – то, вздыхает? – раздался знакомый тенорок. Хозяин прибыл с обеда, обрадовался я.
- Хе – хе – хе, вот те нате, знакомые всё лица, здрасте – пожалте!..
– посмеивался добродушно он.
- Здравия желаю, Матвей Михалыч! – автоматом я выкинул шаблонное воинское приветствие.
– Да ладно ты!.. Чё, брат, удивлён – поражён!? А? А – а… – растянул Михалыч смачно гласную букву А. – Да, служивый, занимаюсь вот, исцелением душ инструмента. А чего ещё делать – то музыканту на пенсии, а? Да и дело это нравится опять же сие благородное. Ты давай входи, будет киснуть – то, входи!..
И вы знаете, внутри мастерская неожиданно показалась весьма уютной. Да. По стенам, на полочках висели, лежали аккуратненько этак инструменты всех мастей, от деревянных, до наших медных, родных.
- Ого!.. Да у вас тут я смотрю, ни на один оркестр, – таращил я глаза. – Смотрите – кА, да и старинные даже имеются!? Здорово!.. – восхищался я, щупая, нюхая даже, каждый экземпляр.
– Давай, давай, внюхивайся, это полезная штукенция, – надевая очки, задумчиво произнёс Михалыч. Рассматривая мою трубу, мастер, держа её перед глазами, толи вслушивался во что – то, толи и в самом деле принюхивался к чуму – то, застыв на этот момент как изваяние какое египетское.
- Эй, Михалыч, что, проблемы что ли какие – то? – попытался я как – то оптимизировать ситуацию.
Михалыч, помолчав некоторое время, поставив трубу мою на раструб, мундштуком вверх, произнёс: – Да, паря, устала она у тебя, понимаешь ли, устала. – повторил он, включая электрочайник.
- Я не понял, вы про что, про усталость металла что ли? – пытался я понять направление мысли Михалыча.
Мастер хитро улыбаясь, вымолвил: – Чай пить будем. Чаёк у меня – Во! – выразительно поднял он вверх большой палец. – Отменный, особенный!.. Любишь чаи – то гонять, а? – тянул с ответом мастер.
Надо признаться, тогда с чаем в стране нашей, была, мягко говоря, напряжёнка. Продукт дефицитный, редкостный, а потому приглашение к чаю, я воспринял как нечто особенное, приятное что ли, хлебосольное даже.
- Ну, так что, что там про усталость эту вашу самую? – слегка приободрившись, всё же интересовался я.
А чайник закипел довольно быстро и через мгновение мы уже сидели, распивали душистый, забористый, особой заварки чаёк.
Проблема творчества в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
... билета напоминает пренебрежение к деньгам Левия Матвея – ученика и друга Иешуа. Творчество и мастер Конечно, наиболее полно в романе «Мастер и Маргарита» проблема творчества раскрывается на примере мастера. Его нельзя ... литературы. Словно оттесняя тему покоя и дома, истории и судьбы, главных для «Белой гвардии», в роман «Мастер и Маргарита» вступает тема искусства. На исходе мая в Москву со своей ...
Понятное дело в армии нас кормили хорошо, но, чай вот, выдавали, я извиняюсь, ополоски ополосками. А этот, хозяйский чаёк, был произведением, прямо таки искусства, не меньше. Я знаю, многие русские любят «пошвыркать» этот благороднейший напиток, посидеть, поболякать, то, сё… А то всё говорят, алкаши да алкаши. Увольте, господа хорошие!..
– Понимаешь, парень, все люди имеют душу. Про иных, правда, говорят, мол бездушный человек, то, сё… – прихлёбывая чаёк, продолжил неожиданно прерванный наш разговор, Михалыч. – А инструменты они ж творение рук человеческих. Творение, именно – творение! Так вот, обладатели этих чудо рук, люди явно душевные, благородные, потому как чувствительные они, творцы – то эти самые. То есть выходит душевные, значит, чувствительные. – разомлев, философствовал наш бывалый музыкант.
Пока я размышлял над сказанным, Михалыч между делом, достал какой – то ящичек, и стал извлекать из него необходимый инструментарий.
Еле сдерживаясь от распирающего меня смеха, ага, подумал я, вот тебе и душа, внутренне похохатывая. Ну – ну, поглядим – увидим о чём дальше – то польётся слово философское!? Скептически так, внутренне, ликовал я.
А Михалыч, как ни в чём не бывало, будто и не замечая моего сарказма, продолжал, копаясь в таинственном своём сундучке.
Сидишь, бывало вот так вот, один на один с имя, – обвёл он взглядом инструменты свои, – и слушаешь, понимаешь, слушаешь, о чём они говорят, вздыхают, шепчутся…
У меня, знаете ли, морозец пробежал по коже!..
- Кто, говорю, шепчется? – прошипел я вопросительно, точно гусь.
- Как кто? – театрально – патетически воскликнул мастер, – инструменты!
Вот, слышишь, весят, лежат… и вздыхают, вздыхают… – поглаживая мою трубу, мистически вскинул он свои бровки – домики.
- Знаешь, почему она у тебя прихворнула? – глядя мимо меня спросил он докторским тоном. – М? М… Не знаешь… Предчувствует она расставание. – прикуривая, сочувственно как – то, молвил Матвей Михалыч.
- Да что вы, ей Богу, в самом деле, со мной как с пацаном, каким!? Шепчутся, говорят… Это ж патология какая – то.
Прямо 6 палата получается Чеховская, один в один. – горячился я.
А мастер, подыскивая какой – то нужный ему инструмент, хмыкнув, продолжал в прежней тональности.
- Ты когда, голубчик, призывался – то, а? Скоро, небось, на дембиль… – дипломатически, умело отразил мой нахрапистый наскок Михалыч.
- Дембель, дембель… Да при чём здесь дембиль? Ну, скоро, через пару месяцев наверное, сами знаете, после приказа.
– не понимая логики разговора, пробурчал обиженно я.
- Вот видишь, скоро стало быть. – разминая суставы пальцев, загадочно как – то, молвил он. – А она, бедолага, чувствует это, понимаешь? Чувствует. – повторил мастер, пробиваясь к моей, не окрепшей ещё, молодой душе.
